Теперь Иоганн отчетливо чувствовал: за ними что-то двигалось и стремительно догоняло.
Он мчался вслед за Альбином. Тот добежал уже до кромки леса. Шаги приближались. Лист ощутил за спиной чье-то дыхание, кто-то схватил его… В этот момент он вырвался из леса и оказался на лугу, под слепящим солнцем. Вит был еще здесь, прятался в снегу за коровьей тушей.
Тяжело дыша, Иоганн стал всматриваться в темноту леса.
Ничего не было видно.
Получив внезапный удар по плечу, он покачнулся.
– Ну, дурень, что я тебе говорил? Чуть Богу души не отдали…
На лице Альбина была написана паника.
Лист взглянул на него, еще с трудом переводя дух.
– Успокойся. Все обошлось… – Он сделал паузу. – Кто…
– Больше ни о чем не спрашивай. Идем, пора возвращаться.
Альбин сердито покачал головой и пошел прочь.
Иоганн стоял, вглядываясь в лес.
Вит резво припустил за Альбином. Его лай вывел Иоганна из задумчивости.
Он медленно двинулся следом.
XIV
Софи сидела на скамейке в хлеву и безутешно плакала. Почему именно Штанцерль?.. Она выхаживала ее с самого рождения, чувствовала себя ответственной за нее. Каждый вечер Софи заглядывала в коровник – убедиться, что всё в порядке. Но вчера ей нездоровилось, и она отправилась спать раньше обычного.
Это не имело никакого значения, но Софи об этом не знала. Как и о том, что Иоганн с Альбином уже разыскали корову.
К ней подкрался один из котят и стал тереться о ее ногу. Софи подняла его и прижала к себе. Мурчащий комочек шерсти давал хоть какое-то успокоение.
В дверь неожиданно заглянула Элизабет.
– Софи?
Девушка торопливо вытерла слезы и встала.
– Чем могу помочь?
– Ах, Софи… – Элизабет подошла к ней и взяла за руку. – Может, Штанцерль еще найдется?
Софи покачала головой.
– Вы сами знаете, что не найдется. Кто попадет к ним в руки, уже не вернется.
Возражать было бессмысленно. Но Элизабет могла хотя бы приободрить служанку.
– Значит, она уже в коровьем раю.
Софи сдавленно рассмеялась.
– Спасибо вам.
Элизабет отстранилась и направилась к выходу.
– Пойдем, надо готовить ужин. – В дверях она вновь развернулась. – Софи?
Служанка подняла голову.
– Иоганн… – Элизабет не смогла подобрать слов.
Софи все поняла.
– Мне все ясно, вам не о чем тревожиться.
– Спасибо, Софи.
Элизабет скрылась за дверью.
* * *
К вечеру все в деревне знали о зарезанной корове, найденной у леса. В харчевне за большим столом сидели Якоб Каррер, его брат Франц, Бенедикт Риглер, священник Кайетан Бихтер и Алоиз Бухмюллер.
Все молчали, слушали, как потрескивают поленья в печи.
Наконец Риглер прервал молчание.
– В такой холод даже удивительно, как они раньше не явились. Говорю вам, непросто будет пережить эту зиму.
– Но почему именно мою корову… – со злостью процедил Якоб.
Бихтер уставился на него в изумлении.
– Господь всемогущий, Каррер! Из-за одной коровы ты с голоду не помрешь! Если б вы не скупились и…
– Может, нам еще подкармливать эту нечисть? – резко перебил его Якоб.
– Толика милосердия никому из вас не повредила бы. Как-никак все мы дети Божьи!
У Якоба на лице было написано презрение.
– Никогда не понимал твоего сочувствия к ним, святой отец.
– И по всей видимости, не поймешь. Ни один из вас не поймет! – громко произнес священник.
Остальные смотрели на него в недоумении.
Бихтер одним духом допил пиво и резко поднялся. Сбитые с толку, все ждали, что будет дальше. Священник же лаконично произнес:
– Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас. – Потом поставил кружку и тихим голосом добавил: – Лука, шесть, двадцать семь. Доброго адвента вам, господа!
Он развернулся и стремительным шагом покинул харчевню.
– Что это с ним? – спросил в недоумении Риглер.
– Ибо предался он возлиянию, Каррер, один, девяносто девять, – проговорил Франц и звучно рыгнул.
Остальные разразились хохотом.
– Перед Рождеством он всегда немного чудной, – заметил Бухмюллер.
– Да, но с каждым годом все чуднее, – добавил Франц.
– Когда-нибудь меня его причуды достанут… – проворчал Каррер.
– Успокойся ты, Якоб, – попытался успокоить его Риглер. – Если тебе что-то нужно, просто скажи.
– Вот именно. А теперь пропустим еще по одной. Может, тогда нас и озарит… – Бухмюллер кивнул на жену, которая подошла к столу с четырьмя кружками пива. – Ваше здоровье!
Кружки стукнулись друг о друга.
* * *
Глупец, почему ты не выложишь им всю правду?
Кайетан Бихтер стоял в ризнице. Он был в отчаянии. Споры, подобные сегодняшнему, не были редкостью, но никогда еще он не высказывал своего мнения так открыто. И ни разу не раскрывал перед ними свои карты.
Разумеется, каждый в приходе был ему по-своему дорог. Но как жить ему среди тех, милостью тех, кто принимал в штыки дело, в котором он сам видел смысл жизни?
Священник огляделся. Ризница была и убежищем, и тюрьмой одновременно. Здесь хранились старинные записи, те немногие, которые удалось спасти. Он знал их все наизусть – внушительная горка натаявшего воска свидетельствовала о его ночных изысканиях. И неустанных поисках помощи – или избавления.
«Может, нам еще подкармливать эту нечисть?» Слова Якоба Каррера до сих пор звучали в голове. Бихтер не ведал, как преодолеть упрямство своей паствы.
Священник открыл обитый железом сундук и вынул деревянную колоду треугольной формы. С благоговением он поставил ее перед письменным столом, на котором высились стопки старинных книг. В торцевой части, направленной кверху, колода была уже немного продавлена.
Бихтер взял увесистую книгу, переплетенную в толстую кожу, и раскрыл на первой попавшейся странице.
Книга книг.
Затем он опустился коленями на колоду, так что острые края впились в коленные чашечки. На мгновение священник закрыл глаза, чтобы перетерпеть боль. Потом развязал пояс, стянул рясу и с религиозным трепетом стал читать Священное Писание, ища утешение в страданиях Христа.
Что-то связывало его со Спасителем, священник знал это. Подобно Христу, ему пришлось бежать из родных мест. Но сил, чтобы открыто защитить свое дело, Кайетан Бихтер в себе не нашел. Он только и надеялся, что его паства когда-нибудь постигнет истину. Надеялся тщетно.
Страдания Христовы…
Бихтер достал из сундука кожаную плеть. Если его ближние вынуждены страдать, то и он не желал оставаться в стороне.
Священник взмахнул плетью и хлестнул себя по спине.
Кожа окрасилась в темно-красный, рубцы на многострадальной спине стали кровоточить…
XV
В следующие несколько дней снова шел снег. Работать во дворе стало невозможно, поэтому Каррер велел Иоганну и Альбину привести в порядок инструменты и перековать несколько разогнутых крюков.
Они трудились в сарае рядом с коровником. Иоганн сидел на скамейке и занимался крюками, между тем как Альбин чинил рукояти инструментов.
Работали молча. Через некоторое время Лист прервался и глотнул воды из железного кувшина – и только теперь обратил внимание, как искусно украшен сосуд. В глаза ему бросился уже знакомый таинственный символ…
Иоганн как-то уже заговаривал об этом с Альбином и выяснил, что этот символ существовал издавна, и никто не знал его значения.
Очередные отговорки, на которые Лист наталкивался с того самого дня, как оказался в этой деревне. Отговорки, намеки и ложь.
Наберись терпения.
Иоганн вновь принялся стучать молотом по крюку. Работа была монотонная и не то чтобы сложная, и взгляд его блуждал по маленькому сараю. Сквозь открытую дверь внутрь залетали снежные хлопья.
Сквозь снежную завесу вдруг показалась чья-то фигура. В сарай заглянула Элизабет.
