Крис была моей подругой, одной из тех немногих, кто принимал меня со всеми странностями. Я пустила ее пожить к себе, когда на втором курсе ее, иногороднюю девчонку, выселили из университетского общежития после очередной пьянки. Я сразу же поняла, что это моя родственная душа – таким тоскливым был её взгляд, когда она пришла на лекции с двумя большими чемоданами.

Крис оказалась отличной соседкой: она делала все то, что ненавидела делать я: готовила, прибиралась, выносила мусор и мило беседовала с соседями. За тот уют, который она внесла в мою некогда неухоженную квартиру, я закрывала глаза на ее пристрастие к алкоголю и частую смену парней. Когда Крис пила, я старалась не попадаться ей на глаза, запиралась в своей комнате и рисовала, надев на себя наушники с любимой “Нирваной”. В остальное время мы были не разлей вода. Иногда я рисовала ее: у нее был потрясающий профиль, точеные черты лица, нос горбинкой, черные гладкие волосы с длинной челкой. Я мечтала, чтобы она читала мне стихи Ахматовой, стоя у окна и затягиваясь сигаретой, но она, как назло, совсем не любила стихов.

Итак, в тот дождливый вечер мы шли к клубу. Мои волосы лежали по плечам мокрыми сосульками, серый плащ намок и почернел. Казалось, дождь моросил только надо мной, потому что Крис выглядела великолепно, в отличие от меня.

– Если повезёт, то Алекс угостит нас бесплатным пойлом. Хочу напиться до одури! Неделю не пила.

– А я бы не отказалась от сэндвича, – ответила я, и мы обе рассмеялись.

У клуба мы сбавили темп, Крис, поправив волосы, уверенно обошла толпу у входа и протолкнула меня к двери. Предъявив охране свои проходки, мы разделись и спустились в подвальное помещение, попав в царство темноты и одурманивающего тумана. Музыка оглушала: на сцене корчились в судорогах музыкального экстаза несколько мужчин с акустическими гитарами.

Крис встретила знакомых, и мы подсели к ним. От вина я отказалась, но с удовольствием съела огромный гамбургер. Потом Крис потащила меня танцевать, пробираясь между людьми, двигающимися в такт музыке. Немного потанцевав с ней, я почувствовала, что устала от сильного шума и стала оглядываться в поисках места, где могу спокойно постоять в одиночестве. И тут я увидела его – он стоял у перил, ограждающих тесный танцпол и смотрел на собравшихся здесь, как на безликое стадо овец. Я остановилась, как вкопанная, а Крис исчезла в толпе, увлекаемая общей эйфорией танца. Я стояла и не могла глаз отвести от этого зверя, для которого я была всего лишь одной из овец. Его черные волосы падали на лицо, губы были плотно сжаты, а острые скулы могли свести с ума любую девушку в радиусе двадцати метров.

И тут он увидел меня, выбившуюся своей стомой неподвижностью из общего стадного танца. Посмотрел вскользь, словно я была пустым местом. Потом посмотрел еще раз – с недоумением и вопросом, но по-прежнему зло и надменно. Секунды, когда наши взгляды встретились, остановились для меня на один бесконечный миг. Я видела, как напряженно бьется пульс на его шее, как пальцы крепко сжимают перила. Мурашки побежали по коже от внезапных эмоций, дыхание стало прерывистым. Вокруг меня стали подниматься ивовые ветви, они стелились по стенам, по потолку, тянулись ко мне, опутывая до тех пор, пока не сомкнулись над головой.

***

Я очнулась от того, что кто-то брызнул мне в лицо водой.

– Кто эта рыжая? Что с ней?

– Не знаю. Стояла и вдруг свалилась на пол. Перебрала, наверное, – голос был низким, глухим. Я сразу догадалась, кому он принадлежит, – Она была с черноволосой девчонкой в красном топе. Та, должно быть, все еще на танцполе, сходи, посмотри.

Я медленно открыла глаза, чувствуя, что лежу в неестественной позе на чем-то мягком и, пытаясь встать с кресла, пробормотала:

– Со мной все в порядке. Не надо никого искать.

Но второй парень уже ушел. Рядом со мной стоял тот, кого я мысленно назвала зверем. Он небрежно протянул мне стакан воды, я отпила глоток, потом подняла глаза, но он уже не обращал на меня внимания. Я присмотрелась к бледному лицу: вблизи было видно, что его суровость – напускная. Его что-то терзало, и он пытался скрыть это под маской жестокости. Боль и горечь отражались в его глазах. Можно было сейчас же встать и уйти. Какое мне дело до него? У меня тоже не все гладко в жизни. Но вместо этого я сказала:

– Тебе нужно рассказать.

– Что? – он небрежно повернулся ко мне, сверкнув в темноте блестящими зрачками.

– Рассказать все это кому-нибудь. То, что ты носишь внутри, – слова срывались с языка сами собой, я не успевала толком подумать над ними.

– О чем ты говоришь, не понимаю? По-моему, ты и вправду пьяна. Пей воду и уходи. У меня нет желания разговаривать сегодня с кем-либо, тем более, с тобой.

Я встала. Меня ничуть не обидел его тон. У него внутри была горечь, которую я ощущала на физическом уровне. Я отошла от него на пару шагов, но потом обернулась и сказала:

– Тебе плохо, я вижу это в твоих глазах. Поэтому ты зол на весь мир. Эта музыка, место и все эти люди – все это ни к чему. Нужен один-единственный, кто сможет выслушать, понять и забрать на себя часть той боли, которую ты хранишь в душе. Иначе она тебя уничтожит.

Резко развернувшись, я быстрым шагом пошла по направлению к танцполу. Красного топа Крис нигде не было видно. Обойдя весь клуб, я дошла до туалета. Взглянув в зеркало на свое бледное лицо, я поняла, что мне лучше возвращаться домой. Хватит на сегодня музыки и людей. Хотелось одиночества, горячего какао и “Нирваны”, играющей в наушниках.

Умывшись холодной водой, я постаралась освободить голову от ненужных мыслей. “Домой,” – окончательно решила я и пошла быстрым шагом к гардеробу. Надев на себя все еще мокрый и холодный плащ, я вышла на улицу. Было холодно, меня бросило в дрожь, а путь предстоял неблизкий. Я сунула руки в карманы плаща и пошла быстрым шагом вперед, низко опустив голову. Не хватало еще, чтобы кто-то пристал по дороге. Из средств самообороны у меня был только ключ от входной двери в кармане. Я крепко сжимала его в кулаке.

Неожиданно позади меня засигналила черная иномарка. Не оборачиваясь, я продолжила идти быстрым шагом, смотря себе под ноги. Краем глаза я заметила, что машина медленно едет рядом со мной. Сомнений не оставалось, кого-то все-таки привлекла моя худая, сгорбленная фигура. Или прядь рыжих волос, которая выбилась из под плаща. Скорее всего она. Я остановилась. Машина тоже затормозила и припарковалась у обочины. Тонированное стекло опустилось, и в меня снова впился темный взгляд зверя. Я вздрогнула от неожиданности, была готова увидеть сейчас кого-угодно, даже вождя африканского племени Самбуру, но только не его.

– Сядь в машину.

– Зачем? Я сказала тебе все, что хотела сказать.

– Сядь в машину, – в его голосе не было ни одной эмоции, он не говорил, а отдавал приказы.

– Я не сяду в машину. Не хочу ничего знать о тебе.

После этих слов я пошла вперед, но он вышел из машины, догнал меня и крепко схватил за руку – не вырваться.

– Кто ты такая? – казалось, из его глаз летели искры.

– Меня зовут Лора, и я не желаю продолжать разговор, потому что мой плащ промок, и мне очень холодно, – я угрюмо смотрела на него.

Зубы стучали то ли от холода, то ли от страха. Мы стояли одни посреди темной, пустынной улицы. Он отпустил руку, лицо его, как будто, смягчилось. Или мне показалось?

– У тебя что, нет денег на такси? Почему ты ходишь ночью по городу одна? Ты не знаешь, сколько ублюдков ходит по улицам в такое время?

Я знала, но молчала. От холода меня трясло. Из носа текло, а губы уже, наверное, были синего цвета.

– Садись в машину. Обещаю, я не стану тебя похищать, не повезу в лес, не изнасилую и не убью, – он немного помолчал, посмотрел себе под ноги, а потом добавил, – ты не в моем вкусе. Терпеть не могу рыжих. Я просто довезу тебя до дома, раз уж ты заставила меня уйти из клуба, не натворив там ничего сегодня.

Я не стала больше спорить, пошла за ним и села в машину. Блаженное тепло окутало меня нежным облаком. В салоне пахло табаком и ванилью, играла музыка, он убавил громкость, как только сел за руль. Я сняла капюшон, поправила волосы, сложила руки на коленях.