Он замолчал, посмотрел на меня с удивлением. Он был невероятно красив сейчас. Мне до дрожи в коленях захотелось попробовать на вкус его губы. В машине был полумрак, а в его глазах горели огни. Я точно знала, что то новое чувство, которое растет во мне – это любовь. Больше я ни о чем сейчас думать была не в состоянии.

Мы зашли в дом, он включил свет. В доме было довольно уютно, но не прибрано. И еще, что важно, здесь не было женского запаха. Как я ни втягивала в себя воздух, чтобы уловить его – женщины здесь я не чувствовала. Если это его дом, то он одинокий и свободный мужчина.

Пока он разжигал камин, я ходила по дому и смотрела. Здесь было не так много места – кухня и гостиная внизу и маленькая спальня наверху. Я поправила накидку на диване, собрала мусор с пола, сложила в пакет пустые бутылки из-под алкоголя и воды. На кухне нашла метлу и подмела пол.

– Ты поддерживаешь бардак в своей комнате, но тебе не нравится мой бардак. Так получается?

– У меня на полу лежат рисунки, одежда. А у тебя грязь и пустая посуда. Это разные вещи.

– Ну все, хватит. В холодильнике на кухне есть бутылка вина. Возьми бокалы и садись со мной.

Я поставила метлу на место, оглядев еще раз гостиную с чувством удовлетворения. Взяв с кухни бутылку вина, штопор и два бокала, я вернулась к нему, сняла угги и залезла с ногами на диван.

– Я не знаю, зачем я тебя сюда привез. Я не знаю, какого черта мы тут сидим и делаем вид ,что знаем друг о друге все.

– Давай выпьем по бокалу вина, – спокойно сказала я, но сама при этом пить не собиралась.

– А потом ты будешь любить меня?

– Я еще не решила, – я улыбнулась и сняла резинку с волос. Взъерошив рукой свою шевелюру, я подтянула к себе колени и положила на них голову. Он внимательно наблюдал за каждым моим движением, а потому сказал:

– А я решил.

Он выпил бокал вина, на смуглых щеках выступил румянец. Он подсел близко, и я обняла за шею. Его кожа была горячей и мягкой. Я провела рукой по волосам, уткнулась носом ему в щеку. Наконец-то можно к нему прикасаться, чувствовать его тепло на своей коже. Казалось, я ждала этого момента вечность. Вся моя жизнь до этой минуты показалась бессмысленной. Его руки гладили мое тело, которое отзывалось на каждое прикосновение ударами тока. Я любила его, причем так сильно, что, казалось, не выдержу и взорвусь прямо сейчас. Но нужно было не подать виду. Слишком рано, слишком опрометчиво.

***

– …Я всегда считал себя самым лучшим. И, вроде как, это так и было. Школа, универ – с учебой никогда проблем не было. Рос без отца. Мать воспитывала меня одна, работала на двух работах, вкладывала в меня все свои деньги, силы, нервы. Но не опекала меня, как это часто бывает у матерей-одиночек. С раннего детства я был своенравным, независимым и доставлял ей много хлопот. Она не читала мне морали, не била, не наказывала. У нас с ней были теплые, по-настоящему близкие отношения. В ее единственный выходной мы всегда были вместе: гуляли в парке, качались на качелях, ездили за город на пикник.

У нас всегда были деньги. Она покупала мне дорогую одежду, никогда не ограничивала мои развлечения с друзьями. Когда был маленький, особо не задавался вопросом, откуда она деньги эти берет, ведь она работала продавцом в магазине женских шмоток. А когда подрос, стал понимать, что к чему. Подростки очень мнительны, особенно парни. Как-то друг, который жил с нами на одной лестничной площадке, сказал мне о том, чем занимается моя мать по ночам. Типа, подслушал от своих родителей, когда они про нее что-то там говорили между собой. Он рассказал мне, что моя мать спит с разными мужиками, и за это они ей платят деньги.

Я не поверил, стал следить за ней, и все стало сходиться. Она почти каждую ночь выходила из дома около полуночи, садилась в такси, а потом, через три-четыре часа возвращалась домой – тоже на такси. Я вынашивал свою злость примерно неделю. Не мог ни есть, ни спать. А потом не выдержал и устроил ей допрос с пристрастиями по поводу ее ночной подработки. И ей не хватило доказательств, она сломалась и подтвердила, что это не слухи, а правда.

Я ударил ее тогда по лицу и выбежал из дома, в чем был. Две недели скитался по своим друзьям, прятался от их родителей, чтобы не прогнали меня домой и не сдали в милицию. Потом она нашла меня сама. Выследила как-то, хотя я маскировался и на школу забил. Скорее всего, меня кто-то сдал. Она была бледная, глаза впали, на ней не было ни грамма косметики, что на нее было совсем не похоже. Она плакала, умоляла вернуться домой.

Я вернулся, но невозможно описать словами, что творилось тогда у меня в душе. Мне было почти четырнадцать, я уже все понимал, и я понимал, насколько мерзко и отвратительно то, чем ей приходится заниматься ради меня. Я винил во всем только себя, и не мог справиться с этой виной. С тех пор мы почти перестали общаться. Я старался меньше попадаться ей на глаза, а она мудро не навязывала мне свое общество. От былой привязанности не осталось ничего. Я замыкался в себе, уходил в свою тьму, которая меня поглощала все больше и больше. Иногда все казалось простым: мне хотелось простить ее, обнять, поддержать, я видел, как она страдает. Но как только я подходил к ней для разговора, то перед глазами возникали отвратительные, пошлые сцены, в которых она трахается с мужиками в дешевых гостиницах. И к горлу подкатывала тошнота. Я не мог ее простить.

Однажды в мой день рождения на своем письменном столе я увидел новый компакт-диск – альбом группы “Metallica”. Называется ReLoad, перезагрузка, может быть, слышала… Это, наверное, лучшее, что она могла подарить мне в тот момент. Я полюбил рок, а потом всерьез увлекся рок-музыкой. С другом мы организовали свою группу и все вечера репетировали в теплом гараже его отца. Домой я приходил только поесть и поспать. Мы учились работать в команде, сочиняли свои первые песни и даже пытались исполнять их.

Примерно через год у нас состоялся серьезный разговор с матерью. Она клялась мне, что покончила со своим прошлым, что хочет вернуть наши прежние отношения. Она прекрасно выглядела: стройная, привлекательная, совсем еще молодая женщина. Ее повысили на работе до заведующей магазином. По ее глазам видно было, что ее раскаяние искреннее. И я, наконец, простил ее. Отгонял от себя, как мог, свои темные мысли. Мы снова стали общаться, она была первой слушательницей моих песен, которые я писал по ночам.

Она страстно болела за меня, купила мне втайне в кредит дорогущую электрогитару. Я тогда впервые в жизни прямо при ней разревелся. Как ребенок или как идиот. До того неистово счастье рвало мне душу, что невозможно было не зареветь.

Иногда она правила мои тексты, которые находила на смятых листах в моей комнате. И у нее это здорово получалось. Первые свои хиты я написал, благодаря ей и посвятил тоже ей. Мы с друзьями притирались друг к другу, иногда даже дрались на репетициях, но маленькими шагами шли вперед к своей цели. Вскоре мы стали организовывать небольшие самодеятельные концерты для своих друзей и одноклассников. Со временем, концерты стали собирать целую толпу наших поклонников. Мать приходила на каждое такое уличное выступление. Но я никогда не подавал виду, что я знаком с этой молодой женщиной в черных джинсах и короткой кожаной косухе. Ее можно было принять за одну из старшеклассниц, наших фанаток. Только мудрый и взрослый взгляд и то, что она не визжала после каждой песни, выдавал то, что ей намного больше шестнадцати.

Однажды мне пришлось спрыгнуть с импровизированной сцены прямо во время песни и разбить рожу какому-то молокососу, который нагло стал к ней приставать. Она тогда посмотрела на меня с восхищением. Как будто я был героем, хотя я никогда не отличался смелостью.

Она видела, что рок – это моя жизнь, что это то, ради чего я просыпаюсь по утрам. Когда я смотрел по телеку концерты любимых исполнителей, она разрешала мне досматривать до конца, даже если я выключал телевизор уже далеко за полночь. Она понимала меня. Она шла со мной плечом к плечу. Она была мне матерью, другом. Главное – это то, что она была моим другом. Да.