И вот она явилась, наступила, пришла. "Само собой", - сказал Эрик. "Так и должно быть", - подумал Эмиль. Но они-то уж точно были рады тому, что можно свернуть плащи и подставить руки и плечи легкому теплому воздуху, чище и свежее которого и быть не может.

Луг весь блестел от росы, резные одуванчики стряхивали ее прямо нам под ноги, ботинки промокли, а края джинсов потемнели. Вчерашний вечер обернулся чем-то туманным, казалось, всему виной был эль.

Первые солнечные лучи освещали вершины прибрежных сосен, небо ночи растворялось над Хвойным Лесом, впереди открывалось небо дня. Мы шли навстречу морю, и, казалось, оно тоже идет навстречу нам. "Дождалось, дождалось..." - шептало море. "Дождались, дождались..." - думали мы, и спешили и тянули свои рюкзаки и арбалеты.

И все же мы опоздали. Когда луга и прибрежные сосны остались позади, мы ступили на скрипучий песок и увидели, что солнце почти родилось и алым надкушенным яблоком висит у горизонта. Жаром его неторопливо наливалось небо, последние облака таяли, размывая по синеве тусклые искры звезд. Голубое море дышало ровно и глубоко, с каждым вдохом оно окатывало береговые камни и с каждым выдохом - отступало. Я знала: теперь до самой осени в нем будет отражаться небо.

С севера земли пропадали за поворотом, Долина Зеленых Холмов уходила вглубь полуострова, и ее берега скрывались из глаз. Зато на юге, в утреннем свете, прекрасно различались корабли и шпили Купеческой Гавани. Хорошо бы Тигиль оказался дома. Строгий и молчаливый Тигиль, друг Эмиля по Туону, специалист по морским кахлам, он помог бы нам поскорее купить лошадей, а, может, и дал бы дельный совет.

Мы проводили солнце в его привычный путь, и пошли вдоль берега, оставляя на песке запутанные следы - четыре огромных ботинка, ступня в ступню ромбиком, два небольших, с полосатой подошвой, и два крохотных сапожка, с каблучком и бляшкою. Перед нами лежали девять верст морских камней и песка.

Во время шторма море обнажает камни, лижет могучие серые бока, и бросает горстями на берег камни малые - бусы берегов. Прекраснее любого украшения и таинственнее любых сокровищ, они ждут, что я протяну к ним руки. И я тяну, собираю горсть самых дивных, несу в ладошке, слушая тихие морские песни. В них кроется вечность, в каждом причудливом камне - города и моря, судьбы древних, тех, кто однажды касался их совершенной глади. Положу в карман - камни чисты, как неисписанный лист бумаги, и так же как лист бумаги томительны и многообещающи. Их - пять, серый с зеленым ошейником, точно трава обернулась вокруг меча, желтый - одетый россыпью карминовых запятых, черный с базальтовым узором, и чистый белый без единой точечки. На пятом камне море нарисовало алое крыло дракона, а, может, лилию. Вздохнув, я рассыпала камни в песок. В кармане джинсов осталось только крыло дракона. Я всегда уношу с моря не больше одного камня...

Ив рассуждала о Гавани, по ее убеждению, главное, что необходимо было там купить, находилось в лавке для музыкантов. Об этом она и спорила с Эмилем.

Эрик снял ботинки, связал шнурками и перекинул через плечо, теперь плечи у него были заняты. Он потрогал море большим пальцем ноги.

- Что, холодно? - поинтересовался Эмиль.

- Ничуть! - тут же ответил Эрик, и ему ничего не оставалось, как, скрипя зубами, зайти в воду по самые щиколотки.

Я задела волну рукой, она была холодная, свежая. " Можно привыкнуть", - подумала я. Эрик привык, он шлепал по воде, стараясь повторять очертания набегавшей волны, и насвистывал: " Не мечом, не шпагою, лишь одной отвагою... "

-- Эр, - обратился к брату Эмиль, - гитара - это, конечно, вовсе неплохо, а как на счет сыграть что-нибудь вместе?

-- Погоди, - Эрик поднял ногой целый фонтан брызг, - вот остановимся на привал и сыграем, даже хотя бы и эту, или "За лесами, за горами ходят кунты с бородами..."

-- Да нет, при чем тут колыбельные песни? Я говорю о нормальной музыке, - Эмиль бросил в море плоский камушек, камушек подпрыгнул четыре раза, а на пятом блинчике ушел под воду.

-- Ну, можно и нормальную... - разочарованно вздохнул Эрик и задумался. - Ив, как ты на счет сонаты Магаджио ди Пра?

Пока Ив вспоминала тональность, Эрик тоже раздобыл плоский камень и швырнул его в воду - только три раза, Эмиль довольно ухмыльнулся. "Хвастун!" - подумала я.

-- Ми-бемоль мажор! - помог Эмиль. - И, между прочим, на чердаке есть ноты его трех частных пьес. Что скажете?

-- Что тут скажешь? - удивилась Ив. - Музыка красивая, верно. Ты собираешься играть без контрабаса?

Но Эмиль все продумал наперед:

- Эрик возьмет бас-гитару, верно, Эр?

-- Взять то, конечно, можно, - неохотно согласился Эрик, - только вот без двух струн она будет очень напоминать барабан. Я все гадал, каким образом струны могли порваться сами, но после твоего вчерашнего дебюта, братишка, мне открылись глаза на многое.

-- Струны купим, раз уж все равно заходить в лавку. - Эмиль был неумолим, но если бы не он, Эрик давно бы уже плюнул на серьезную музыку.

-- Привычные формы играть не интересно! - обречено вздохнул Эрик. - Дюжина лет - может, хватит? Музыка должна развиваться...

Музыка.... За такое долгое время дружбы с одним из лучших лютнистов королевства, с кавалером ордена Хрустальной Флейты и с виртуозной скрипачкой, я по-прежнему не знала языка, на котором они сейчас разговаривали. Всякий раз, когда это начиналось, я думала, что если, как они, проникну внутрь музыки, она перестанет наполнять меня тем необъяснимым вдохновением, которое помогает увидеть и почувствовать то, что без музыки недостижимо. Я видела музыку, а они понимали ее. Они знали все тайны ее рождения, могли делать ее, могли о ней говорить, судить и даже высмеивать, но без нее они не могли прожить и дня...

-- Хочешь выкидывать мелодию? - уже нетерпеливо и раздраженно говорил брату Эмиль, - Вперед! Только не думай, что это имеет отношение к тому, чем мы с тобой занимаемся с детства!

-- Это другое! Эм, пойми, просто виртуозно исполнять музыку - всего лишь и с п о л н я т ь! - Эрик поспешно смахнул со лба волосы. - Я же хочу создать новое! Такое, чтобы душа разорвалась по струнам!

-- А от Амслея не разрывается? - упрямо спросил Эмиль.

-- Я - не Амслей! "Галеры", да и другие произведения не идут ни в какое сравнение с музыкой новых дней... Не путай, я говорю о другой музыке в принципе!

-- Чем тебе помешала мелодия? Без нее музыки не останется!

-- Посмотрим!

-- И смотреть нечего! Ты, братишка, просто не можешь жить без выкрутасов, вот в чем причина стиля "Бешеный блюз"!

-- Если бы ты не играл вчера своими руками этот ведьмин блюз, я бы сейчас заехал тебе по переносице... братишка! - в сердцах выпалил Эрик и запустил следующий камень в скачки по волнам.

-- Бесись сколько угодно, а с канонами придется мириться, - без обиды ответил Эмиль. - Музыка - высшая математика! Законы у нее строгие. Измени им - и все рухнет!

-- Придет время, ты меня поймешь...

-- Я не против новой музыки, но убирать мелодию?! - посвятив себя поискам плоского камешка, Эмиль продолжал заведомо пустой спор. - Даже многоголосье всегда предполагает тему, несущую содержание сквозь все произведение. Вот попробуй выбросить из речи звук голоса и оставить только шипы и призвуки! Весь смысл пропадет!

-- Верно, а тебе не приходило в голову, что за всем этим появится новый смысл?

-- Спорить с тобой бесполезно! - провожая взглядом летящий камешек, подытожил Эмиль.

-- Могу подписаться! - процедил Эрик.

Терпение мое иссякло. Мне нравилась любая хорошая музыка, и по сути было все равно по каким законам она построена... Пусть говорят, я отдала Эмилю рюкзак: "Держи, одну минуту..." - и побежала по берегу. Стоило только раскинуть руки, как тело мое собралось в тугую струну, морская соль защипала язык, я дышала так глубоко, что во мне до краев плескалась весенняя свобода. Я неслась и неслась и когда оказалась достаточно далеко, закричала, так громко и так неистово, что вся живущая во мне страсть, энергия и сила зазвенели эхом в прибрежных соснах. Я была, как освободившаяся птица, как чайка, что парила в синеве небес, как ветер, вольный весенний ветер, настоящий, а не какой-нибудь там...