– Да, они живы оба – и почтенный аксакал, и юнец. Живы, но очень, очень ослабли. Час назад внучонок Черкез полетел с ними в Джанабад на таком же точно самолете, Товарищ полковник встретил самолет в пути? Вот-вот, это и были они – внучонок, Гульнар и двое русских, едва не загубленных бывшим ханом племени эрсари. Он, Бава-Кули, сразу узнал старого бандита. Быть может товарищ полковник и его уважаемые спутники заглянут на минутку в юрту старого кумли? Пиала душистого гок-чая или холодного айрана не повредит в дороге.

– Что ж, зайдемте, товарищи, – говорит полковник Карабанов.

И вот они уже сидят в юрте гостеприимного Бава-Кули. На чистой кошме три пиалы душистого гок-чая и две – с прохладным айраном.

– Плохо еще заботимся мы о чабане, – говорит капитан-пограничник. – Древняя юрта в век космических полетов! Парадоксально.

– Мир полон всевозможных парадоксов, – замечает Карабанов. – А что до юрты – здесь все в порядке. Чудесное жилище для кочевья. Легко в перевозке и сборке, устойчиво в бурю, прохладно летом, зимой не боится ни дождя, ни снега... Не следует пренебрегать народной мудростью, капитан, – шутливо заключает он. – Вот вы избрали сейчас айран, а наш доктор может подтвердить, что горячий гок-чай гораздо лучше утоляет жажду.

– Совершенно верно, – опуская пиалу с айраном, улыбается врач – совсем еще молодой человек в легком дорожном костюме. – Но... к этому надо еще привыкнуть.

Бава-Кули смотрит не на них. Он исподволь поглядывает на короткие жирные пальчики, сжимающие третью пиалу с гок-чаем. Как затесался в эту компанию толстяк с трусливо бегающими глазками? В старое время такие восседали в пыльных лавчонках близ Регистана.

Карабанов опускает пиалу. Бава-Кули спешит подлить ему чаю. Этот старый воин с иссеченным шрамами лицом не из тех, кто мешкает в пути. И в юрту, разумеется, зашел не зря. Старый воин – мудрый человек, он знает и уважает древние законы кумли. Как и положено, сказаны первые вежливые фразы. А сейчас, вот сейчас задаст он главный свой вопрос.

– Вы сказали, бава, – произносит полковник Карабанов, – в Джанабад улетели четверо?

– Четверо. Четыре человека и Шейтан – пес с богомерзкой кличкой.

– А этот? Бывший хан племени эрсари?

– Ушел в пески. Один, без верблюда, без коня...

– Он направился к развалинам Кала-и-хумб. Это здесь недалеко, бава.

– Да, он пошел в ту сторону. Я послал за ним младшего сына, отца Черкеза.

– Мы тоже летим туда, бава... Что это с вами, Файзи?

Пиала выпала из рук толстяка, чай растекался по кошме. Округлившиеся глазки с непередаваемым ужасом уперлись в дверцы. Все обернулись, ожидая увидеть чуть ли не кобру с раздутым капюшоном, но там стояла всего-навсего глазастая девчушка. Совсем крохотная девчушка с целым пучком смешных косичек на затылке.

Однако и Карабанов увидел что-то, незамеченное другими.

– Дур! Ховлукми! – вскочил он и ловко перехватил руку девочки раньше, чем она ее поднесла ко рту.

Девочка от испуга расплакалась и бросилась бежать. Молодая женщина в новеньком нарядном платье подняла ее на руки, с укоризной посмотрела на полковника.

– Где она это взяла? – показав женщине раздавленную тыквенную бутылочку, спросил он.

Женщина растерялась.

– Вычерпнули из колодца. Видно, обронил какой-то неряха. Но я вылила все ведро в колоду и зачерпнула вновь.

– В ней, возможно, была отрава. Предупредите всех, чтобы не прикасались к колодезной воде.

– Отрава?! Так вот почему старый шакал вертелся у колодца! Но мы уже пили, пили...

Женщина прижала к себе сразу притихшую девчушку и бегом бросилась к соседней юрте.

Карабанов вошел к Бава-Кули. Все сидели на своих местах, вопросительно глядя на него.

– Я отобрал у нее шакша раньше, чем она поднесла ко рту, доктор, – оказал он. – Но все равно, надо проверить ребенка... и других, кто пил колодезную воду в течение последнего часа. Возможно отравление.

– Понятно, – вскочил молодой врач. – Где они?

– Но я... – застонал Файзи. – Но мы... Мы тоже пили!

– Прежде всего осмотреть ребенка, – обращаясь только к врачу, повторил полковник.

– Разумеется, – ответил врач и вышел.

– А у вас острое зрение, Файзи, – присев на прежнее место, заметил Карабанов. – И неплохая память. Эти игрушки тоже проходили через ваши руки?

Он указал на маленький черный полумесяц, отпечатанный на донышке раздавленной бутылочки.

– Нет, нет, – замахал руками толстяк. – Что вы! В первый раз вижу.

– Вы уже выдали себя, – равнодушно сказал Карабанов. – Откуда иначе вам может быть известен этот знак.

– Да, да, вспомнил, – заерзал Файзи. – Вспомнил, извините меня. В одной посылке, прибывшей ко мне из Саракса для Джунавадхана, были как раз такие же бутылочки со значками. Но клянусь вам...

– Вот видите, – перебил его полковник. – Я же говорю: у вас совсем неплохая память. Кстати, советую запомнить: чем больше лжи, тем тяжелее участь.

И, не слушая Файзи, он обернулся к хозяину юрты.

– Это было очень давно, бава. Удирая, они любили заражать колодцы трупами. Но их благочестивые и высокоцивилизованные покровители сочли этот метод слишком примитивным. Вот так и появились эти бутылочки, подарок друзей-инглизов. Кое-кто, оказывается, сохранил их и до наших дней.

За стенами юрты раздался топот копыт.

– Вернулся мой младший сын, – сказал Бава-Кули, наливая в пиалу айран.

Дверцы распахнулись и черноусый великан переступил порог:

– Салам!

Гости ответили. Бава-Кули пододвинул сыну айран.

– Я бы выпил чаю, отец, – попросил тот.

– Чай нельзя, – ответил Бава-Кули.

Сын ничем не выразил удивления.

– Я проводил его до самых развалин, – обращаясь к полковнику, заговорил он. – Потом осмотрел все вокруг. Никаких следов. Там никого больше нет. Только бывший хан. И я вернулся. Ему некуда уйти оттуда.

– Вы правильно поступили, – сказал Карабанов. – Спасибо.

– Меня он не видел. Я наблюдал за ним из-за барханов.

– Очень хорошо. Сейчас мы отправимся туда.

Они вышли на остывающий от жары такыр. Солнце садилось. Из-за песчаной гряды доносился шум возвращавшейся отары.

– Кажется, все благополучно, – подошел к Карабанову врач. – Никаких внешних признаков отравления. Но надо произвести анализы.

– Обязательно, – согласился Карабанов. – Такими вещами не рискуют. Я предоставлю вам ракетоплан.

– Те двое русских крепко спали, – вспомнил Бава-Кули. – Слишком крепко. Гульнар очень тревожилась.

– Да, да, не исключено, что негодяй подсыпал и им отраву, – подхватил полковник. – И если в колодце концентрация оказалась незначительной, то с ними дело могло быть хуже. – Он передал врачу раздавленную бутылочку.

– После анализа, пожалуйста, верните. Она еще мне понадобится. Кстати, этой штуковине почти двадцать лет. Быть может, яд уже утратил силу?

– Он мог окислиться за этот срок, – подумав, ответил врач. – Окислиться, утратить токсичность... Все скажет анализ.

– Не будем терять времени, – решил полковник. – Капитан доставит вас в Джанабад и вернется сюда за мной. Счастливого пути, доктор.

В ложбинке, не доходя крепости, Эрсарихан остановился. Недопустимо, чтобы джигиты увидели своего сердара в образе неряшливого, запыхавшегося старца. Теперь уже можно не спешить...

Тщательно отряхнувшись, перепоясав халат, плотно надвинув тельпек на голове, он уже не спеша продолжал свой путь.

Крепость выглядит совсем безлюдной, – кто скажет, что десятки глаз наблюдают сейчас за ним? Хоп, хоп, – молодцы джигиты! Он и сам был таким же осторожным, как гиена, и свирепым, как тигр. Молодцы! С такими до самой Хивы пронесет он священное знамя пророка...

«И каждый получит по заслугам», – повторяет про себя Эрсарихан. Это пароль, с ним должен он переступить ворота крепости. Но где они, эти ворота? Кругом обломки глинобитных стен, жалкие обломки, поросшие колючкой, полузанесенные песком... Но вот и пролом, наверное, сюда, надо только перелезть обвалившуюся арку.