И все-таки несколько раз Элизабет сама чуть было не выдала себя. Как-то раз она стояла на кухне и задумчиво выводила буквы на тесте, и в это время вошел отец. В последний момент ей удалось перемешать тесто.

Но разве могли остановить ее эти редкие минуты опасности? Элизабет с нетерпением ждала дня, когда может прочесть ту записку, которую Иоганн отдал ей тогда на кухне.

Этот день станет особенным.

– Лист, пощади!

Холодная лунная ночь. Фрески на каменных стенах – изображения смерти, мрачного жнеца в последней пляске со своими жертвами.

А перед стеной – бледное лицо, тщетные мольбы о пощаде, кровь, забрызгавшая фреску, черная в бледном свете луны.

Кровь стекает тонкими нитями, и кажется, что в самой стене пульсируют вены…

Иоганн резко открыл глаза и сел. На соседней кровати спокойно спал Альбин.

Просто дурной сон. Один и тот же, он преследовал его с тех пор, как…

Ты убил их всех.

Иоганн прижал пальцы к вискам.

Не у всех бывает выбор.

Но Лист понимал, что сам себя обманывает. Выбор есть всегда, это они с Пруссаком знали точно. Однако какой выбор был правильным для них – этого они не знали…

Дверь вдруг содрогнулась от удара.

– Альбин! Иоганн! Поднимайтесь, чертовы бездельники!

Элизабет пыталась говорить грубым басом в подражание отцу, в чем преуспела лишь отчасти. Потом все-таки не сдержалась и хихикнула.

Иоганн встал с постели и натянул брюки. Альбин поворочался и снова засопел. Лист встряхнул его за плечо – Альбин лишь отмахнулся.

– Хочешь, чтоб Каррер лично поднялся и чмокнул тебя? – нетерпеливо спросил Иоганн.

Батрак резко сел и протер глаза.

Лист спустился вниз, прислонился к кухонной двери. Элизабет собирала им еду в дорогу. Софи стояла с заспанным видом у очага и ворошила тлеющие угли.

По лестнице нетвердой поступью спустился Альбин.

– Два часа. Выходит, до подъема еще целых три, – проворчал он.

– По-твоему, мне можно будет лечь досыпа́ть? – кичливо откликнулась Элизабет.

– Почему нет… – пробормотал работник, нацепил шапку и направился к двери.

– Это ты отцу моему скажи! – Элизабет улыбнулась и протянула Иоганну сверток. – Вот, перекусите.

Лист взял сверток и завязал плащ. Он медлил.

Скажи ей.

– Элизабет…

– Иоганн, пойдем уже! – Альбин стоял у открытой двери, и с улицы задувал морозный ветер.

Он шагнул к выходу.

– Иоганн? – Элизабет говорила едва слышно.

– Да?

– Будьте осторожны. В горах опасно.

Лист молча кивнул и вышел вслед за Альбином.

Звездное небо куполом нависло над деревней. Иоганн и Альбин направились сначала в сарай, где погрузили цепи и крюки на длинные сани и потащили их к центру деревни. Там уже дожидались другие батраки и несколько крестьян. Все были тепло одеты, у некоторых имелись при себе стальные кошки.

– Ну, чтобы Альбин явился раньше других, это было б что-то новенькое, – съязвил Игнац.

– А мне как раз твоя сестра снилась, – сухо отозвался Альбин.

– Ага, иначе как во сне ничего тебе с ней не светит, – ухмыльнулся Игнац.

– Все, выдвигаемся.

С этими словами крестьянин Иосия Вельтер возглавил группу. Они колонной двинулись через деревню, миновали кладбище и оттуда по протоптанной заранее тропе стали подниматься к горам…

Сани длиной примерно в пять локтей[6] напоминали гигантские салазки. Полозья были окованы железом, и с каждой стороны имелось по рычагу, чтобы управлять этой громадиной, нагруженной бревнами. По крутому склону такие сани с трудом втаскивали два взрослых человека.

Иоганн опустил голову и смотрел на проплывающий под ногами снег.

Он уже начал выдыхаться – а сколько еще предстояло идти? И что главное, выдержит ли он этот подъем?

Лист взглянул на Альбина: тот не выказывал никаких признаков усталости.

Альбин почувствовал взгляд Иоганна, увидел напряжение на его лице. Он вспомнил, как его самого впервые взяли в лес. Ему было лет восемь, и к тому времени пацана уже принял на службу Каррер – родители, не в силах прокормить всех детей, искали, куда бы пристроить старшего. Так он и попал сюда из Ландекка – и с тех самых пор трудился на Каррера. Такая работа хотя бы обеспечивала его пропитанием.

И тем не менее Альбин нередко задавался вопросом, стоит ли ради этого жить рядом с ними?

По пути то и дело попадались поминальные кресты, занесенные снегом. Некоторые, сколоченные из досок, смотрелись довольно скромно; другие были затейливо украшены ковкой и стояли под маленьким навесом с полочкой для свечи.

– Что-то вроде крестного пути? – осведомился Иоганн.

Альбин помотал головой.

– Кресты в память о тех, кто не вернулся.

Лист присвистнул сквозь зубы.

– Немало их…

Альбин пожал плечами.

Остальные поджидали их за поворотом и покуривали трубки. Передышка была весьма кстати. Иоганн совершенно выдохся, и на лбу выступил пот. Он стянул плащ и бросил на сани рядом с цепями.

– А ты горяч, – отметил Игнац.

Альбин положил руку ему на плечо.

– Да ладно, он просто хочет, чтобы за ним снова поухаживали.

Иоганн изобразил возмущение.

– Отказаться от такого достойного общества?

Иосия махнул своему батраку, и они снова впряглись в сани.

– Двинули, раз есть силы на болтовню.

Небо постепенно светлело. Солнце показалось из-за гор, и теплые его лучи заливали долину.

Свет пробивался сквозь верхушки сосен, и снег переливался бриллиантовым морем. Иоганн и Альбин невольно остановились, завороженные зрелищем непостижимого покоя.

– День сегодня прелестный будет, вот увидишь, – умиротворенно произнес Альбин.

– Конечно, вот только поднимемся, – отозвался Лист.

Они двинулись дальше, и скоро Иоганн кое-что заметил.

Чем выше они поднимались, тем чаще мужчины поглядывали на лес справа от них, как будто что-то выискивали. На их лицах было написано беспокойство: они словно боялись, что из чащи кто-то выскочит и пожрет их.

Кто-то или что-то…

Но Иоганн не стал расспрашивать Альбина. Он и так знал, что в ответ услышит какую-нибудь отговорку, а лишний раз испытывать собственное терпение не хотелось. Следовало поберечь силы на этот проклятый склон.

И вот когда Иоганну уже казалось, что подъем этот никогда не окончится, впереди показались огромные снежные кучи. Под снегом, едва различимые, лежали толстые, неохватные бревна около трех саженей в длину – их повалили еще в конце лета и уложили на небольшом плато.

Небо было ясное, и солнце начало пригревать. Мужчины принялись откапывать бревна из снега и готовить их к погрузке. Они забивали в бревна крюки и цепями втаскивали на сани. Чтобы справиться с одним таким бревном, требовалось четыре человека. Полозья скрипели под тяжестью. На сани помещалось по шесть бревен, их укрывали ветками и корой, после чего накрепко стягивали цепями. Нижние бревна были выдвинуты вперед и служили сиденьем.

Когда с погрузкой было покончено, мужчины расселись и стали разворачивать еду. Иоганн в предвкушении раскрыл свой сверток, и в животе у него заурчало. Элизабет положила им круг хлеба, но, судя по запаху, не простого. Иоганн разломил хлеб, отдал половину Альбину и жадно принялся за свою долю. Сквозь хрустящую пряную корку закапал свиной жир. Иоганн слизнул его и закрыл глаза. «Уже за это стоило бы жениться на такой девушке», – подумал он.

– Хотя бы ради этого стоит работать на Каррера, а? – Альбин словно прочел его мысли.

– Разве что на его дочку, – ответил Лист достаточно тихо, чтобы не услышали другие.