Частично мне её жаль. Вся её жизнь подчиняется этикету, правилам и запретам. А что там прячется за фасадом? Насколько вы готовы поспорить, что за её одержимостью правилами стоит боль от того, что у мужа была любовница? И всё что ей оставалось делать — хорошая мина при плохой игре, видимость того, что её жизнь прекрасна и идеальна?

Не удивительно, что держать лицо так важно для неё. Муж изменял ей. Завел ребёнка на стороне. Но благодаря ей герцог Харксбери не ударил в грязь лицом. Безукоризненная женщина. Ей моря по колено.

Наверное, я была слишком жестока к ней.

— Розы расцвели. Мы с Эмили вчера гуляли по саду, и их аромат прекрасен, — сказала я, попытавшись быть милой.

Виктория покончила со своим блюдом и подняла на меня взгляд.

— Да. Сады великолепны в это время года. Предыдущий герцог специально расположил их так, чтобы гуляющим по дорожкам сопутствовал аромат цветов.

Её бывший муж. Она знала всё. Её слова били как пушечные ядра, тяжёлые и оглушающие. Не уверена, что сказать на такое, так что просто набила рот ветчиной.

Сколько ещё смен блюд? Надеюсь, мы остановимся на трёх. Не думаю, что смогу пережить ещё шесть. Напыщенные речи не мой конёк, и зная себя, я, скорее всего, сболтну что-то про Эмили.

Виктория так сжала свою вилку, что костяшки побелели, будто осознала свою ошибку, заговорив об отце Алекса. Затем положила вилку и расслабила пальцы. Потом отложила и нож, чтобы помассировать запястье. На секунду её лицо исказила боль, но следом женщина снова взяла себя в руки и продолжила ужин.

— Что-то не так? — спросила я.

— Годы вышивания вышли мне боком, — ответила она.

Я удивилась, что женщина поделилась этим со мной. Неустрашимая Виктория. Безупречная во всём.

— Каково это?

— Иногда боль пронзает руку.

— Наверное, синдром запястного канала.

Женщина воззрилась на меня.

Я пожала плечами.

— Нерв пережат. Постарайтесь, чтобы ночью рука лежала ровно, это немного облегчит боль. Спустя несколько недель будет намного лучше.

Почему я раздаю советы? Разве я не предпочла бы, чтобы вся её рука отвалилась?

— Спасибо, — мягко сказала женщина. Но через секунду словно вспомнила, что мы заклятые враги, — твой локоть на столе.

— Упс, — я положила руки на колени.

— Почему ты не хочешь, чтобы Эмили вышла замуж за Денворта? — Виктория так внимательно рассматривала вилку, что на секунду я подумала, что вопрос адресовался ей, а не мне.

— Простите? — она ведь ни о чем не догадалась, верно?

О, Боже… Алекс разозлится, если Виктория поднимет шум. Я надеялась, что слухи прошли мимо. Я думала, она много времени провела у себя в кровати, ей вроде как нездоровилось. Но если слуги все-таки заходили к ней, или громко разговаривали в коридоре…

— Я подслушала ваш с Эмили разговор. Ты веришь, что они не подходят друг другу. Почему, Господи прости, ты так решила?

О, так она еще не в курсе.

Виктория на секунду подняла взгляд, будто надеясь, что я не поняла, что это допрос. Будто тут есть кто-то еще, кто может ответить. Ей так сложно хорошо относиться ко мне?

Теперь я поизучаю вилку. Мне сказать ей правду или придумать какой-то невероятный предлог? Такая как Виктория не верит в любовь. Как она может? Она полностью за этот брак. Верит в этот долг перед обществом.

— Эмили заслуживает лучшего.

Виктория изучающе посмотрела на меня. Её лицо было поднято слишком высоко, и потому она скосила глаза.

— Лучше барона? У нее больше шансов на любовь с Денвортом чем с кем-либо ещё.

Странно, но думаю, что она верит в свои слова. Говорит так, будто это факт.

— Как это может быть правдой? Он же старый.

Виктория снова отложила вилку и уставилась на меня. Впервые её взгляд не был острым или жёстким. Уголки глаз глядели мягко. На секунду я будто увидела её помолодевшей лет на двадцать. Думаю, тогда она была красивой.

— Когда мы поженились, герцогу было пятьдесят пять, а мне только исполнилось двадцать.

— И вы полюбили его?

Молчание, воцарившееся в комнате, было мне ответом. Конечно же, нет. Тогда почему же она хочет убедить меня в обратном? Я взяла огромный тост и ждала, когда Виктория заметит это.

— В начале нет. Но за последние три-четыре года мои чувства изменились.

Три-четыре? Это значит…

Вот почему герцог попытался отделаться от ребёнка. Он нашел общий язык с Викторией. Ходил по тонкому льду, надеясь, что жена не узнает о бастарде.

Но почему же хотя бы материально не помогал? Им это было надо.

Виктория сжала руки и смотрела на меня. Мне кажется, или она прикусывает губу? Конечно же, мне показалось. Виктория всегда идеальна во всех отношениях.

— Я и правда полюбила его. Хотя не хотела этого. Годами я противилась. А теперь, оглядываясь на эти потерянные годы, я жалею, что они прошли.

Я могла только смотреть. Всё это время я думала, она сварливая и раздражительная без причины. Думает, что лучше всех остальных. Но на самом деле её история любви самая запутанная и трагичная из всех, что мне доводилось слышать. Гораздо трагичнее, чем у Шекспира.

Виктория пряталась за этикетом и правилами.

— Мало кто влюбляется, Ребекка. Ещё меньше тех, чьи чувства не проходят со временем. Эмили понятия не имеет, чего хочет, так же как и я в то время. Что вполне ожидаемо.

Вот тут вы не правы. Понятия не имеете, что происходит в нескольких милях от нас. Ей повезло с герцогом. Она полюбила его. Но я отказываюсь принимать то, что кто-то, кому за пятьдесят, гораздо больше подходит Эмили, чем человек её возраста. Кто-то, кто уже влюблён в неё.

— Не думаете, что Эмили сама должна принимать решение?

Голос Виктории смягчился.

— Она никогда не сможет принимать решения.

Это длилось долю мгновения, но мне показалось, что женщина хотела бы, чтобы слова Эмили имели какой-то вес. Даже если это невозможно.

Но мгновение прошло.

— Локоть снова на столе.

Я закатила глаза, но убрала локоть. Думаю, некоторые вещи никогда не изменятся.

Уже много времени прошло с тех пор, как закончился ужин, но Алекс и Эмили ещё не вернулись. А уехал он за ней утром. Что они там делают? Мы планировали исчезновение Эмили всего на одну ночь… а сейчас уже наступает вторая.

Я ходила по коридорам поместья как животное в клетке. Обследовала библиотеку и столовые, гостиные и двор. Случайно натыкалась на кухни и обнаружила ещё три столовые.

Понятия не имею, чем можно так долго заниматься, почему их так долго нет? Что если произошло что-то ужасное? Типа их украли или арестовали, или убили? Это же 1815 год. Тут может произойти всё что угодно.

Может они пошли прямиком к её отцу. Все трое. Боже, что если он чертовски зол и хочет отомстить ей за такую выходку? Алекс был уверен, что она знатно напортачила.

Что если я разрушила её жизнь?

Да чем они там занимаются? Я не смогу ещё одну ночь пережить в неведении. Хочу, чтобы все это закончилось. Хочу домой. В моём веке не происходит ничего похожего на это.

Двадцать первый век. Поверить не могу, что не думала о нём последнее время. Прибыв сюда, я вспоминала о своем времени постоянно, но потом так была поглощена замужеством Эмили, наглостью Алекса и этикетом Виктории… кажется, я слишком увлеклась.

Нужно придумать план. Не могу же я жить тут, будто это моя настоящая жизнь. Через пару недель приедет Ребекка.

И как только она приедет, все сразу узнают, что я мошенница. Нужно как можно быстрее разработать стратегию. Но как же мне найти способ вернуться?

Может, в этом и нет смысла, но разве у меня есть еще варианты? Если я сосредоточусь на позитивном, может, все остальное как-то само разрешится.

Но пока что я застряла.

В данный момент я слоняюсь по коридорам восточного крыла, зажав в руках свечу, и рассматриваю картины в темноте. В основном тут висят пейзажи. Симпатичные лужайки и поля, занимательные дубравы, интересные овраги. Ничего такого чтобы отвлекало бы от моих мыслей, но довольно интересное ничегонеделание.