– Уйдет! Он уйдет... – закусив губы, шепчет Красиков. – Неужели он нас не видит?

– Мы не видны из-за колодца, – высказывает предположение Боровик, и они отходят в сторонку. Василий, сорвав рубашку, машет ею над головой. Но вертолет явно не замечает их. Описав широкую дугу, он уходит на запад, и рокот мотора постепенно замирает за грядой барханов.

Еле волоча ноги, возвращаются они к колодцу. Владимир Степанович говорит что-то утешительное, но Красиков больше его не слушает. Забившись в тень, сунув под голову скомканную рубашку, он тупо смотрит в пронзительно-синее, без единого облачка, безжалостное небо. Нет сил ни говорить, ни думать.

– Попытайся заснуть, – предлагает Боровик. – Ты мало спал в эту ночь.

Да, верно, он совсем мало спал, было холодно и тревожно. А сейчас тепло, очень тепло и мягко на этой чудной войлочной подстилке. Спать, только спать...

Он закрывает глаза – и пенящийся водоворот тут же подхватывает его. Мутные волны с ревом мчат среди хаоса камней, радужные брызги взлетают к небу. Вот откуда-то издалека доносится нарастающий грохот водопада. Он больше не в силах бороться с волнами, бешеное течение увлекает его навстречу гибели. Водопад уже рядом, гремит так, что сам воздух содрогается над головой. Еще минута – и голова расколется от гула!.. Но вдруг шум смолкает. Песчаная отмель, – откуда взялась она? Теперь он лежит у самой воды и набегающая волна ласково лижет щеку. Море вздыхает рядом, от него пышет жаром... Нет, нет, это не море, кто-то большой и страшный склоняется над ним, тяжело дышит в самое лицо, трогает шершавым языком.

Вскрикнув, Василий просыпается. Прямо перед собой он видит волчью морду. Зверь тихо ворчит и делает шаг назад.

Уродливый полосатый зверь петлял среди песков. Поджав куцый облезлый хвост, обнажив клыки, в бессильной и лютой злобе метался он по раскаленному песку, не чуя боли в обожженных лапах. Гром, внезапно упавший откуда-то с высот, вспугнул его от только что приконченного козленка.

Этот отбившийся от стада молоденький джейран и выманил его из тесной щели в горах. Они столкнулись ночью у водопоя. Рокот перебиравшего камешки ручья заглушил шаги кравшегося с подветренной стороны хищника, но в последний момент резкий запах предупредил жертву. Козленок прянул в сторону, и жадные челюсти клацнули в пустоте. Не привыкший к преследованию дичи хищник, разочарованно рявкнув, припал было к воде, но тут же насторожился, прислушался к нечеткому цоканью копыт. Что-то шевельнулось в тупом и темном его мозгу, неведомое чувство шепнуло: беги – нагонишь! И хищник, оторвавшись от воды, затрусил вслед уходившему джейрану.

По неровному бегу дичи он вскоре понял, что козленок ранен. Расстояние между ними то сокращалось, то вырастало вновь. Несколько раз хищник в нерешительности замирал на месте. Он не любил открытых пространств, избегал удаляться далеко от логова. Но вместе с запахом уходившей дичи в ноздри его проникал восхитительный, терпкий аромат крови, и хищник не в силах был оставить погоню. Упорство его росло по мере того, как ослабевала жертва.

Наконец козленок встал. Тоненькие ножки мелко-мелко дрожали, впалые бока тяжело ходили. Собрав последние силы, он сделал два-три коротеньких шажка и с жалобным стоном рухнул на песок.

Хищник приближался ленивой трусцой. На минуту большие и влажные, полные смертной тоски глаза встретились с немигающим взглядом хищника, затем массивные челюсти с хрустом сомкнулись на тонкой шейке. И тут неведомый гром упал с небес!

...Зверь задыхался от усталости и страха. Вывалив язык, роняя пену, метался он из стороны в сторону. Инстинкт уже подсказал ему, что только так можно отсрочить гибель. Гром то надвигался почти вплотную, то уходил, и тогда, скосив глаза, он различал огромную тень, проносившуюся рядом. Но вот тень налетела на него и замерла, грохот повис над головой, и чье-то могучее дыхание прижало его к земле. Задние ноги зверя, короткие и слабые, бессильно подогнулись, он присел, ощерился и впервые закинул голову на толстой, неподвижной шее. Солнце больно стегнуло по глазам, привыкшим к мраку. Прошитый струёй горячего металла, зверь раскрытой пастью уткнулся в песок.

– Ну вот и все, – весело сказал черноволосый загорелый парень, глядя вниз сквозь застекленный пол кабины. – Ложимся на прежний курс.

– Ты поспешил, Черкез, – упрекнула девушка в черной с белым узбекской тюбетейке. – Ты вообще стал невозможным торопыгой.

– Пески должны быть чисты, – Черкез нажал педаль, и вертолет послушно пошел на север. – Должны быть совершенно чисты. Так сказал Аспер.

– Ты ничего не понимаешь, – девушка сердито тряхнула длинными черными, туго заплетенными косами. – Гиена – редкость в песках. Она держится обычно в предгорьях Копет-Дагов. Это редкий в науке факт.

– А для меня это просто мерзкий зверь. Убийца с клыками тигра и душой шакала.

– Все равно не следовало спешить. Надо было подняться выше и сверху проследить. Это очень, очень интересно – гиена в песках. Куда она пробиралась? Надо было проследить и записать. А ты все испортил.

– Пески должны быть чисты, Гульнар, – упрямо повторил Черкез. – Это Аспер попросил вмонтировать сюда пистолет-пулемет крупного калибра. Каракумы мы отдадим овцам. Ну, а гиен, волков, шакалов и прочую нечисть, милую сердцу иных ученых, поселим на каком-нибудь островке в Аральском море. Пусть там и изучают.

– Аспер, великий Аспер! – насмешливо продекламировала Гульнар. – Это имя звучит сегодня чаще, чем имя Аллаха в призыве муэдзина.

– Я действительно горжусь братом, – обиженно возразил Черкез, – и вовсе не собираюсь этого скрывать.

Гульнар промолчала. Она достала из планшетки карту и, вооружившись цветным карандашом, с сосредоточенным видом принялась расставлять на ней значки.

Третий пассажир вертолета – огромный кудлатый пес, лежа на прозрачном полу, внимательно следил за проносившимися внизу песками.

– Гляди, Шейтан, гляди, – кивнул ему пилот. – Тебе там хозяйничать. И если повстречаешь какую нечисть, смотри, не давай пощады.

Пес вежливо мотнул обрубком хвоста и, навострив короткие уши, слегка оскалил могучие клыки. Казалось, он понял человека.

– Неужели вы действительно думаете обойтись овчарками? – покачала головой Гульнар.

– А как же! Аспер сказал... – начал было Черкез и спохватился: – Извини. Совсем забыл, что это имя под запретом.

– Смотри, смотри! – вдруг встрепенулась Гульнар, глядя вниз. На дне неглубокой котловины виднелся труп верблюда.

Черкез повернул штурвал, и вертолет, сбавив ход, неподвижно повис над котловиной.

– Странно, – пробормотал он. – Ты видишь – даже седло не снято.

– Надо снизиться, – решительно заявила Гульнар.

На сей раз Черкез не возражал. Посадив вертолет в сотне шагов от павшего животного, молодые люди поспешили к нему. Вырвавшийся на волю Шейтан с радостным лаем носился по котловине.

– Верблюд зарезан, – Гульнар указала на неестественно запрокинутую голову животного. – Что бы это значило?

– Зарезан, – подтвердил Черкез. – И вскрыт желудок. А ну, ваше мнение, товарищ зоотехник?

Гульнар склонилась над животным.

– Все ясно. Из желудка извлечен рубец. Это внутреннее «водохранилище» верблюда, в нем всегда сохраняется какой-то остаток воды...

– Я так и думал, – воскликнул Черкез, – надо спешить, Гульнар, надо очень спешить.

Они бегом бросились к машине. Через минуту вертолет, набирая высоту, уже мчался на юго-запад. Не отрывая взгляда от ясно различимых на песке следов, Черкез разглядел еще один труп верблюда. Он положил было руку на штурвал, но тут же опустил ее. Следы уходили дальше...

Всю ночь Эрсарихан гнал верблюдов на север. Демир газык – полуночная звезда, вокруг которой созвездия кружат, как лошади на арканах, сверкала прямо в лицо. Слабый ветерок тянул навстречу, и старик вдыхал его полной грудью, – то был прекрасный ветер газавата!