Бегло просматривая свежую газету, маленький гражданин ни на секунду не ослабляет бдительность. Но сито по-прежнему пусто. Соседи – темпераментные молодые люди, видимо агрономы, – поглощены жарким спором. «Мутация... Сверхраннее созревание... Смещение ареалов...» Маленький гражданин досадливо поджимает губки. Биология сейчас его мало интересует. Больше того, он и слышать о ней не хочет, да, да, не хочет, не желает. Он сыт ею по горло, этой чертовой наукой! После истории с Бенджаменом Блером, когда погибла величайшая из сенсаций... Да, шеф так и сказал: «Величайшая из сенсаций, но...» Проклятое «но», он и сам знал, что рискованное дело – затрагивать интересы Трехпалого Бена. «Если мы это тиснем, – заверял его шеф, – за твою жизнь нельзя будет поставить и дырявого цента. И за мою тоже». Возразить было нечего. Конечно, оставалась еще возможность предложить материал одному из прогрессивных изданий. Ребята из «Рабочей газеты», например, не побоялись бы колупнуть Трехпалого. Будь он помоложе, быть может, и рискнул бы. Вот именно, будь он помоложе... «Дорогой Какаду, мы уже в годах, – нежно ворковал шеф, – пусть желторотые юнцы гоняются за призрачной славой. Уж мы-то знаем: есть вещи поощутимей». Есть вещи поощутимей – шеф прав, как и всегда! И можно не сомневаться, Бенджамен Блер сумеет оценить их молчание. Все так, однако когда уплывает мировая сенсация... «Не падай духом, старик, – утешал шеф, – я приготовил тебе кое-что взамен. Некий профессор Боровик – не слышал?.. Это такой же Блер, советского только образца. И если ты не разучился говорить по-русски...» Нет, черт побери, не разучился. В России может изъясняться как коренной москвич, во Франции – как парижанин. Он полиглот, это врожденный его талант, его призвание. Если б у Гопса-старшего водились доллары, Гарри сотворил бы свой бизнес в науке. Профессор Гопс – неплохо звучит, а? Какаду на кафедре – это было б сенсационно!..

Стоп! В сите кое-что застряло. Пусть и не так уж много, всего одно только словечко, одно название, но... Маленький гражданин удваивает внимание. Он терпеливо ждет. Напрасно, разговор снова порхает вокруг осточертевших ему «мутаций»... Попытаться поправить их, подтолкнуть?

– Простите, – маленький гражданин опускает газету. – Как будто вы упомянули Джанабад? Я был там полгода назад...

Спор обрывается. Минуту соседи с недоумением смотрят на маленького гражданина.

– Вот как? – довольно неопределенно отзывается один из них.

– Чудесные места, – маленький гражданин пытается раздуть чуть тлеющий под пеплом огонек. – Правда, летом с непривычки довольно жарко.

– Летом, пожалуй, жарковато, – вежливо соглашается сосед.

– Где там – «жарковато». Просто терпенья нет! Но сейчас, думаю, там благодать...

Бедный Какаду дует изо всех сил, но костер не разгорается. Сосед отвечает ему лишь вежливой улыбкой и вновь оборачивается к товарищам. Разговор неизбежно возвращается в прежнее русло. К тому же они ведут его теперь вполголоса. Или это только кажется?

Подавив вздох, маленький гражданин вновь разворачивает газету. В Куйбышеве, при пересадке, надо будет присмотреть себе новых, более перспективных на отдачу соседей... Джанабад, – почему все же упомянули они его? Какое отношение могут иметь эти агрономы к затее профессора Боровика? Странно, чертовски странно...

Откинувшись в кресле, полуприкрыв веками живые выпуклые глазки, маленький гражданин погружается в размышления. Как хорошо, что он сразу же дал отпор нелепым притязаниям шефа. Никаких фото, никакой аппаратуры! К черту-дьяволу, пусть занимаются этим парни из ЦРУ. Они-то знают, на что идут. Ну, а честному репортеру вообще нечего делать на их адской кухне. Шпионаж, провокации, убийства – не его стихия. Русские не посмеют поставить ему в упрек невинный трюк с переодеванием. При такой внешности никто всерьез не примет его за шпиона. Да он и не собирается выведывать их оборонные секреты. Советские газеты открыто писали о Джанабаде – Городе Жизни. Вот он и решил заглянуть туда. Одним глазком, хотя бы одним глазком...

Это действительно было чудом! Когда в Куйбышевском аэропорту Виктор неожиданно увидел прямо перед собой так хорошо знакомое ему смуглое лицо с длинными «марсианскими» глазами, он даже растерялся.

– Галка?!

– Виктор? – «марсианка» была изумлена не менее его. – Какими судьбами?

– Постой, постой, – Виктор отступил на шаг, разглядывая ее. – Значит ты не... С тобой ничего не произошло?

– Это насчет аварии? – догадалась Галя. – Но я ж телеграмму дала: «Жива, здорова...» Пришлось, правда, сделать крюк – из Астрахани нет прямого сообщения. Сейчас возвращаюсь в Джанабад.

– Летим, значит, вместе. Вот это здорово! Ты и не представляешь себе как это здорово, Галочка.

– Вы сказали – Джанабад? – внезапно прервал Виктора маленький шустрый гражданин в огромной пыжиковой шапке. – Советую поторопиться. Мест уже почти нет. Я только что компостировал, сегодня в этом направлении очень много транзитных.

– Но мы тоже транзитные! – взволновался Виктор. – И нам срочно. Где твой билет, Галочка?

– Сюда, сюда, – услужливо подсказал маленький гражданин. – Пройдите, прошу вас. Вот в этой кассе...

– Да, да, последние места, – подтвердила приветливая кассирша. – Отправление через двадцать две минуты. Ваша фамилия? Боровик Галина Владимировна? Пожалуйста. А ваша, молодой человек? Ветров Виктор Петрович?

Убедившись, что все обстоит благополучно, услужливый гражданин деликатно удалился. Пусть поворкуют голубки, ему некуда спешить. Впереди еще целых два часа совместного полета. Два часа! О, на сей раз он сумеет употребить с пользой каждую минуту. Интересно, кто она, эта стройная смуглолицая девушка с удивительно длинными светло-серыми глазами? Очевидно, родственница профессора Боровика, быть может, родная дочь?

Вспомнив, что еще не завтракал, маленький гражданин в наипрекраснейшем настроении проследовал в ресторан. Все столики были заняты, и он, попросив разрешения, подсел к двум оживленно беседующим мужчинам.

Нет, на сей раз фортуна определенно повернула к нему сверкающий лик свой. Не прошло и минуты, как он понял, что случайные соседи ведут разговор именно о том, что сейчас интересует его более всего на свете!

– А я вам говорю, все складывается как нельзя лучше, – уверенно рокотал полный, представительный товарищ в светло-сером дорогом костюме. Элегантный, тоже серый, замшевый портфель лежал на свободном стуле, рядом. – Как нельзя лучше. В Джанабаде вы в этом сразу убедитесь.

Его молодой, черный, как жук, собеседник, ничего не отвечая, только с сомнением покачивал головой, чем, как видно, немало раздражал представительного товарища.

– Поймите же, Фома неверующий, – убеждал тот, запивая боржомом солидный кусок бифштекса. – Это ж так естественно. Я выступаю в данном случае как старший научный руководитель.

Молодой упрямо мотнул головой:

– Можно скомпрометироваться. Всем известно, что вы ровно никакого отношения не имели к работам профессора.

– Что будем кушать? – бойко спросила молоденькая официантка, заглушив негромкий голос чернявого.

Маленький гражданин с досадой наугад ткнул пальцем в меню, и официантка упорхнула, одарив его удивленным взглядом.

– И потом, – продолжал младший собеседник. – Ни в коем случае не следует сбрасывать со счета его сотрудников. Народ это горячий и, предупреждаю вас, довольно бесцеремонный.

– А вот это уж ваше дело, – пророкотал товарищ в сером, продолжая свою расправу над бифштексом. – Немедленно по прибытии в Джанабад...

Официантка снова отвлекла маленького гражданина, водрузив перед ним на стол большущий шоколадный торт.

– Ничего больше? – опросила она не без некоторой робости.

– Стакан чаю, пожалуйста, – старательно пряча смущение, попросил маленький гражданин и, глядя на соседей, виновато улыбнулся: – Грешен, люблю сладенькое в пути.

Чернявый скользнул по нему каким-то отсутствующим, скорбным взглядом и, не удостаивая ответом, повернулся к собеседнику.