Гребенников осторожно встал и тихонько, чтобы не разбудить Николая, зажег примус, поставил чайник, потом сел к столу писать требования в ВСНХ, в краевой центр. Солнце уже заглядывало в комнату, и в лучах его плавали какие-то волоконца.

Кажется, только что сел он писать, а уже на косых струях тугого пара заплясала со звоном крышка чайника. Гребенников кинулся к примусу, повернул вентилек: со свистом выскочил воздух; из носика чайника раструбом пошел по комнате пар.

— Вставай, Николай, пора.

Журба открыл сонные глаза.

— Который час?

— Чай готов.

Николай потянулся и, сбросив фланелевое одеяльце, вскочил в трусах на ноги. Гребенников по давней привычке посмотрел на постель; простыня была гладкая, ни одной морщины: значит, спали хорошо.

Вошел Сухих.

— Какие будут приказания? — Сухих стоял навытяжку, хмурый, чем-то недовольный.

— Кстати, — встретил его Гребенников. — Составь, товарищ Сухих, бригады: часть людей брось в тайгу за лесом, другую часть — на стройку хлебопекарни, бани, кухни. Вот наряды. Получишь, что надо. Используйте заготовленный лес. Бытовки надо отстроить как можно скорее.

— Некого послать в тайгу, товарищ начальник.

Официальный тон подчеркивал недовольство новыми порядками.

— Как некого? Сними с разведок, с планировки.

— Не в моей власти. Люди числятся за инженером Абакановым.

— Сними по моему приказанию. Бригадиром в таежную бригаду назначаю Старцева. Знаешь такого?

— Морячка?

— Морячка. Над остальными — ты старший.

— А кто останется на хозяйстве?

— Вместо директора останусь я...

Сухих покраснел.

— Слушаюсь!

— И передашь в гараж, чтоб готовили грузовые машины.

Через две недели Гребенников и Джонсон были в краевом центре.

По приезде Гребенников прежде всего направился в филиал Гипромеза. Грибов, увидев начальника строительства, встал из-за стола и пошел навстречу.

— Заждались, Петр Александрович, сколько можно!

Рука Гребенникова утонула в пухлых ладонях.

— Садитесь, садитесь, уважаемый. Как ездилось, рассказывайте.

Широкий хозяйский жест, холеное полное лицо, самоуверенность, располагающие манеры. Но Гребенников не поддался чарам.

— Сейчас не до рассказов. У меня ряд претензий.

Грибов выслушал удивительно спокойно, он курил, поглядывал в окно, что-то переставлял на столе.

— Вы не правы, Петр Александрович. Послушайте теперь меня. Вы сами знаете, что филиал под контролем Гипромеза, без Москвы мы шагу сделать не имели права. Вопрос о передаче нас под вашу высокую руку еще не решен. Не выделял людей, говорите? Неправда, я выделил, кого только мог. Я дал Абаканова. Самого знающего инженера. Но ведь тубекская площадка у нас не единственная. Я должен был по приказу из Москвы производить изыскания в десятках мест, составлять десятки вариантов проектных заданий, разрабатывать десятки вариантов технического проекта. Кое-что сделано и по рабочим чертежам. Разве моя вина, что Москва до сих пор не сказала твердого слова? Скажи — и сразу развязались бы руки.

— Формально вы правы, а по существу...

— И по существу. Я скомплектовал самую сильную партию изыскателей для Тубека, считая эту точку наиболее вероятной. Я послал туда, повторяю, не кого-нибудь, а Абаканова, коммуниста, инженера, сибиряка. Кто виноват, что ваш заместитель Журба не только не сумел организовать работу, но и развалил то, что было.

— Как развалил?

— Очень просто. Он ведь не металлург...

— Он не металлург, а путеец, он наш, советский человек. А много ли у нас сегодня таких вот, как он, металлургов?

— Все равно, от этого делу не легче, он не металлург, не проектант, не изыскатель. Как можно такому поручать строительство крупнейшего в мире металлургического комбината? И потом...

— Что потом?

— Столько заявлений... Он ведет ненормальный образ жизни. На глазах у туземцев... Это порочит группу.

— Вы клевещете! — вскипел Гребенников. — Я знаю Журбу с таких вот лет. Это честный, нравственный человек. Таких поискать надо.

Грибов не смутился.

— О Журбе иного мнения в крайкоме...

— Не вы ли постарались создать?

Грибов усмехнулся.

— Что мне до Журбы! Он не в моем подчинении. Но работу моих изыскателей он развалил.

— Доказательства?

— Он отвлекал изыскателей от прямого задания, распылял силы, срывая план, сроки. И за то был отстранен.

— Он правильно поступил, расширив сферу разведок. Если хотите, ему мы обязаны тем, что в ВСНХ приняли за основную точку именно тубекскую, а не какую-либо другую.

— Это не заслуга. Мы еще не знаем, оправдает ли себя тубекская точка, лучшая ли она из всех.

— Довольно. Как технический проект?

— Обратитесь, пожалуйста, к главному инженеру проекта Радузеву.

Гребенников порывисто встал.

У Радузева в кабинете Гребенников углубился в изучение планшетов, таблиц, чертежей, записок.

— Насколько могу судить, заниженный вариант!

— По заданным параметрам Гипромеза.

— А ваше мнение?

Радузев заходил по кабинету. Преодолевая волнение, он принялся рассказывать о том, что надумал в тиши ночей.

Это был, действительно, интересный проект, исполненный большого дыхания, смелой технической мысли, может быть, даже слишком грандиозный, — захватывающий проект.

«Так вот чем живет этот странный человек... — подумал Гребенников. — Но какой дамоклов меч висит над его головой?»

— Спасибо, товарищ Радузев, — и Гребенников пожал ему руку.

— Хорошо, что пришел раньше, — встретил его в крайкоме Черепанов. — Как изыскания?

— В основном можно считать законченными.

— Кустарничеству, кажется, положен конец. Хватит! — Черепанов кашлянул. — Окопавшихся здесь специалистов переведем на площадку. Это я постараюсь сделать через ЦК, раз в ВСНХ кто-то там продолжает упрямиться. Проектировать, дорабатывать недоделки технического проекта, генерального плана, составлять рабочие чертежи надо на месте, а не за тысячу верст. Удобств ищут, как же! Я вчера утвердил разверстку по вербовке людей в колхозах. Подготовься к встрече. Сегодня составим заключение о проектной мощности и типе строительных конструкций, обоснованных последними данными наших изыскателей, а не данными, взятыми в ВСНХ с потолка. Мы дадим встречный план. Завтра поедешь утверждать в Москву наше местное, встречное предложение. Я уже писал об этом, в ЦК. Нас поддержат.

Согнувшись, Черепанов кашлянул в платок. Простреленное в 1919 году в боях с колчаковцами легкое давало о себе знать.

Через час в небольшом зале крайкома собрались свои и иностранные консультанты. Докладывал главный инженер проекта Радузев. Сухо, без всякого подъема, он представил будущее металлургического комбината по техническому проекту официального варианта.

Наступила пауза.

— Картина бледненькая... — бросил реплику Арбузов, державшийся в стороне.

— У кого есть вопросы? — спросил Черепанов.

— Позвольте! — американский консультант Гревс поднял руку.

— Говорите.

— Проект составлен грамотно. В русских условиях большие печи невыгодны. Наиболее эффективны средние печи, как предусматривает проектное задание и технический проект.

Немецкие консультанты, прибывшие недавно из Москвы, свели дело к деньгам: не возражая и не одобряя проект, они предлагали свои услуги построить завод на самых выгодных условиях.

— Тип нашего металлургического завода, — заявил немецкий консультант, человек немолодой, с многочисленными мешочками на дряблых щеках, — отличается некоторой сложностью оборудования и потребует, понятно, работников высокой квалификации, но дешевле нас никто не построит.

— Мы производим ноль восемь десятых тонны металла на один квадратный метр заводской площадки, — поддержал коллегу второй консультант, человек с глазами, казавшимися стеклянными, и выправкой офицера. — Я знакомился в вашем Гипромезе с материалами: площадка у вас, как это ни удивительно, невелика, хотя места вокруг достаточно. Уклоны, грунтовая вода, наличие макропористых лессовых суглинков резко ограничивают полезную площадь. Тип завода, который мы предлагаем, вам ближе, У американцев уголь дешев, много природных газов, поэтому недостаточно используются отходящие газы. У вас, понятно, угля не меньше, но он плохого качества. Поэтому вам ближе наша техника. У нас доменный газ используется и в коксовых батареях, и на мартене, и на прокатке, на отопление бытовых и административных зданий.