Домой Клодин ехала в самом радужном настроении: сейчас она приедет и помирится с Томми. Он, наверное, волнуется, что она так поздно задержалась… и ревнует — наверняка не без этого.

Но при сослуживцах он, конечно, ничего говорить не будет — встретит ее с невозмутимым видом, будто так и надо.

Может быть, стоит подождать, пока он придет в спальню, ляжет рядом — и тогда повернуться и обнять его? Даже ничего не говорить, просто обнять — он сам все поймет!

До дома она добралась быстро, вылезла из такси и взглянула наверх, на окна. В гостиной горел свет — телевизор, небось, смотрят; в библиотеке и в спальне было темно.

Перед тем как перейти улицу, Клодин по привычке оглянулась, шагнула на мостовую — и отшатнулась, когда раздался визг тормозов и буквально в нескольких дюймах от нее пронеслась большая светлая машина.

Господи, опять она посмотрела налево, а не направо!

Машина — мини-фургон с какими-то пестрыми надписями — проехала чуть дальше и остановилась. Клодин шагнула туда, готовая извиниться — наверняка водитель перепугался не меньше, чем она!

— Прошу прощения! — нагнулась, вглядываясь сквозь закрытое окно — может, человеку плохо стало?!

Дверцы фургона с лязгом открылись, она обернулась и увидела спешившего к ней плотного усатого мужчину в куртке и берете.

— Простите, мисс, — начал он. — Вы не подскажете…

Внезапный удар сзади швырнул Клодин в его объятия. Вырвавшийся у нее крик перехватила прижатая к лицу шершавая ладонь, еще несколько рук — много, много! — схватили ее с разных сторон. В следующий миг она оказалась внутри фургона, двери захлопнулись и машина тронулась с места.

Из дневника Клодин Конвей: «…Не иначе как сам дьявол принес в наш дом эту проклятую девчонку!..»

Первые несколько секунд Клодин бешено отбивалась, но силы были неравны. Над ухом раздался злобный рык: «Стоять спокойно!», и заломленные за спину руки пронзило такой невыносимой болью, что она, взвыв, согнулась вперед. В ту же секунду на голову ей накинули что-то вроде пахнущего пылью и резиной мешка.

Шею перехватила веревка, стала затягиваться, душить — Клодин испуганно дернулась…

— Стоять спокойно! — за руки рванули так, что, казалось, они сейчас выломаются из суставов.

От бессилия и боли Клодин вскрикнула.

— Тихо! — последовал сильный удар по пояснице, но зато — о облегчение! — рукам стало чуть посвободнее.

Она по-прежнему стояла согнувшись и боясь шевельнуться, чувствуя, как из глаз текут слезы. Похитители возились с ее запястьями — связали их сзади, больно стянув веревкой — но боль эта не шла ни в какое сравнение с той, предыдущей, когда руки чуть ли не выворачивались из плеч.

Держа с двух сторон за локти, ее потянули в сторону.

— Садись! — почувствовав что-то под коленками, она покорно опустилась на узкое жесткое сидение. — Будешь орать — врежу так, что мало не покажется!

К этому времени Клодин и сама уже поняла, что кричать бесполезно.

Они ехали, и ехали, и ехали — казалось, бесконечно. Повороты, короткие остановки, какие-то ухабы… несколько раз машину качнуло так, что если бы по обе стороны от Клодин, зажав ее между собой, не сидели люди, она бы, наверное, упала.

Поначалу от ужаса ее буквально колотило, но прошла минута, другая — дрожь постепенно отпустила, сердце стало биться ровнее и сквозь ужас и растерянность начали понемногу пробиваться более-менее связные мысли, выстраиваясь в логичную цепочку.

Ее не убьют… По крайней мере, пока не собираются: хотели бы убить, убили бы сразу.

Похитители надели ей на голову мешок, потому что не хотят, чтобы она потом могла опознать их лица и место, куда ее везут, другого объяснения нет. Значит, опять же, убивать не собираются, более того, при определенных обстоятельствах готовы отпустить. Еще бы знать, что им нужно… Выкуп? Некоторые люди считают, что фотомодели просто купаются в деньгах!..

Или это все из-за Томми, как-то связано с его работой? С Арлетт?.. Почему-то это имя упорно крутилось в голове, хотя было непонятно, как можно увязать француженку с похищением.

Машина свернула вправо, ее стало потряхивать и мотать из стороны в сторону — похоже, они ехали уже не по шоссе… наверное, скоро приедут. Куда?

К месту назначения — ничего более определенного сказать было нельзя…

По тряской дороге они ехали недолго, потом фургон остановился, двери распахнулись и пассажиры начали выходить — судя по топоту и возне, их было человека три, не меньше.

Сидевшие по обе стороны от Клодин люди тоже встали, один из них — левый — потянул ее за плечо:

— Пошли!

«Как сейчас вылезать из фургона — вслепую, со связанными руками?! Да еще на высоких каблуках!» — судорожно подумала она.

Но, очевидно, ее падение носом вниз не входило в планы похитителей: внезапно подхватив с двух сторон под локти, Клодин приподняли и аккуратно опустили на землю.

— Иди вперед!

Артачиться было бесполезно.

Она покорно пошла, направляемая придерживавшей ее за плечо рукой — сначала по щебенке, потом наверх по пандусу, и наконец — по покрытому мелкими камешками полу. Что это именно пол какого-то большого помещения, а не открытая площадка, было понятно по тому, что шаги, да и другие звуки начали вдруг отдаваться гулко и громко.

— Ступеньки, наверх, — державший Клодин человек подтолкнул ее в нужном направлении.

Ступеньки оказались металлические, узкие и скользкие. Девятнадцать… маленькая площадка, поворот… еще двадцать одна, снова поворот… ровный пол — бетонный или каменный.

Клодин сама не знала, зачем она отмечает и запоминает все эти подробности — очевидно, чтобы делать хоть что-то — хоть что-то, что она могла!

— Стой!

Связанные запястья схватили, потянули вверх и — о чудо, кажется, их развязывали! Да, развязывали!

Веревка соскользнула, и она почувствовала, что может шевелить руками.

Ее подтолкнули в спину.

— Иди!

Шаг… другой… за спиной захлопнулась дверь, и в замке щелкнул ключ.

Несколько секунд Клодин стояла неподвижно и прислушивалась.

Потом нерешительно подняла руки и коснулась сжимавшей горло веревки. Никто не рявкнул, не запретил. Нащупала узел и с трудом развязала; стащила с шеи петлю и сняла мешок.

Вокруг было темно. Правда, не совсем: сквозь три небольших зарешеченных окошка пробивался слабый свет.

Осторожно, шаркая по полу ногами, чтобы не споткнуться, Клодин подошла к окну. Сквозь решетку виднелся уличный фонарь на столбе и, на горизонте — какие-то редкие огоньки. Больше ничего — темнота, ночь…

Держась рукой за стенку, она обошла комнату. Футов двадцать пять в длину и десять в ширину; ни стульев, ни стола — пустая, голая бетонная коробка.

Интересно, сколько можно простоять в модных ботильонах на шпильке? А садиться на пол… Клодин хорошо помнила слова мамы: «Не сиди на холодном камне — все там себе застудишь!» — что подразумевается под «там», было понятно любой женщине.

Разве что пальто под себя подложить… Черное, кожаное, с замшевой отделкой — на грязный шершавый бетон? Что от него после этого останется?!

Клодин поднесла к свету предмет, который до сих пор сжимала в руке. Это оказался мешок наподобие тех, в которых хранят муку.

Чуть подумав, она постелила его на пол у стены, сняла с себя пальто и вывернула наизнанку: подкладку можно очистить, в крайнем случае — заменить, а вот поцарапанную кожу уже ничем не исправишь. Свернув в несколько раз, положила его на мешок и села на получившуюся подушку; прислонилась к стене и вытянула ноги…

Что происходит, кто эти люди? Куда они ее привезли, зачем?

Вопросов было много, ответов — ни одного.

Наверное, Томми беспокоится, не понимает, куда она делась…

И — жуткая мысль, от которой внутри стало холодно: он может подумать, что она осталась у Ришара!..