Они направились в общагу, где остальные уже вымылись, переоделись в сухую одежду и смотрели телевизор в гостиной, будто они только что закончили делать уроки, как послушные маленькие мальчики.

Эйден махнул им и пошел дальше. Им с Шенноном нужно было поговорить, но он все еще не знал, что скажет ему. После этого ему нужно будет время побыть одному, чтобы поговорить с душами. Впрочем, он не знал, куда пойдет.

— Так-так, — сказал другой знакомый голос, как только он вошел в комнату. — Посмотрите, кто вернулся. Я.

«Чертовски фантастично», — проворчал Калеб.

«Ничего хорошего», — сказал Элайджа со вздохом.

Эйдену не пришлось озираться, чтобы понять, что принц-призрак действительно вернулся. Он подумал, будет ли у него когда-нибудь нормальная жизнь, и его руки сжались в кулаки.

— Эйден? — произнес Шеннон за ним. — Ты в порядке? Парни спросили, не хочешь ли ты посмотреть спортивный канал с ними.

Одновременно Томас сказал:

— Скажи, что ты сделал со мной. Скажи, почему я здесь, почему мои люди не видят и не слышат меня. Почему никто не видит и не слышит, кроме тебя. Скажи мне!

Голоса смешались, превращая слова в недоступные для восприятия звуки. Тогда он понял, что в ближайшее время разговор с Шенноном не выйдет. Равно как он не найдет личного пространства для разговора с душами.

Не зная, что делать, Эйден закрыл уши руками и кинулся на матрас, чтобы переждать шторм.

Такер Харбор топтался в углу темного, сырого склепа, окруженный темнотой и откровенной жутью. Паук, возможно, только что сполз по его руке, и это мышь пищала? Он отдал бы что угодно, лишь бы посмотреть.

Он не хотел приходить сюда. Он лежал на больничной каталке, присоединенный к всевозможным мониторам, прямо в его вены вливались лекарства, изгоняя боль. Тем не менее, голос в его голове позвал его, и он обнаружил, как отцепляет путы, встает, идет, наконец, бежит, отчаянно желая быть там, куда звал его голос.

К сожалению, добраться сюда было не так трудно. Никто не пытался остановить его, и его «дар» не барахлил. Такер выбросил иллюзии — то, что он мог делать всю свою жизнь. Чтобы он не представлял себе, он мог создать вокруг себя. Или, вернее, заставлял людей думать, что вокруг него.

Если бы он представил сточную канаву, то она бы окружила его. Если бы он представил цирк, казалось бы, что появился цирк, и он в центре арены. На выходе из больницы он представил стену рядом с собой. Снаружи он представлял себя в футболке и джинсах, а не в этом бумажном тонком халате.

А теперь он был здесь. Снова страдая от боли, он все еще был слаб от укусов вампиров, которые перенес всего несколько дней назад — или, может быть, часов, он уже не знал. Время всего лишь… уходило, и он больше не ощущал его. Возможно, потому что ему было все равно.

Потому что он не понимал. Он был привязан к столу, будто был десертом, и вампирам — чертовым реально существующим кровопийцам — было разрешено просто наклоняться и кусать его там, где им хотелось. Он хотел умереть. Но потом, когда он был истощен потерей крови, его тело онемело, а рассудок помутился, он хотел жить. Это было так ужасно.

Потом пришли Эйден Стоун и Мэри Энн, чтобы спасти его. Он был так благодарен. Он думал, что изменит свою жизнь и больше не будет никому доставлять неприятностей. Что когда он захочет сделать что-то плохое, например, устроить мордобой, чтобы понаблюдать, как льется кровь, и послушать, как крики отзываются эхом, или подраться и причинить боль своей матери, говоря ей мерзкие слова только для того, чтобы услышать, как она плачет, он проигнорирует эти желания.

И все же теперь, когда над ним не нависала угроза смерти, и он не был совершенно беспомощен, без наркоты, он снова хотел проделать все это, и не мог не обращать внимания на эти желания. По пути сюда он ударил незнакомого человека средних лет, почувствовал, как зубы мужчины вгрызлись в его суставы, и рассмеялся. Рассмеялся, потому что ему нравилось причинять боль.

Я — монстр.

Только когда он был с Мэри Энн, подобные желания его покидали. Они встречались несколько месяцев, и он был блаженно счастлив все это время. Конечно, он был Такером, и потому умудрился все разрушить.

Она уехала ненадолго, и тем вечером он зашел в гости к ее соседке и лучшей подруге Пенни Паркс. Они с Пенни выпили несколько бутылок пива и по глупости занялись незащищенным сексом, а теперь Пенни была беременна от него. Она так говорила.

Часть его верила ей. Та человеческая часть, которая ненавидела, когда он вел себя как маньяк. Другая его часть, та, в которой бурлили все те желания, не хотела верить ей.

Ему снова была нужна Мэри Энн. Не как девушка, а только как друг. Он не был уверен, что когда-либо хотел ее в романтическом смысле. Ему просто нравилось, как он чувствовал себя с ней. Она исправляла его, снова заставляла его быть лучше. И может быть, тогда он мог бы стать лучшим отцом своему ребенку, чем его собственный отец был ему.

Где-то в темноте он услышал шорох ткани по телу, звук каким-то образом был куда более отталкивающий, чем писк той мыши.

— Ты пришел, — произнес тяжелый, бесчувственный голос из темноты. — Хороший мальчик.

Голос. Только на этот раз не в его голове.

Его сердце бешено заколотилось, и Такер выпрямился. Он все еще ничего не видел. В склеп не проникало ни единого луча света, и воздух был насыщен пылью. Пылью и смертью.

— Д-да. Я старался. — Он постарается быть всем, чем этот мужчина захочет. — Кто ты?

— Я — твой король.

Три простых слова, но они безвозвратно изменили жизнь Такера. Да. Он принадлежал владельцу этого голоса. Тот был сильным, властным, чуть ли не магия пронизывала каждый слог, окутывая его, прижимая… прижимая… управляя им. Такер сделает больше, чем этот мужчина хотел. Он сделает все, чего бы тот ни попросил и когда бы он ни попросил, и будет счастлив.

— Влад, — произнес парень, глубоко в душе зная это имя. Он склонил голову в почтительном приветствии, пусть даже тот и не мог видеть. Или же взгляд Влада проникал сквозь темноту?

— Да. Я — Влад. И есть кое-кто еще, кого ты знаешь, Такер. И в ком я сильно заинтересован. Эйден Стоун.

Это было утверждение, а не вопрос, и все же Такер ответил.

— Да. — Он ничего не мог с собой поделать. Должен угодить Владу. Должен всегда угождать Владу. — Я знаю его.

— Ты будешь наблюдать за ним.

— Да. — Никаких сомнений.

— Ты расскажешь мне обо всем, что узнаешь.

— Да. — Все, что угодно.

— Это хорошо. Я рассчитываю на тебя, Такер. Не подведи меня. Видишь ли, он забрал мою корону, и когда придет время, я верну ее обратно.

***

Следующие несколько часов жизни Эйдена прошли в тумане. Шеннон понял, что с ним что-то не так и пытался развлечь его, рассказывая ему о том, как прошел день, и как мистер Клин, их учитель химии, попросил встать его перед классом и сделать упражнения на укрепление пальцев, пока не наполнится одна из пробирок.

В это же время Томас продолжал обстреливать его скоропалительными вопросами.

— Почему мой король больше не видит и не слышит меня? Почему я провалился в черную дыру, когда вампирша и оборотень ушли?

Тогда же Элайджа потребовал, чтобы они обсудили приближающееся собрание вампиров, планы, которые необходимо осуществить. Что если вампиры восстанут, и кто-то попытается свергнуть его с трона?

Параллельно Калеб набрасывал в общих чертах, что стоит одеть Эйдену, чтобы впечатлить Викторию настолько, чтобы она соблазнила его. Главным претендентом стала черная кожа. И взбитые сливки.

Вместе с тем Джулиан сочинял жалостную поэму, чтобы подарить ее Виктории.

«О, милая моя, сердце мое обливается кровью. Но ты ведь любишь кровь. Я грязь, прости меня».

В этот момент Калеб начал язвить, и Элайджа пришел в ярость. Бла-бла-бла.

Сквозь все это, Эйдену даже казалось, что на заднем плане он слышит вой волков.