Раздался отчаянный вой сирены, предупреждающей о начале ускорения.

— Слушаюсь, милорд.

Он довел ускорение «Короны» до шести g, отчаянно пытаясь найти путь к спасению. Тело было придавлено к амортизатору перегрузкой, но в мозгу лихорадочно толкались идеи — развернуться назад, соорудить фальшивую мишень для ракет, направить катер с пилотом-самоубийцей на борту прямо на кольцевую станцию, — но все это было бессмысленно. Единственное, чего он добился, — уменьшения скорости сближения ракет с фрегатом, что давало команде несколько лишних минут жизни.

— Двенадцать минут, милорд. — Минут жизни оставалось крайне мало.

Мартинес понимал, что быстро перескакивая с одной мысли на другую, едва ли добьешься толку. Надо было заставить себя думать медленно, шаг за шагом двигаясь вперед.

Гарсия сказала ему, что Козловский никогда не носит своего ключа на игры. Только о нем было достоверно известно, что на нем сейчас нет ключа, и поэтому Мартинес должен сейчас размышлять о Козловском.

Чтобы надежно спрятать ключ, самым разумным для Козловского было запереть его в сейф в своей каюте, но, видимо, Козловский был не настолько разумен. Он не спрятал его и в других удобных местах. Куда же он мог его подевать? Куда вообще ходят офицеры? Кают-компания. Кают-компания. Там офицеры кушают и отдыхают. Там есть закрывающийся буфет, в котором офицеры хранят выпивку и деликатесы.

Но кают-компания слишком ненадежное место, низшие чины приходят туда, чтобы навести порядок, а к буфету кают-компании подходят ключи кока и стюардов. Очень маловероятно, что ключи спрятаны там.

Может быть, Козловский отдает ключи кому-нибудь, кому он доверяет. Но все, кому он мог бы доверить ключ, сейчас участвуют в игре.

— Осталось десять минут, милорд.

Отлично, продолжал размышлять Мартинес, но если офицеры не носят свой ключ, они должны сдавать его капитану. Если предположить, что Козловский действует как положено, то давайте подумаем, куда кладет ключи Тарафа?

В его сейфах ключей нет. И в письменном столе тоже. Нет их в его личном буфете. Нету их ни под матрасом, ни в тайнике, спрятанном за обшивкой красного дерева в его каюте.

Он их… вешает на шею. С упавшим сердцем Мартинес представил себе, как Тарафа вешает ключ на шею, рядом со своим, и прячет его под футболку, на своей волосатой груди…

Нет. Эту мысль надо было оставить. Ключ должен быть где-нибудь здесь.

— Девять минут, милорд. — Корпус «Короны» дрожал от перегрузки.

Примет ли Фанагия их капитуляцию? Навряд ли. Скорее всего она не откажется получить фрегат обратно. Но — и этот вопрос казался ему жизненно важным — примет ли она его капитуляцию?

Едва ли. Когда Фанагия назначит на судно нового капитана, его кровь послужит прекрасным украшением для стен штаба. Возможно, самым простым выходом для всех было бы, если бы он взял в руки пистолет и сам вышиб бы себе мозги.

Нет. Отставить. Где может быть ключ?

Он представил себе каюту Козловского, она точно такая же, как у него… маленькая, с подвесной койкой, Умывальником, гардеробом с кучей форменной одежды на разные случаи жизни. Сундуки с барахлом, которое офицер таскает с собой с одного места службы на другое. Полки, маленький столик с компьютером.

В каюте трудно было что-нибудь спрятать. Она для этого слишком маленькая.

Надо полагать, что каюта капитана чуть побольше — сам он ни разу не бывал там, — но едва ли она была обставлена принципиально иначе.

И еще оставался офис капитана. Стол с компьютером. Сейф. Полки, заставленные призовыми футбольными кубками.

Кубки. Эти блестящие украшения, привинченные к полкам, чтобы не упали, для Тарафы важнее всего на свете, включая, может быть, экипаж его судна. Ими он любуется каждый день, как святынями.

Мартинес так углубился в размышления о кубках, что не расслышал, что ему говорят.

— Прошу прощения, — рассеянно отозвался он. — Что ты сказала?

— Я говорю, что настроила катер, как вы сказали, — повторила Келли.

— Отлично. Подожди немного.

Он вызвал Алихана.

— Ты не заглянул в кубки? — быстро спросил он.

— Куда, господин?

— Ты не заглянул в кубки? Призовые футбольные кубки — они же чаши, верно?

Тяжело переводя дыхание (шесть g — это не шутки), Алихан с досадой ответил:

— Нет, господин. Не догадался.

— Двигатели! — крикнул Мартинес. — Уменьшить ускорение до одного g!

— Есть уменьшить ускорение до одного g, милорд, — ответил Мабумба.

Корабль вздохнул, сбрасывая непомерную тяжесть. Оказалось, что просто вдыхать воздух, не прикладывая к этому усилий, — уже большое наслаждение. Мартинес отдышался и нетерпеливо потянулся к переговорнику:

— Нашел что-нибудь, Алихан?

— Я сейчас снимаю крышку с кубка, господин. Так… посмотрим, что там внутри…

В наступившей тишине, нарушаемой только яростным стуком сердца, Мартинес отчетливо слышал, как скребутся по металлу кубка пальцы Алихана. Потом Алихан громко задышал (Мартинес замер, вслушиваясь в каждый звук)…

— Осталось шесть минут, милорд, — доложила Трэйси мертвенным голосом, и сразу же:

— Они оба здесь, лорд Гарет, — торжествующе воскликнул Алихан.

Несколько секунд Мартинес не мог стряхнуть с себя оцепенение отчаяния, а затем электрическим током по телу пробежало сознание победы, и он едва удержался от радостного крика.

— Активируй стол капитана, — приказал он. — Вставь его ключ. Приготовься повернуть его по моей команде. Оружейники! Келли! Держи!

Кадет Келли не отрываясь смотрела на Мартинеса, вытаскивающего из кармана ключ Гарсии. Ее лицо светилось, как будто она видела Мартинеса, спускающегося в сиянии с небес на радужном облаке. Мартинес вложил ключ в ее тоненькую руку:

— Вставь и будь готова повернуть по моей команде.

— Слушаюсь, милорд!

Мартинес расстегнул рубашку и, вытащив собственный ключ, висящий на груди, вставил его в прорезь на серебристом пульте управления.

— Оружие. Алихан. Поворачивайте ключи по моей команде. Три. Два. Один. Поехали.

Келли расплылась в улыбке, когда оружейный пульт, стоящий перед ней, наконец ожил. На пульте Мартинеса загорелся огонек индикатора, демонстрирующий готовность оружия к бою.

— Алихан, пристегнись к койке.

— Слушаюсь, господин.

Чувствуя, как по всему телу пробегает радостный трепет, Мартинес повернулся к Келли.

— Активировать защитные лазеры! — приказал он. — Это не учения! — Ему приходилось сдерживать себя, чтобы не сбиться на невнятную скороговорку.

— Это не учения, — повторила Келли, сияя улыбкой во все лицо. — Активирую защитные лазеры.

— Сканировать радарами зону за кормой.

— Радары развернуты назад, милорд.

— Это не учение. Зарядить первую ракетную батарею антиматерией.

— Это не учение. Заряжаю первую ракетную батарею антиматерией… ракеты заряжены, милорд.

Ракеты заряжались антиматерией — тем же топливом, на котором двигался фрегат. Антиводород, заряженный дополнительной дозой позитронов, отлично удерживался в статическом поле внутри микроскопических полых кремниевых гранул. Их можно было без опаски хранить десятилетиями, причем гранулы были такими крохотными, что их можно было разглядеть только в микроскоп, а их взвесь вела себя как жидкость. Антиводород был для ракет одновременно и топливом, на котором они летели к цели, и взрывчаткой, которая детонировала в конце их пути.

«Корона» двигалась на том же антиводороде, только гранулы были побольше, что позволяло двигателю развивать большую мощность.

— Наблюдатели, — спросил Мартинес, — каков разброс ракетного роя?

— Летят сомкнуто, милорд, — ответила Трэйси.

Мартинес вызвал на экран показания радара. Приближающиеся ракеты действительно шли сомкнуто, как в строю. Одной встречной ракеты будет достаточно, чтобы разделаться с ними, но, может быть, стоит не рисковать и запустить для верности две.

Он вывел на свой пульт управление орудиями и начал программировать ракеты.