Гребенников глянул на энергичное лицо Ванюшкова.

— Что еще надо?

— Желательно переселить бригаду в лучшую комнату, в новый барак. Больше будет порядка. За то время, что мы переселялись, одни выбыли, другие прибыли. Люди перемешались.

Гребенников написал. Ванюшков спрятал бумажку в записную книжку и пошел к коменданту поселка.

Бармакчи уехал в командировку, Ванюшкова встретил помощник коменданта Безбровый.

— Много вас на лучшие комнаты разохотилось! Я до пятидесяти лет не знал, что такое своя комната. В тайге да в тайге. А вы, как же! Сразу! Товарищ Гребенников моего хозяйства не знает. Я распоряжаюсь. И ко мне надо было сначала придти. А то вы с начальника начинаете! — и, сделав паузу, закончил:

— Комнат нет...

Став помощником коменданта, Безбровый, вчерашний старатель, немало потрудившийся в жизни, вдруг потерял под ногами почву.

Ванюшков пошел к прорабу, но тот обиделся, что к нему обратились после других. Всердцах Ванюшков направился к Гребенникову, но его в заводоуправлении уже не застал. Тогда Ванюшков завладел телефонным аппаратом и начал звонить по всем цехам. Найдя начальника в мартеновском, попросил позвать к телефону.

— Кто его спрашивает?

Ванюшков на секунду задержался с ответом.

— Скажи, спрашивает сынок... Приехал из Москвы... По срочному делу...

Все в приемной застыли от изумления. Через несколько секунд разговор состоялся.

— Товарищ начальник, я тут немного приврал насчет сынка... Не обижайтесь! Опасался, что барышни не позовут. Комнату моим ребятам не дают, распоряжения вашего не выполняют. Требуется протереть коменданта! Чего в самом деле!

Разговор решил дело, комната нашлась. Возбужденный успехом, Ванюшков пошел на склад отбирать койки, постельные принадлежности, получил тумбочки, гардероб. Вечером, когда ребята вернулись с работы, до того уютно показалось им в новой комнате, что все без напоминания пошли в коридор чиститься и переодеваться.

— Ай да Ванюшков!

— С таким бригадиром не пропадешь! — заметил Пашка Коровкин.

Бригадир провел беседу, как ребята должны вести себя в быту и на производстве, потом предложил разделиться на три звена, рассказал о новом фронте работы, показал чертежи.

Приступили к разбивке. Ванюшков, продумавший метод разбивки людей, учел квалификацию, способности, хватку каждого. К Шутихину он приставил Гуреева, не любившего смеха и шуток, на один «узел» работы не ставил говорунов или медленно работающих.

Вечером он еще раз пошел к Гребенникову. Начальник строительства писал ответ Орджоникидзе на запрос о рудниках.

— Вы заняты, товарищ начальник?

Гребенников откинулся на спинку кресла.

— Подожди немного.

Ванюшков сел в кожаное кресло, и пока Гребенников писал, рассматривал, что было в кабинете. Он обратил внимание на столик, где лежали разные руды, на макеты цехов, на детали непонятных машин, на большую географическую карту. «Надо и мне достать карту. С картой дальше видишь». Потом присмотрелся к лицу начальника. «Сильно утомлен. Заботы... И ответственность. Трудная специальность. А мог ли б я быть начальником вот такого строительства?» Прикидывал, прикидывал и решил, что нет. «Если б лет пять поучился, тогда разве...»

— Рассказывай, что надо.

Ванюшков рассказал о своем методе разбивки людей и заявил, что ребята хотят показать «класс», но нужна помощь.

— Говоришь, сынок, перестроил бригаду по-новому, обещаешь «класс» показать? Что ж, ладно. Участок новый осмотрел? Что делать знаешь? Чертежи получил? Разобрался? Станки привел в порядок?

— Участок сильно запущен, товарищ начальник, станки старые, требуется заменить новыми, изготовить нужно станки для гнутья тяжелой арматуры. Их у нас нет, а по чертежам видно, что придется делать тяжелую арматуру. Говорю об этом заранее, чтоб не было задержек.

— Скажешь прорабу, пусть даст заявку.

Гребенников задумался.

— А знаешь что, Ванюшков? У меня возникла мысль: почему бы вам не заключить соцдоговор с лучшими арматурщиками Магнитки? Мы соревнуемся стройкой, а ваша бригада может вызвать отдельно арматурщиков.

Ванюшкову такое предложение понравилось.

— Что ж, это можно. Соревноваться будем перед целым Советским Союзом.

— Я обещаю вам техническую помощь. Если дружно за дело возьметесь, уверен, что не отстанете, хотя там, я знаю, есть крепкие ребята.

Условились, что Ванюшков обсудит предложение с товарищами и через три дня придет с ответом.

— Договор с арматурщиками-магнитогорцами? — спрашивали ребята. — Интересно!

— А что от нас требуется? Будем толково работать — оправдаем доверие начальника, — заявил Пашка Коровкин.

— Я тоже стою за то, чтобы работать лучше, раз такое внимание уделяют нашей бригаде и нашему специальному участку. Дело важное! — поддержал Гуреев.

— Да кто пойдет против! Очень даже интересно с магнитогорцами посоревноваться! — заметил Шутихин.

Подписать договор поручалось Ванюшкову.

— Про Ванюшкова все пишут... — сказал Яша Яковкин товарищам, прочтя на следующий день в газете про успех бригадира.

Ударной бригаде Ванюшкова цехком выдал специальные книжки, в столовой выделили два столика, поставили карточку: «Ударная бригада арматурщиков Ванюшкова».

Ванюшков наворачивал на палец свой чуб и смотрел, как работали его ребята. «Да, — думал он, — старыми методами показать класс не удается. Надо сообразить что-то другое».

И он приглядывался к тому, как ребята гнули железо, как рубили его, как шла доставка сырья и отправка на участок. Ему казалось, что не все станки загружены полностью, но что если их и загрузить, они не намного дадут больше; следовало внести изменения в конструкцию станков. И он придумал зажимы: это освобождало с каждого станка по одному человеку; их перебросил на другие станки. Он объединил в одних руках две операции: управление рычагом и закладывание штырей; вместо четырех человек, на станке могли успешно работать два. Молчаливый Гуреев предложил простое устройство на рубке арматуры: приладил резак с рельсом, и это почти вдвое увеличило производительность рубщика. Позже Ванюшков внес еще одно нововведение на вытяжке проволоки: приладил у лебедки тормоз, и один человек освобождался.

Опыт Ванюшкова перенесли на другие участки.

— Не подводим вас, товарищ начальник? — спросил Ванюшков Гребенникова, в тайниках души зная, какой можно ждать ответ.

— Не подводите. Арматуру заготовили. Теперь покажите «класс» на вязке!

Вязать арматуру требовалось в тепляке — это нравилось, но работа шла со скрипом. Ванюшкова бесило, когда не успевали во-время подать платформу: экономя время, ребята тащили на себе из мастерской к тепляку гнутье. Бесило отношение некоторых плотников: опалубку ставили они кое-как; при такой опалубке вязать арматуру было вдвое тяжелее. Ругался с бетонщиками, видя, что красиво увязанная арматура сбивалась в сторону, перекашивалась.

— Слепые! Неужто, если б себе избу строить довелось, вот так косил бы своим чертовым глазом вбок? Без любви бетон кладешь! — возмущался Ванюшков, не понимая, как можно работать равнодушно.

Но и при этих недостатках бригада с каждым днем повышала выработку, и к Ванюшкову подбрасывали на учебу людей.

— У нас в бригаде — школа! — говорила Дуняша брату.

В пять часов вечера ребята собирались в мастерскую и усаживались на станках. Проводилась «пятиминутка»: звеньевые отчитывались за дневную работу, каждый мог внести предложение, пожаловаться на неполадки.

— Требуется подвезти за ночь арматуру, а то завтра стоять будет звено! — говорил Пашка Коровкин, хорошо понимавший, от чего зависит успех в работе.

Шутихин жаловался на плотников, не сделавших к концу дня опалубки, Гуреев на бетонщиков.

Ванюшков, не спеша, делал пометки в блокноте, переспрашивал, отвечал, давал указания. После пятиминутки он отправлялся к прорабу Сухих.

Часам к семи рабочий день Ванюшкова заканчивался. Жил он отдельно от ребят; так, ему казалось, можно лучше сохранить влияние на бригаду, избежать фамильярности, которой не терпел.