У меня не было подруг. Все свое время я проводила с Алисой. Она была совсем не такая, как я, и часто мы не понимали друг друга, но я всегда знала: случилось что, она поможет, защитит. Я и сама была готова разорвать на мелкие кусочки ее обидчиков. Верность друг другу – это то, что делало нас по-настоящему близкими людьми. Кровное родство здесь совершенно ни при чем.

Мы родились с Алисой с разницей в пятнадцать минут. Так нам рассказывали отец с матерью. Разнояйцевые близнецы – у нас был общий день рождения, но больше ничего общего между нами не было. Алиса, как старшая, была лидером по натуре, вожаком, отличницей и душой компании – высокая, красивая, общительная. А я всегда была тенью, подпевалой и девочкой на побегушках – тощая, маленькая и странная.

Разница в цвете волос тоже не играла мне на руку: Алиса была голубоглазой блондинкой, как мать, я же была кареглазой и вихрастой рыжей, как отец. Семейная дедовщина жестока не только в наборе хромосом: мне всегда внушали, что я должна уступать, быть второй, даже если речь шла о походе в туалет.

Только для отца я всегда была на первом месте. Он обожал мои рыжие волосы, веснушки, которых я долгое время страшно стеснялась. Я была угловатым, длинным и тощим подростком – “деревцем”, но он говорил мне, что я самая красивая девчонка в мире, и я была ему благодарна за это.

Я, и вправду, поняла это потом. Но быть самой красивой, как выяснилось, совсем не обязательно. Главное – стать единственной для кого-то одного.

Иногда передо мной возникает целая масса образов, картинки сменяют друг друга, но не дают зацепить на себе внимание. И все кажется важным. Чтобы успокоиться, я начинаю глубоко дышать, закрываю глаза и представляю лес. Лес дарит спокойствие, хранит тайны. Он скрывает то, о чем люди даже не догадываются.

***

Как я уже сказала, у нас мало чего общего было с моей сестрой Алисой. Мы не были дружны, постоянно дрались, кусали друг друга до крови. Алиса была хитрой, а я доверчивой. Но несмотря на это, я чувствовала ее, а она – меня.

В тот день мы гуляли во дворе одни, потом прибежали соседские мальчишки, что-то сказали сестре на ухо, после чего она оставила меня одну на площадке возле дома, соврав, что пойдет с ними за мороженым. Как потом выяснилось, на самом деле они убежали со двора бегать по крыше заброшенной больницы, которая располагалась в квартале от нашего дома. Хорошие девочки – те еще лгуньи, просто у них в запасе множество уловок, с помощью которых они восстанавливают свой авторитет.

На улице было солнечно и тепло. Утром прошел дождь, и трава еще блестела от влаги, а воздух был наполнен свежестью. Я сидела на лавочке у подъезда, которая днем обычно пустовала, и болтала ногами, ожидая мороженое и Алису, несущую его в руках. Лука лежал возле моих ног под лавкой. Я не любила одиночество из-за своих видений, меня иногда охватывала паника, стоило мне остаться одной: казалось, что ивовые ветви меня задушат, если никого не будет рядом. Поэтому я всегда брала с собой Луку, он был моим спасителем.

Мне надоело ждать, я встала с лавки и принялась ходить по двору, высматривая по сторонам розовое платье Алисы. Ее нигде не было. Лука ходил за мной по пятам – чувствовал ответственность. “Легко охранять меня в родном дворе, где все знакомы. Даже на кошек здесь не интересно лаять. Лучше бы Алису отыскал по следу!” – мысленно упрекнула я верного пса и пнула пустую бутылку.

Немного походив по двору, я принялась расспрашивать знакомых ребят, не видели ли они, куда ушли мальчишки и моя сестра, но никто их не видел. Я догадалась, что она меня обманула. Если бы они ушли за мороженым, то уже обязательно вернулись бы.

Я беспомощно остановилась посреди площадки и прислонилась спиной к турнику. Железо холодило спину. Я закрыла глаза, и тут яркая вспышка молнией озарила небо, и мне померещилось рядом розовое платье и крик Алисы. Я открыла глаза. Никого не было, Лука непонимающе смотрел на меня, вилял хвостом. Непонятное волнение и страх накрыли меня с головой, что-то вязкое подступило к горлу, грудь сдавило, словно тисками. Я чувствовала, что еще немного, и я начну задыхаться. Лука почувствовал, что со мной что-то не так, отчаянно залаял, стал метаться возле меня в поисках помощи. Кто-то из знакомых мальчишек догадался позвать отца. Он выбежал из подъезда в домашних тапочках, в старой футболке с дыркой на плече, наклонился ко мне.

– Лора, что с тобой, малышка? Что случилось?

– Папа, Алиса… Ее надо спасать! – захрипела я в ухо отцу.

– Где, где же она, скажи мне? – было видно, что отец разнервничался, по щекам у него поползли красные пятна.

– Не знаю… Плоская бордовая крыша… Не знаю… Но случится что-то плохое! Или уже случилось, – прохрипела я.

– Господи, да где же искать эту крышу? Лора! Я не понимаю, о чем ты говоришь! Что за чертовщина происходит с тобой?

Я закрыла глаза, пытаясь поймать внутри себя еще хоть какую-то зацепку. И снова глаза ослепила вспышка, и я увидела эту крышу. А под ней номер дома. Тринадцать.

Я открыла глаза, дышать стало гораздо легче. Схватив отца за руку, я побежала в сторону старой больницы. Теперь сомнений не оставалось, что Алиса была там. Все в нашем дворе знали, что тринадцатого дома на нашей улице не существует. Он мертв, заброшен, и там живут призраки больных, ушедших в мир иной в этих стенах. Много чего еще рассказывали про старую больницу, по большей части, это были выдумки. Но полгода назад, зимой, там нашли труп мужчины. Больше ребята с нашего двора туда не ходили – боялись.

Добежав до ворот, мы протиснулись в щель между ними и каменной стеной. Вход был заперт, но окно слева от дверей было выбито. Отец помог мне залезть внутрь, а потом сам запрыгнул вслед за мной.

– Алиса! Алиса! – что было сил закричала я. Казалось, что еще минута, и мы опоздаем. Сердце мое бешено колотилось в груди, в горле стоял комок. Отец тоже кричал. На втором этаже послышался шум и грохот. Мы побежали к лестнице. Поднявшись наверх, мы увидели Алису, лежащую на грязном полу. В ноздри ударил острый, соленый запах крови.

Я не помню, что было потом. Нить событий оборвалась, скомкалась. Я была ребенком, и воочию увидела свою сестру мертвой. По-крайней, мере, я подумала именно так – она была бледная и не живая в ту минуту. Жизнь для меня тоже, как будто бы закончилась в тот момент, ивовые ветви сомкнулись над головой. Весь страх и отчаяние легли на плечи отца.

***

Я проснулась дома. В комнате горел ночник. Часы показывали два часа ночи. Я прошла на цыпочках в комнату родителей, увидела отца, сидящего на кровати, и мать, которая плакала, положив голову ему на колени. И тут я все вспомнила, и тоже принялась плакать.

Но отец окликнул меня и тихо сказал:

– Не плачь, Деревце. Благодаря тебе, твоя сестра жива. Ее жизнь теперь в безопасности. Ты спасла ее. Ты у меня чудесная…

После выписки и реабилитации, Алиса стала предметом зависти и звездой нашего района. Все мальчишки влюбились в нее, а девчонки мечтали с ней подружиться. А я так и осталась тенью, подпевалой, младшей сестрой, прилипающей, как банный лист. Никому не было дела до того, что Алиса была бы мертва, если бы у нее не было такой тени, как я. После этого сестра всегда была рядом со мной. Иногда мне даже хотелось отдохнуть от нее, и немного побыть одной, как раньше. Но она не отходила от меня, я чувствовала, что нужна ей, и не сопротивлялась этой близости.

Я не расспрашивала Алису о подробностях того, что случилось на крыше старой больницы. Мама запретила мне задавать вопросы, объяснив, что Алиса испытала сильный шок и ничего не помнит. Но примерно через полгода после случившегося, Алиса, за плотно закрытой дверью нашей комнаты, сказала мне, трогая кончиками пальцев шрам на своей шее, что это был самый страшный момент в ее жизни. Мальчишки убежали, и она осталась одна: лицом к лицу с огромным мужчиной в черной одежде. У него были длинные светлые волосы и прозрачно-карие глаза.