Похищенная некоторое время провожала взглядом удаляющегося дракона и, лишь только он скрылся из виду, подобрав полы, рванула в лес. Она благоразумно рассудила, что другого случая для побега может не представиться.

Продираясь сквозь колючие кусты, разрывая свои одежды и царапая нежную кожу, бежала она через овраги и бурелом, спотыкаясь через каждые два шага, и через полчаса, совершенно выбившись из сил, выбралась на какую-то лужайку, поросшую папоротником. Лишь тут она отважилась перевести дух и присесть на одинокий пень, скорбно торчащий из земли. Однако беглянка не учла того, что на темном фоне лесной растительности ее яркая одежда была крайне заметна. Не прошло и пяти минут, как леди Джулиана услышала далекое хлопанье огромных крыльев. Она уже было вскочила со своего сиденья, но тут пень вдруг проскрипел: «Прюювет!». Бедняжка так и остолбенела на месте… Еще секунда, и напуганная девушка попала прямо в лапы к Икарусу, который отнес ее обратно в пещеру, бранясь на своем рычащем языке.

Добравшись до дома, дракон выпустил свою ношу и, не теряя времени на каллиграфию, несколькими доступными жестами объяснил ей, что следующая попытка будет караться пожизненным заточением в шкафу. Принцесса испуганно икнула в знак согласия, хотя в глубине сознания она была готова рискнуть вновь.

«А может, с ней лучше по старинке, – подумал Икарус, – в кандалы и к скале?..»

Вечером, чтобы не волноваться, наш герой сунул свою пленницу подмышку, как укладывающийся спать малыш берет с собой свою любимую мягкую игрушку. Однако в отличие от того малыша он долго не мог заснуть и слушал ее испуганное, прерывистое дыхание.

На следующий день, сразу после завтрака, произошло нечто неожиданное. Едва дракон доел своего оленя, как вдруг услышал карканье и сорочий стрекот, постепенно приближавшиеся к его пещере. Он вышел на порог и обратил свой взор на расстилавшийся вокруг лесной массив. На узенькой, почти неприметной дорожке, идущей от логова, вдруг блеснул наконечник копья, и нежный ветерок донес до драконьих ноздрей запах стали и конского навоза.

«Еще один пожаловал!» – подумал Икарус, ибо это означало одно: на него идет рыцарь. С некоторых пор эти тяжело вооруженные люди в доспехах почему-то наконец перестали беспокоить красного дракона, врываясь в пещеру и затевая очередной бой. Это затишье продолжалось уже несколько лет, но сейчас, похоже, тихие деньки должны были кончиться. Икаруса не так уж сильно огорчило это обстоятельство – в конце концов драки насмерть порой бывают очень увлекательным занятием и оставляют после себя много приятных воспоминаний. Победителю, конечно, так как побежденный уже не имеет шанса что-либо вспомнить. А быть побежденным дракону еще не приходилось.

Наш герой отбросил олений скелет в дальний конец пещеры и нацарапал на ее своде краткую инструкцию по технике безопасности для принцессы. Та тут же поняла, что сейчас начнется, и ретировалась вглубь чудовищева чертога, поближе к уже знакомому ей спасительному шкафу, забралась внутрь и закрылась в нем, оставив лишь маленькую щелочку для того, чтобы подглядывать за происходящим. Сердце ее вновь бешено забилось.

Из этого укрытия, между прочим, открывался неплохой обзор. Через маленькую щелочку был прекрасно виден вход в пещеру, дракон, готовящийся к бою, и еще некоторое пространство между шкафом и входом.

«Ах, надеюсь, смелый рыцарь все-таки победит этого дракона, – подумала она, но какое-то странное предчувствие пробралось в ее душу. – Хотя это вряд ли будет лучший исход», – неожиданно для себя добавила она. Джулиана задалась вопросом, а что же тогда можно считать лучшим исходом, но ответа не получила.

Через несколько минут, как и ожидалось, на «пороге» драконьей «обители» появился всадник в доспехах и с копьем наперевес. Латы и кольчуга были ему слегка великоваты, в то время как шлем чрезмерно плотно прилегал к голове. Лошадь под ним казалась уставшей после долгой дороги и очень аппетитной, особенно если слегка подрумянить ее на огне.

Пришелец с трудом поднял весьма проржавевшее забрало, отдышался и, запинаясь как школьник на экзамене, которому смерть как нужна отобранная учителем шпаргалка, начал объявлять примерно следующее:

– Я, сэр Фердинанд из эээ, как его…

– Неважно. И я пришел чтобы вызволить отсюда, эээ…

– Прекрасную леди Джулиану…

– А, ну да… покорившую мое сердце.

– Так вот, значит, эээ…

– Верни мне ее…

– Скорей.

– Вот!

«Как предсказуемо», – подумал дракон, а вслух же, помотал головой. Подобных заявлений он вдоволь наслушался за свою жизнь, и этот маленький монолог не отличался особой оригинальностью.

– Ты отказываешь мне? – уточнил сэр Фердинанд.

Икарус кивнул.

– Значит ты полагаешь, что тебе она нужнее? О, ужасное чудовище! «Ужасное чудовище» опять кивнуло.

– Но зачем?

Дракон пожал плечами.

– Тогда мне придется забрать ее силой! – предупредил новоявленный герой-любовник и нацелил на монстра свое копье.

Икарус тоже было встал в боевую позицию, но вдруг в его голове появился какой-то странный звук. Звук перешел в препротивный вой, доносящийся откуда-то со стеллажей с оружием. Наш герой обратил свой взор на тот меч, которым еще вчера так любовался. Сомнений не было – это звучал он.

Дракон еще помнил, как в прошлый раз, так сказать, «принимал у себя» какого-то психа с горящими глазами. Во время боя этот псих выл себе под нос какую-то дьявольски заунывную мелодию, которая мешала зверю сосредоточиться. Пока рептилия тщетно пыталась заглушить эти болезненные вопли, воитель наносил множественные удары, причиняя помимо психической еще и физическую боль. Бой казался неминуемо проигранным, дракон не был морально готов к таким тяжким испытаниям.

Если бы тот рыцарь, видя, как мучается Икарус, не закатил монолог про какой-то «заговоренный меч, будто бы выкованный демонами из самого ада», и все же увернулся бы от струи драконьего пламени, наша история закончилась бы, даже не начавшись.

Теперь же тот проклятый вой повторился снова. Однако к заунывному вою меча добавился новый, не менее мерзкий, перемежающийся невнятным бормотанием и чем-то наподобие кашля. Он был похож на скрип несмазанной двери, если бы дверь могла кашлять и ругаться на непонятном языке.

Источник этого нового звука находился где-то в районе головы новоприбывшего ВОЙ-ителя, хотя его губы в это же время источали потоки ругательств на людском языке, неплохо известном дракону.

Время от времени вой из головы рыцаря и из меча на полке с оружием пересекались между собой так хорошо, что звучали практически в унисон. В эти моменты у Икаруса в голове возникало такое «стерео», что он терял контроль не только над ситуацией на поле боя, но и над своим телом.

Наверное, каждый в своей жизни испытывал от какого-либо звука что-то более существенное, чем просто мурашки по коже. Кого-то передергивает от звука циркулярной пилы. А у кого-то сводит зубы от скрежета вилки по металлической сковороде. У Икаруса же на эти завывания очень болезненно реагировали хвост и голова. Эффект был такой, как если бы его ударяли здоровенной дубиной, сделанной, например, из мачтовой сосны, попеременно по голове и по кончику хвоста (не все знают, что кончик хвоста у драконов – самое уязвимое место, гораздо уязвимее, чем голова).

Тем не менее, как только дрожащая от страха лошадь хорошенько разогналась, он успел поставить ей подножку. Бедное животное с истошным ржанием повалилось наземь, а седок вылетел из седла и, пролетев метра три, совершил в воздухе полный переворот, а потом… чудесным образом приземлился на обе ноги!