После довольно продолжительного молчания Макс неожиданно предложил:
- У нас с собой парочка приличных биноклей. Самое разумное в нашем положении - залечь в укрытии неподалеку и внимательно понаблюдать за мостом в течение дня. Так сказать, собрать информацию. Это наверняка лучше, чем с разбегу совать голову в пасть льву.
Но Уолкрис была непоколебима. Расправляясь с хлебом и ветчиной, она коротко и непреклонно проговорила:
- Гумбольдт на той стороне, следовательно, и мы отправимся туда. Возможно, мост нам не одолеть, но существует еще один путь, по которому можно пробраться в город.
- Откуда вам это известно?
- А вы не задавались вопросом, каким образом Гарри Босуэллу удалось туда проникнуть?
Макс с удивлением уставился на женщину.
- Я знаю, как он это сделал. В двухстах метрах отсюда я кое-что обнаружила, и, боюсь, вам это не слишком понравится. Собирайте рюкзак и следуйте за мной.
Спустя четверть часа оба стояли неподалеку от края обрыва, и Пеппер с изумлением взирал на странные вещи, спрятанные в кустарнике: три деревянные раздвижные ножки с винтами для фиксации и с резиновыми наконечниками в нижней части.
Редактор только развел руками от изумления - перед ним был разобранный на части штатив от фотоаппарата, который мог принадлежать только Гарри Босуэллу!
Он наклонился вперед и увидел, что рядом со штативом покоится и сам фотоаппарат. Деревянный корпус был в приличном состоянии, за исключением нескольких царапин и пятен, объектив также не пострадал. Судя по тому, как лежали все предметы, Босуэлл прятал их в спешке, вероятно, спасаясь бегством. Штатив вместе с фотоаппаратом весили около десяти килограммов, и тащить их на себе по крутым склонам было просто невозможно.
Затем Макс осмотрел почву вблизи зарослей. Здесь нашлись угли от костра, который также поспешно погасили, разбросав жар во все стороны ногами, несколько клочков бумаги, остатки обгоревшей газеты и пустая консервная банка из-под свинины с бобами американского производства.
Сомнений не оставалось - фотограф побывал здесь. Но когда? И что заставило его бросить дорогую фотокамеру и поспешно покинуть стоянку? Однако в любом случае, в Нью-Йорк они вернутся не с пустыми руками…
- Где вы застряли? - донесся до него требовательный окрик уже из-за выступа скалы. Уолкрис уже успела исчезнуть из поля зрения Пеппера и торопила его.
- А как же камера? - крикнул он вслед ей. - Не бросать же ее здесь!
- Позже, - прозвучал короткий ответ. - Сейчас есть вещи поважнее.
- Но я думал, что камера Босуэлла…
- Немедленно оставьте эту идиотскую камеру в покое и следуйте за мной!
«Эта чертова баба, - мелькнуло в голове у Макса, - сведет-таки меня в могилу». Она все время держит его в невероятном напряжении и вынуждает ввязываться в авантюры, на которые сам он ни за что не решился бы. Во всяком случае (и эта мысль почему-то показалась Пепперу утешительной) - он мало-помалу начинает привыкать к такой жизни. Больше того - она даже доставляет ему удовольствие.
Уолкрис ждала его за поворотом тропки стоя на краю уступа, который так круто обрывался вниз, что невольно возникало впечатление, будто именно здесь находится конец света. Тропка делала плавный поворот, а дальше начинала круто спускаться вдоль стены скал.
Макс медленно приблизился к краю обрыва и заглянул вниз. Бог ты мой, что за бездна! От одного взгляда в пропасть в животе образовалась холодная пустота, колени ослабели. Нижнюю и верхнюю часть невообразимой скальной стены скрывали облака, и на миг ему почудилось, что выступ, на котором они оба стояли, вот-вот отколется от горного массива и рухнет в долину. О том, что такое вполне возможно, свидетельствовали громадные глыбы горной породы, которые он видел у подножия этого склона. Слева от него начинался каменный карниз шириной не более полуметра - он-то и служил продолжением тропинки, по которой они оба сюда спустились.
Макс набрал побольше воздуха, чтобы его бешено колотящееся сердце немного успокоилось. Никогда прежде ему не доводилось бывать в таких местах, хотя он исписал сотни страниц описаниями захватывающих дух ландшафтов - от Гранд-Каньона до заповедных Скалистых гор. Но панорама, сейчас открывавшаяся перед ним, далеко превосходила все эти чудеса природы.
- Конечная остановка, - вполголоса пробормотал он. - Придется возвращаться…
- Ошибаетесь, любезный мистер Пеппер, - резко возразила Уолкрис, и в ее глазах вспыхнули опасные огоньки. - Неужели вы готовы сдаться? Теперь, когда начинается самое интересное?
Редактор взглянул на карниз, затем опасливо покосился на пропасть. Желудок стиснула ледяная рука.
- Но ведь вы же это не всерьез, мисс Стоун?
- Я разве похожа на любительницу пошутить?
Макс сглотнул и подумал: «Плохо дело. А ведь мне только-только начали нравиться приключения!»
32
Ранним утром Оскара бесцеремонно разбудили. В полутьме своей тюрьмы он различил пять или шесть фигур, столпившихся вокруг. Сильные руки схватили подростка, подняли с топчана, натянули ему на голову мешок и связали запястья.
- Отпустите меня, я же ничего вам не сделал!.. - завопил он, пытаясь вырваться.
Бесполезно - его снова схватили и вытащили наружу из плетеной каморки. Затем повалили на землю, связали дополнительными ремнями руки и ноги и снова подвесили к шесту. И вот он опять болтается, как дохлый кролик.
Но что это? Справа и слева слышатся знакомые голоса: это его друзья!
- Шарлотта! Элиза! Герр Гумбольдт! Вы здесь? - закричал Оскар.
- Эге-гей! Я здесь!.. - донесся ответ, сопровождаемый стонами и бранью. - Черт побери, разве так обращаются с гостями? Ведь мы пришли к вам с миром!
У Оскара немного отлегло от сердца. По крайней мере, теперь он не один.
Раздался резкий гортанный выкрик, и вся процессия пришла в движение. Их вновь поспешно несли через весь город, но на этот раз дорога оказалась короче. Не прошло и пяти минут, как носильщики остановились.
Вокруг зашептались голоса, донесся скрип дверных петель, и Оскар со смутной тревогой понял, что их внесли в помещение. В воздухе запахло дымом горящих ароматических смол. Запах был настолько густым, что подросток закашлялся, и только спустя некоторое время его легкие немного привыкли к удушливой атмосфере. Их опустили на землю, освободили руки и ноги и ослабили петли мешков на головах. Затем шаги удалились.
Оскар выждал минуту-другую, а затем сбросил с головы мешок и огляделся.
- Мы одни, - прошептал он, обращаясь к друзьям. - Можно снять мешки!
Он помог им освободиться от «головных уборов». На лбу Гумбольдта красовалась внушительная шишка, полученная им в стычке, но женщины оказались целы и невредимы. Однако все их имущество пропало - осталась только та одежда, что была на них. Вилмы также не было, и оставалось надеяться, что их маленькая подружка уцелела и бродит где-нибудь в окрестных горах.
Зал, в котором они находились, казался огромным. Свет факелов отбрасывал на стены причудливые тени. Через отверстия в крыше в помещение проникали столбы солнечных лучей, в них синими прядями клубился дым курильниц. Высоту куполообразного свода, опиравшегося на множество резных колонн, определить было невозможно. Пол состоял из сложного переплетения стеблей бамбука, окрашенных в различные цвета, его покрывали пестрые ковры, сотканные из шерсти ламы или альпаки.
В центре зала находилось внушительное возвышение в виде ступенчатой пирамиды. На ее вершине располагались два небольших, но очень древнего вида обелиска, покрытых вязью таинственных символов. Между ними стоял огромный резной трон, на котором - тут у Оскара перехватило дух - виднелась чья-то фигура.
Это был человек-птица, невероятно похожий на охранные изваяния на границе владений заклинателей дождя, но значительно меньшего роста! Над крючковатым носом-клювом светились два холодных желтых глаза. Существо наклонилось вперед, опираясь на великолепный, украшенный золотом и драгоценными камнями посох. Справа от него стояла небольшая клетка, которая показалась Оскару знакомой. Оттуда неожиданно донесся негромкий писк.
