- Это ты о себе? - полюбопытствовала Ив.
- Это он о себе, - сказал за Эрика брат, - ты, знаешь, Ив, он не так уж неправ. Лютнисты всегда славились пылким нравом, и мало кто может сказать, что наш малыш не из таких.
- Спасибо, братишка, - рассмеялся Эрик, - так авторитетно обо мне не говорили давно. Особенно ты!
- Не стоит, - серьезно сказал Эмиль, - это только половина правды, а вторая половина заключается в том, что если бы ты хоть немного занимался на инструменте, то Кубок Солнца взял бы ты, а не Рирр-Ключник.
- Ладно... - отмахнулся Эрик и начал, было, новую тираду, но тут дорога изогнулась, и мы влетели из-за поворота прямо в чей-то обоз. К счастью, лошади успели остановиться, ведь мы не слишком гнали. Обоз стоял в гордом одиночестве, а поперек дороги лежали как попало наваленные деревья. Целая просека выкорчеванных с корнем лип и берез. Немудрено, что обоз застрял здесь надолго. Впечатление было такое, как будто громадная мандгора проломила свою собственную дорогу в столицу.
Деревья лежали кронами в пыли, ветви были разбиты и растерзаны в щепки, корабельной сосной придавило куропатку. Ужасное зрелище! Мы боялись догадываться о том, что могло обладать такой варварской силой. Не сговариваясь и не слезая с коней, мы схватились за арбалеты. Руны молчали. Ураган ушел далеко отсюда, он не рассчитал сил и промахнулся, свернув здесь с дороги куда раньше нас...
- Батюшки! Ничего себе... - Ив первая слезла с лошади, и оглядела следы разбоя. - Так ведь совсем недавно эта гадость пыталась разрушить наш дом, но не сумела....
- В нем было меньше силы... - сказала я и тоже подошла к поваленным деревьям. - Он был еще сонным младенцем... - я оглянулась, просека уходила сквозь весь лес до самого горизонта, - Теперь ему по плечу не только Дом с Золотым Флюгером.
- Да уж, - Эрик почесал макушку и перекинул веревку Эмилю: они отодвигали с дороги осину, чтобы лошади могли пройти, - размах - закачаешься! Вон ту сосну не сдвинет с места и восьмибалльный шторм. - Эрик выпрямился, вытер рукавом лоб и понизил голос. - И откуда они такие свалились на нашу голову?!
- Ведьма знает! Дела мутные, и прямо скажем, неутешительные! - Эмиль натянул веревку, и осина отвалилась в сторону. - Потреплют ветра королевство!
- Потреплют...
- Вот я и думаю...
- Экий ты, право, человек, Эм! Два десятка лет тебя знаю - два десятка лет удивляюсь! Что проку голову ломать? Где ж их взять - ветра-то? Сам Хранитель тебе объяснил - до времени ничего не узнаешь! Я, может, и так изо всех сил терплю, думаешь мне по душе, что творится?! Поехали, дороги-то еще до вечера!
- Да пойми ж ты, пустая головешка, - бросил поводья Эмиль, - мертвым арбалеты не очень-то пригодятся! Да и ждать некогда! Вон, гляди, красота какая! Они себе гуляют, а мы чего дожидаемся? Я скажу, ты - послушай! Ветер не разбить изнутри, он должен быть над тобой или под тобой: так, чтобы видеть руны!
- Я спорю? Скажи это Итте! Дураку ясно - посторониться надо ветряных чар, а она - фьють, и в самый Туман!
- Вот уж точно! - Эмиль посмотрел на меня строго. - Я буду очень признателен, если ты придержишь свой пыл! Твоя задача - Ветер и Улен! Слушай свой хваленый дар!
Вот так! Будто и не было вчерашнего разговора, в котором я открыла Эмилю тайну...
С трудом перебравшись через бурелом, лошади принялись жадно пить из придорожной канавы. Погибшие бессмысленной смертью деревья укрылись дорожной пылью, как саваном, а мертвые птицы, не успевшие и вспорхнуть перед смертью, горечью отравляли мысли: "Вот стану птицей, - подумала я, - упаду ничком в сырую землю, но и тогда никто не пожалеет меня. Переступят, оглянутся, да тотчас забудут". Во мне кипела самая скверная обида, та, которую порождает бессилие.
Вскоре мы уже хорошо узнавали окрестности. Вот предместья королевских полей, вон мельница на отшибе, а там водяная вышка. Кони несли нас вперед, дорога стала куда лучше, и когда, наконец, началась мостовая, мы увидели обозы, идущие со стороны Северного тракта, и всадников, сопровождающих богатые повозки. Башни Алъеря взвивались высоко в небо, и золотые флаги гордо реяли в небесной синеве.
В общем-то, я любила Алъерь. Не то чтобы я смогла жить среди каменных улиц и шумных площадей, где совсем нет деревьев, нет, но приехать сюда - настоящий праздник! Алъерь великолепен, в нем вряд ли бывает скучно, а вот одиноко может быть вполне.
Окна распахиваются здесь навстречу друг другу, и кухарки могут сплетничать, не выходя из дома. С весны до глубокой осени балконы, скверы и парки изобилуют цветами. Пышные, яркие, всегда праздничные цветочные гирлянды заставляют пестреть и без того лишенные чувства меры городские улицы.
Королевская столица окружена стеною со сторожевыми башнями, на них не дремлют лучники, и в случае нашествия какой-нибудь взбесившейся ведьмы или чего покруче всегда готовы натянуть тетиву. Только вот против ветра их луки бессильны. Ров вдоль стены давно уже служит только для одного: для гонок на морских кахлах или, попросту говоря, вместо беговой дорожки. Королевская площадь выложена белым кирпичом, и башни королевского замка, похожие на изысканно украшенные крепкие стрелы, уходят к самому Солнцу. В центре - башня Алъерьских королей, фамильная башня, в ней испокон веков совершается таинство коронации.
Королевский концертный зал совсем рядом - на площади Музыки. По воскресеньям там играет фуги уличный орган, а в праздник Малой Луны он не умолкает до рассвета. Менестрели, балаганщики и бродячие поэты выступают именно там, но крытый зал - зал для серьезной музыки. Он распахивает свои двери только для тех, кто чисто одет и ведет себя как подобает. Поэтому трубочистам и приезжим крестьянам проходится посещать сначала городского цирюльника, затем приобретать бабочку на рубашку, а уж потом смело входить в огромные резные двери святилища музыки... Но если бы кто спросил меня, то я бы сказала, что непременно хочу попасть в Лабиринт картин.
Тысячи всяких полотен выставлены в широких стеклянных коридорах, даря одиночество каждому, кто хочет уединиться в волшебном мире цвета, формы и линии. Картин так много, что не только у обывателя, даже у мастера не хватит терпения побыть наедине с каждой. Но как бы вы не спешили, мимо самой дивной картины вам не удастся пройти. Она одна. Реликвия старого мира, волшебная картина, чудом сохранившаяся до наших дней. Увидишь ее - позабудешь обо всем и тотчас перенесешься в Древний Мир. Окажешься там, где жаркий августовский вечер покидает дикие поля так же медленно, как ночь насыщается прохладой, где пасутся яки и уутуры, никогда не видавшие человека, и где тонкий серпик Древней Луны поет о том, что видел своими глазами начало бытия....
Спросишь друзей, но они вам скажут - нет, картина отправила их в дивный город, где дома растут не вверх, а под землю, где женщины прячут под шалями лица и огромные животные бродят по улицам и кланяются вам. Вы покинете Лабиринт и покинете столицу, но Картина Древности непременно придет в ваши сны. Пройдет время, и вы поймете, что, не рассмотрев ее до конца, многое упустили. Изо дня в день детали полотна станут являться вам все ярче и подробнее, но когда в вашем воображении картина будет казаться законченной, она вдруг начисто исчезнет из вашей памяти, и вы вспомните только ее название - "Таллиган"...
Городские ворота оказались распахнутыми, стража зевала и вяло поглядывала за рабочими, которые возводили у рва мостки: гонки все-таки будут. Еще бы, в столицу спешили и спешили жители королевства: торговцы, фермеры, любители музыки, водных гонок и праздника. Среди всадников Ив разглядела кое-кого в Туоновской праздничной форме. Когда мы учились, мы почти не надевали ее, форма не могла соперничать с джинсами и клетчатыми рубашками, да и потом, ребята выросли из нее раньше чем поступили на первый курс.
Мы проскакали мимо стражи, и каменные трехэтажные громады окружили нас уличной паутиной. Вряд ли здесь увидишь как восходит солнце или как туманом стелятся ночные поля. Здесь недолго и затеряться, поэтому хорошо, что мы знали как действовать дальше: по третьей узкой улочке до угла, затем направо и там, за лавкой сапожника, есть "Сестра Куки", трактир, где всегда, даже в праздник, можно раздобыть свободную комнату.