Шерман молчал, пытаясь переварить. А воздух в комнате всё густел. И становился тёмным, будто повылезала отовсюду душная, липкая пыль, и повисла перед ним на громадной паутине.

Вряд ли Рита что-то напутала. А это значит – всему конец. Слишком большую ставку сделал он на этот фильм. Почти все свои деньги вложил, привлек инвесторов… А теперь что? Крах продаж? Но… из-за чего?! Можно ли что-то исправить?

– Савва Аркадьевич, вы здесь? – несмело спросила Риточка.

– Да. Спасибо, душа моя. Я созвонюсь с дистрибьютором, – еле выдавил он. И, уронив руку с телефоном на диван, растерянно скользнул взглядом по кабинету. Головная боль подступала: то рвалась у виска тонкой пульсирующей ниточкой, то прокатывалась подо лбом, разбиваясь в затылке. Шерман кое-как поднялся с дивана, подошёл к высокой горке, и, открыв застеклённую дверцу, пошарил в углу. Тёмная склянка с валокордином упала, покатилась по деревянной полке, и Савва Аркадьевич цапнул её рукой. Отвинтив крышку, замешкался – воды в кабинете нет, нечем разбавить лекарство. Но идти сейчас на кухню… Нет, в гостиной сидит Любаша, и она обязательно поймёт, что с ним что-то не так. Переполошится, начнет кричать – будто ему и без того мало.

Шерман запрокинул голову и, кривясь, вытряс в рот несколько капель. Едкая горечь мятного масла ударила в ноздри, опалила язык. Шерман постоял с минуту, и через силу шагнул к телефону.

Разговор с главой компании-дистрибьютора, Андреем Арнольдовичем Земским, ничего не дал. Только подтвердил: проблемы очень серьезные.

– Я приостановил продажи до выяснения, – сухо сказал тот. – И прошу вас, Савва Аркадьевич: не тяните.

– Надеюсь, всё обойдется, уважаемый Андрей Арнольдович, – вздохнул Шерман. – Я уж отпраздновать собирался, и надо же – такой казус! И ведь что интересно: у меня есть наш диск, я его раз десять смотрел.

– Тем не менее, возвратов очень много, – констатировал Земский. – Первый случай на моей памяти.

Шерман задумчиво повозил ладонью по столу. Да, ситуация из ряда вон. А такие всегда вызывают нехороший резонанс. Весь интернет, наверное, уже на ушах из-за этого прокола.

– Друг мой, перешлите мне несколько возвращённых дисков, – попросил Шерман. – Будем разбираться, что за черти на них поплясали. Да, и ещё. Мне бы почитать претензии от покупателей, ведь в интернет-магазинах сохранилась переписка?

Земский пообещал всё предоставить и Савва Аркадьевич уселся в кресло, ткнул в кнопку включения компьютера. Пока тот жужжал, загружаясь, набрал номер Пряниша – именно он отвечал за тиражирование фильма на компакт-дисках, и все контакты с заводом-изготовителем были у него. Но в трубке противно пискнуло, и бархатный женский голос начал: «Абонент находится вне зоны…»

– Да чтоб тебя! – выругался Шерман. Не раздумывая, набрал номер Майи.

– Милая, ты дома? Не могу Прянишу дозвониться, – посетовал он. – Попроси охрану, пусть его найдут.

– Не найдут, СаввАркадьич! – выпалила Серебрянская. – Сама искала гада.

– Майя!.. – привычно осадил ее Шерман.

– Ну а чего? Мы сегодня были у Леры Краузе, так он туда пожаловал и устроил кастинг. Напугал девчонку, а зачем? Ей и так сейчас, знаете ли, несладко.

Савва Аркадьевич устало закатил глаза. Господи, как ему надоела эта партизанская война между Майей и Прянишем!

– Звезда моя, я тебя ещё раз прошу – относись к нему мягче, – сказал Шерман. – Да, есть у Витюши недостатки, а кто без них?.. Думаешь, я без них? Я, например, по дому хожу в рванье, а ведь солидный человек.

– Знаете, дырка на коленке не так страшна, – резонно ответила Майя. – У Пряниша, например, она в голове. Через нее в черепушке сквози-и-ит, провее-е-етривается…

– Фу, Майя! Стыдись!

– Да я стыжусь, Савва Аркадьич! Но это не помогает! – ответила она с обезоруживающей честностью. Шерман невольно улыбнулся. Ну, что с нее взять? Такой уж характер: прямой, открытый. «А Витька и вправду ведёт себя глупо, – подумал он. – Действительно, зачем он к Лере заходил? Какой-то кастинг устроил. Ведёт себя как напыщенный индюк! Откуда что взялось?..»

В трубке послышался шорох и приглушённый голос Олега, телохранителя Серебрянской. Перекинувшись с ним парой фраз, она сообщила Шерману:

– Олежа пришёл, принес новые разведданные. Говорят, Пряниш в какую-то гостиницу рядом с Сочи улетел, кататься на водных лыжах.

– Как появится – срочно его ко мне! – буркнул Савва Аркадьевич.

– Что-то случилось? – насторожилась Майя. – У вас голос грустный, как у тромбона.

– Нет, милая, ничего. Просто дело срочное возникло. Ты мне скажи, как там Лера? Нашли с ней общий язык?

Пока она рассказывала – мол, отличная девчонка, подружились сразу, хотим сделать совместное шоу – Савва Аркадьевич всё крутил в руке пузырек с валокордином. Но звонкий голос Майи, её шутливый тон понемногу успокаивали его. «Может, ещё обойдется, – думал он. – Можно разослать покупателям, вернувшим диски, бесплатные экземпляры. Извиниться, дать ещё каких-нибудь плюшек… И так восстановить репутацию проекта, хотя бы частично. Ведь фильм отличный. Русский балет вообще благодатная тема…»

– СаввАркадьич, вы ещё здесь? Ладно, я чувствую, у вас там дел по горло, – сказала Майя. – Так что не буду вам надоедать разговорами о прекрасных пианистках. Спать пойду, устала я чего-то. Всё тело ломит.

Тут же забыв о Лере, Шерман глянул на старинные часы с маятником, возвышавшиеся в углу кабинета чёрной башней. Стрелки едва добрались до восьми, детское время.

– Маюш, ты не заболела? – всполошился он. – Может быть, врача? Ты уж, милая, следи за своим здоровьем. Отдыхай побольше.

– Ага, и бухай поменьше! – раздалось из-за его спины.

Он подскочил от неожиданности. Люба! Вот умеет же подкрасться незамеченной!

Шерман виновато посмотрел на жену. А та явно была настроена на скандал. Стояла, уперев руки в бока, дышала часто, выпятив нижнюю губу. Даже чёлка над смуглым лбом подрагивала от гнева.

– Что молчишь? – прищурилась она, обличающее глядя на Савву. И заговорила громко, чтобы было слышно в трубке: – Передай своей Серебрянской: если ещё будет виснуть на моем муже, я её так смычком отхожу, что ни один зритель не узнает! Шлюшка пьяная!

– Люба!.. – гаркнул Шерман, бросив телефон на стол. – Куда тебя опять понесло?! Выбирай выражения!

Но она загрохотала так, что зазвенели стекла в шкафах:

– Думаешь, Люба дура, не понимает ничего? Слепоглухая?! А что слышит – в то не верит? – и она передразнила, едва не плача: – Маюша, милая… Тьфу! Прям перед моим носом шашни крутишь, козлище ты старое! Ээ-эх, постыдился бы на молодых прыгать!

– Любаша, ну сколько можно?! – взмолился Савва Аркадьевич. – Мы по работе созваниваемся, просто по работе!

– Слышала я эту басню, уже наизусть выучила! Только, Савва, теперь к ней и картинки прилагаются! – вытащив смартфон из кармана махрового халата, она потыкала ногтем в экран и торжествующе – будто следователь, нашедший важную улику – протянула его мужу. Шерман раздражённо взял смартфон, полистал страницу соцсети. Какая-то неизвестная ему баба – может быть, подруга Любаши, шут их разберешь – выложила фотографии с юбилея Пряниша. На одном из фото подвыпившая Майя склонилась к газону, а он, держа Серебрянскую за талию, тянул её на себя – но снято было так, будто он стоит сзади, упираясь своим животом в её бедра.

– Тьфу! Ты из-за этого завелась, что ли? – с досадой спросил Шерман. – Душа моя, да она чуть не свалилась там! Я просто поймал её в нужный момент.

– Я почему-то так и думала! – с сарказмом ответила Любаша. – Ты прям герой-спаситель, Савва! А вот здесь что? Догнали тебя, бедного, расцеловали силком, и Серебрянскую сверху повесили?

Она ткнула пальцем в другую фотографию: хохочущая Майя обнимает его за шею, почти вися на нём, а на щеке Шермана алеет жирный помадный след. Савва вздохнул, понимая, что опять не сможет убедить жену в том, что никакого криминала тут нет. Ведь миллион раз объяснял: такие уж нравы в богемных кругах, публичные объятия и поцелуи в щечку абсолютно ничего не значат. Но в Любашиной голове это не укладывалось.