— Вы похитили подавальщицу из «Причуды»! — воскликнул он.
— Блудница просто нуждалась в объятиях Безымянного! Ее распутство на самом деле явно звало о помощи. Мы нашли вас в ее комнате, оба вы вырубились от выпивки. В отличие от девушки, тебе не предоставят возможности искать утешения в темноте.
— Нет?
— Нет. Ты, малыш, был избран.
— Избран для чего? — спросил Коул.
Повозка громыхнула на дорожной колдобине, его задницу пронзила острая боль; появилось дурное предчувствие: он понял, что его ожидает.
— Для смерти. Если ты станешь жертвой трехглазому демону, это поможет приблизить мир к благословенным объятиям тьмы.
Коул испустил глубокий вздох. Мгновением позже подавил зевок. Надап нахмурился.
— Известие о надвигающейся смерти вызывает у тебя скуку? — Адепт культа извлек из–под своих одеяний Проклятие Мага и помахал им перед носом юноши. — Может, выколоть тебе глаза этим чудным кинжалом?
Даварус отпрянул, вновь проклиная собственное невезение. Он должен был доставить послание советнице Лоскутного короля. Каждая секунда, которую он проводил связанным в этой телеге, — потеря времени.
— Куда ты меня везешь? — спросил он.
— Мы почти приехали. Там увидишь — если до того захочешь сохранить глаза.
Коул смиренно кивнул. Он снова попробовал свои путы. Поблизости из дна повозки торчал зазубренный кусок металла, в былые дни он бы уже украдкой тер об него веревку, готовясь схватить Проклятие Мага, как только путы упадут и его руки окажутся свободны.
Так бы он поступил тогда, когда еще воображал себя героем. Теперь более вероятно, что его убьют. И очень возможно, он так тут напортачил, что и девушку убьют тоже.
Его захлестнуло отчаяние. Приятный землистый запах сельской местности сменился вонью большого города, и с передка повозки донеслось:
— Мы почти у западных ворот. Заткните пленникам рты.
Надап засунул в рот Коулу грязную тряпку, и парня затошнило. Культист пошел взглянуть на девушку, которая еще спала, ее округлая грудь ритмично поднималась и опускалась. Пожав плечами, он повернулся и сказал вознице:
— Парню заткнул. С Шармэн проблем не будет.
«Шармэн?» Уставившись на тарбоннскую девушку, Даварус призадумался: что же произошло в ее комнате в таверне, прежде чем яд, подсыпанный в выпивку, вырубил его напрочь. Его захлестнуло чувство вины. Он утащил ее в постель? Даварус подумал о Саше и о том, как она отзовется на эту новость. На самом деле официально они парой не считались, но отсутствие рядом с ней других мужчин могло означать лишь, что она берегла себя для него. Коул сожалел, что у него не хватало силы воли ответить ей подобным же образом, но было бы неверно лишать женщин мира Даваруса Коула. По крайней мере до тех пор, пока он не наденет кольцо на палец Саше.
Услыхав тихое мяу, он вспомнил, что уложил Полуночницу в заплечный мешок. Похоже, адепты культа еще не обнаружили котенка.
Юноша уловил голоса снаружи повозки. Они были приглушенными, поэтому он не смог разобрать, что именно говорили. Даварус попытался воззвать о помощи, но кляп заглушил его слова, и вырвался только стон. Покачиваясь, повозка снова двинулась вперед. Вскоре до него донесся шум города. Многообразие запахов вызвало одновременно чувство голода и тошноту.
«Мы в Кархейне», — подумал он. Повозка резко остановилась, и зазвучала труба.
— Солдаты, прошипел возница с облучка. — Лоскутный король посылает новых людей на юг, воевать.
Снаружи донеслась барабанная дробь маршировавших ног. Коул слышал биение сотен сердец солдат, проходивших мимо повозки. Вскоре все звуки затихли вдали, и они снова поехали дальше. Шли минуты, его лоб покрылся каплями пота. Внутри повозки было душно. Наконец он почуял кисловатую вонь, и Надап вытащил кляп.
— Мы на месте, — проворчал он.
Девушка, Шармэн, стала ворочаться, приподнимать голову и осовело озираться вокруг. Она открыла рот, собираясь что–то сказать, но Коул, перехватив ее взгляд, покачал головой.
Брезент, прикрывавший повозку, откинули, и в его глаза хлынул неяркий дневной свет. Они находились в узком переулке, заваленном всяким хламом и мутной грязью, которая выливалась из засоренной сточной трубы. Повозка закрывала ему вид на город, но Коул был вполне уверен, что они находились в одном из беднейших районов столицы Тарбонна, в трущобах, по всей вероятности.
Один из адептов культа развязал его лодыжки и схватил за руки, а другой поднял Шармэн. Надап отстучал сложную последовательность сигналов по ближайшей двери здания, столь обветшалого, что было похоже, оно вот–вот рухнет. Вскоре дверь распахнулась, и Коула втолкнули в затемненное пристанище приверженцев культа. В кромешной тьме его провели по коридору, потом они завернули за угол и подошли к другой двери, из–под которой выбивался зловещий зеленый свет. Юноша чуял в воздухе смерть, она пронизывала каждый дюйм деревянного пола и стен вокруг. Позади всхлипывала Шармэн.
Дверь со скрипом отворилась, и двух пленников втолкнули в большую комнату, освещенную жаровнями, ярко горевшими в каждом углу. Адепты культа жгли какое–то странное вещество, чтобы придать пламени зеленый цвет, и от едкого запаха глаза Коула стали слезиться.
— Ты вернулся, — прошептал некто в капюшоне, сидевший, скрестив ноги, на полу в центре комнаты. — Ты привел девушку. И нежданного гостя.
Приверженец культа медленно поднялся на ноги. Он стянул с головы капюшон, и представшее перед юношей зрелище заставило его отшатнуться.
Старик выколол себе глаза, судя по неровным шрамам, окружавшим его пустые глазницы. Посреди лба огромный разрез в форме глаза открывал кость. Смотреть спокойно на результаты этого самокалечения было невозможно.
— Да, Сновидец, — ответил Надап. — Жертву Безымянному. Жителя Сонливии.
— Иностранца? — спросил тог, кого назвали Сновидцем. Он улыбнулся, открыв коричневые зубы. Его дыхание было тошнотворным. — Подходит. Городская стража не станет его искать.
— Чего вы от меня хотите? — крикнула Шармэн.
Девушка побледнела от страха. Коул снова подергал путы, но выскользнуть из них было невозможно: веревку плотно стянули узлами вокруг запястий.
— Не спрашивай, чего мы хотим от тебя, дитя, но, скорее, что мы можем для тебя сделать.
— Ты можешь меня отпустить, ты, больной придурок! — крикнула подавальщица, к удивлению Коула.
Из перепуганной девчонки Шармэн мгновенно превратилась в разъяренную фурию.
Сновидец прикоснулся морщинистой рукой к ее щеке. Она плюнула и попыталась отвернуться, но Надап, фальшивый возница, держал ее крепко.
— Внутри у тебя полная сумятица, девушка. Боль, что ты стремишься смягчить, блудодействуя без разбора с каждым мужчиной, который положит на тебя глаз.
Даварус хотел возразить на услышанное «без разбора» и — особенно — «с каждым мужчиной», но сверкание стали на поясе Сновидца и злобное выражение, с которым Надап посмотрел на него, раздавили это желание, словно дерьмо, попавшее под колесо повозки. Теперь юноша понял, в какой он опасности.
— Ты потеряла кого–то близкого, — продолжил Сновидец. — Сестру. Она была одной из тех, кто исчез до того, как Лоскутный король добился трона. Я понимаю твою боль, дитя. Мой сын погиб в войнах. Но тогда трехглазый демон пришел ко мне во снах и заговорил о Безымянном.
На фанатика стоит безусловно положиться вот в чем: при любой возможности он с энтузиазмом расскажет о том, какое кровавое дело вытащило его с утра из постели. Коул подумал, что наилучший способ выиграть время для выработки какого–нибудь плана — заставить этого человека рассказывать.
— Трехглазый демон говорил с тобой, — повторил он, стараясь, чтобы в его голосе прозвучал благоговейный страх. — А почему с тобой?
— Не только со мной. В Раздробленных государствах есть и другие Сновидцы. Мы обращаемся к заблудшим. К тем, у кого ничего нет, кого гражданские войны, которые раздирают это королевство, сделали бездомными и нищими. Безымянное предлагает нам помощь. Утешение в забвении.