Я осталась довольна результатом, гордость распирала. Хотелось сделать еще что-нибудь полезное. Может, даже посадить табак. Но все же лучше покрасить какую-нибудь важную вещь. Краски-то оставалось много. Хватило бы на целую рыбацкую лодку, и не на хлипкую плоскодонку, а, пожалуй, на средненький одно парусный баркас.

Это могло порадовать ребят. Они как раз присматривали себе ялик. А, на мой взгляд, ялик просто обязан быть белым, как лебединое крыло.

Не в силах подавить искушение похвастаться новенькой верандой и озвучить свое царское предложение на счет ялика, я положила флейц на открытую банку и отправилась к мальчишкам.

Ребята копали картофельные грядки и спорили. Обычное, в общем-то, дело. Я явилась как раз в тот момент, когда возмущенный Эрик вонзил лопату в землю намертво, одной рукой держась за нее, как за мачту, а другой - отчаянно жестикулируя.

– Какой же это панцырь? Просто чешуя! – горячился он. – Меч возьмет ее на раз, отвечаю!

– Чем отвечаешь? – невозмутимо продолжая копать, парировал Эмиль. – Говорю же: сломаешь меч. А уж тем более зубочистку эту – клинок свой. Только стрела одолеет мандгору. Да и то, целься в глаз. Если попадешь, конечно!

– Попаду! Будь покоен! – заводился Эрик. – Будто я мандгору не видел! Видел! Вот так же близко, как тебя, упрямого болвана! Чешуя у нее так – пшик, тоньше рыбьей! Спорим, я докажу!

– Докажешь? И каким таким волшебным образом? – поинтересовался Эмиль, разбив острым краем лопаты земляной ком.

– Поймаем ее в Желтом Лесу! Вот выберемся туда и поймаем! Как еще-то? – разгоряченный Эрик попытался выдернуть свою лопату из земли, но не тут-то было – лопата не поддавалась.

– Ладно! – согласился Эмиль, наконец, прекратив копать и выпрямившись. – Проверим! Но, учти! Если меч не выдержит, будешь носить красную повязку на голове до следующего солнцеворота. Забили?

– Красную повязку?! Позор Гильдии? – возмутился Эрик. – Ну уж дудки! Не забили! И не надейся!

– Тогда не о чем говорить! – удовлетворенно подвел итог Эмиль и снова ковырнул лопатой чернозем.

– Спорите?! – вмешалась я. – Привет!

Тут ребята наконец-то заметили, что я стою невдалеке у яблони и подслушиваю. Эрик зыркнул на меня оценивающе: пригожусь – не пригожусь. Затем вытер перчаткой веснушчатый нос и решил рискнуть:

– Итта, вот хоть ты скажи! Возьмет меч мандгору или нет?

– Понятия не имею! – честно ответила я. – А как тут у вас с огородом?

– Думаю, лучше, чем у тебя с табачком, – справедливо предположил Эмиль. – А если бы Эр меньше болтал всякие небылицы, а работал, было бы вообще отлично.

Строгие губы Эмиля на миг вытянулись в самодовольную улыбку. И откуда он узнал, что я не прикасалась к табачным делянкам?

– Между прочим, холодно для табака, – обиженно ответила я. – Ночью может приморозить.

Желание говорить о веранде, а уж тем более о ялике сразу улетучилось.

– Ты придумала или правда чуешь, что приморозит? – с иронией спросил Эмиль.

– Не все ли равно?! – окончательно разобидевшись, бросила я в ответ. – Ты все равно все по-своему сделаешь! Что же касается мандгоры, думаю, Эрик прав: меч возьмет ее на раз! Наточите только мечи свои. А то заржавели, наверное, за две зимы-то.

На этой фразе я поспешила убраться подобру-поздорову, пока Эмиль не придумал очередную колкость. Но он только посмеялся мне вслед.

Свежевыкрашенная веранда выглядела просто прекрасно, но меня заботило, что окна теперь точно придется мыть, потому что стало слишком заметно, какие они грязные. Раздумывая над тем, что сделать раньше: помыть окна или покрасить рамы, я совершила непростительный шаг назад и, конечно, перевернула банку с краской. На кирпичной дорожке тут же появилась молочная лужа в форме большущего кленового листа.

«Плакал наш белый ялик!» – с досадой подумала я.

Вот в тот момент все и началось.

Словно кто-то невидимый щелкнул пальцами около уха, и я услышала чужую тревогу. Прибрежный шиповник, растущий на самом высоком откосе, заметил далеко в море странные волны, а вслед за шиповником заголосили чайки, кружащие над мелью у Пустых Островов. Предчувствие, живущее во мне с прошлой весны, всколыхнулось под горло, лопнуло там и переросло в ощущение ветра. Накатило осознание стремительности и неизбежности, потемнело в глазах. Ветер ворвался в меня, из всех чувств оставляя только стук сердца у самого горла: опасно! Я огляделась – тишина, ни ветки не дрогнуло. Флюгер продолжал указывать на северо-запад, а ветер мчал с востока, мчал прямо на нас.

Я заорала что есть мочи, так, что ребята поняли - не шучу и прибежали сразу.

– Быстро в дом! – распахивая дверь, приказала я.

Они перемахнули через разлитую краску и влетели на крыльцо.

Эмиль придавил дверь плечом, пропуская вперед меня и брата. Рукав его зеленой рабочей куртки сразу стал белым.

– Что случилось? – спросил он.

– То самое! – ответила я, когда защелкнула дверную задвижку. Я все еще сердилась на него, но сейчас было не до обид. – Ветер! Очень сильный ветер!

– Подумаешь! – фыркнул Эрик и плюхнулся в кресло в гостиной. – Давно пора! Погода – ни рыба, ни мясо. Ни тебе солнышка, ни тебе дождика…

Я не слушала. По лесам, задевая море, летело нечто, явившееся откуда ни возьмись. Подобно внезапному крику зверя, шум шелестящего воздуха вдруг огласил долину, и ветер, словно птица, бросающаяся за добычей в воду, камнем упал на нас. Дом вздрогнул от неожиданности, стекла зазвенели, Эрик бросился к окну, но я удержала его:

– Не смей!

– Да что такого-то? – огрызнулся он, но к окну подходить не стал.

Дом затрясло, в трубе завыло, камин потух, и пепел облаком вылетел из него в комнату. Что-то зазвенело на крыше, и почти сразу же на лестнице, что ведет на второй этаж прямо из гостиной, показалась Ив. В одной рубашке, со следами подушки на щеке, она перевесилась через перила и спросила:

– Ребята, это что? Буря? У нас в спальне окно разбилось!

В подтверждение сказанного ветер насел на окна, и они прогнулись так, точно были сделаны из рыбьего пузыря.

– Какой-то ведьмовый ветер... – сообщил Эрик. – Итта загнала нас в дом. Малышка, да ты еще спишь. Посиди-ка здесь, под моим присмотром. – С этими словами Эрик вбежал по лестнице на второй этаж, подхватил Ив на руки и, спустившись с добычей в гостиную, усадил девушку в кресло.

В тот миг раздался жуткий грохот на крыше и осколки черепицы дождем хлынули на подоконник. Что-то огромное сползло по карнизу, а затем шарахнуло о водосточную трубу.

– Флюгер! – ахнула я, потому что услышала, как он падает в траву и катится. Тяжелый золотой флюгер катился, как перышко. Наша гордость и слава - герб музыкального отделения Туона, золотой лев с двумя хвостами лежал на земле.

Следующим порывом ветра переломило боярышник. Он вскрикнул, крона царапнула по стене дома и упала. За окнами гостиной пролетело колодезное ведро.

Метнувшись по дому, Эмиль запер щеколды на окнах, проверил чердачную дверь, а лесенку в башню подпер кочергой.

– Не выдержит твоя лопата ... – буркнул он, когда вернулся. Эрик не ответил, сидел притихший, серьезный, сидел и не сводил хмурых глаз с бушующего за окнами сада. Ив свернулась калачиком в кресле, рассыпала Эрику по плечу белые волосы. Она слушала, как истошно и яростно воет непрошеный ветер, но на ее щеках еще румянились утренние сны, Эрик был рядом и ей не было страшно. Отвалился громоотвод, повис на мгновение в воздухе, звякнул о кирпичную стену и копьем пронзил дождевую бочку.

Мне оставалось только дожидаться, когда чувство ветра, владеющее мной без остатка, пройдет. Чем быстрее это будет, тем больше надежды на то, что дом устоит. Но в камине по-прежнему свистело так, что хоть уши затыкай, окна звенели и выпрыгивали из рам, а деревья трещали и сгибались до земли.

«Сколько же людей работают сейчас в полях!» – с ужасом подумала я. – «Что с ними будет?!» Зажмурившись, я расслабила руки, как учил Улен, и заставила дар слушать холмы любимой долины. Грохот и свист приглушился в толще пространства. По ту сторону ветра царили покой и тишина. В полях ветра не было, ветра не было в долине, ветер был только у нас. Мы оказались одни в тонущей лодке, «вода» прибывала.