– Впрямь, Данило это. Его голос… Ишь, глотку дерёт! Знать, повезло дурачине, отыскал Жар-птицу.

Досадно боярину, но отлегло от сердца. Плаха ему теперь не грозит. А тут и Данило-охотник подъезжает. Да не один, а с Царь-девицей, с красой ненаглядной.

– Гей, боярин! И ты, брат, здесь? Вот славно-то!

Спешился Данило. Боярина обнял, по плечам охлопал. Слава Богу, живы оба остались. А боярин пуще того радуется.

– Здрав будь, Данило-охотник! Я уж и дождаться тебя не чаял. А это кто с тобой? Такой красавицы и во сне не увидишь!

Ссадил Данило красавицу с коня. Сам не нарадуется.

– Невеста моя, наречённая.

Отвесил боярин Царь-девице земной поклон.

– Царица, сразу видно. Не из простых. Ну, совет вам да любовь. Проходите, гостюшки дорогие, отдыхайте! – Но Данилу возле шатра придержал. – Жар-птицу добыл?

Отвязал Данило от седла золотую клетку. Коня по крупу хлопнул. Ступай, дескать, Сивко-Бурка, пасись до утра. Сам узорчатую накидку с золотой клетки сдёрнул. Гляди, боярин! И будто солнце в глазах вспыхнуло. Трава из-под земли в рост пошла, птицы зазвенели. Лето красное по всей степи наступило.

– Моей невестушки подарочек, – Данило говорит. – То-то князь обрадуется!

Закивал боярин, заохал.

– Князю радость, а нам вдвойне. На плаху князюшка теперь не отправит.

– Твоя правда, друг сердешный.

Уселись все трое во шатре на парчовых подушках. Боярин дорогих гостей от всей души угощает.

– А и выпьем мы, други милые, чару зелена вина за птицу Счастья, да за твою удачу, Данило. Наш Данило, девица, за что ни возьмётся, всё ему удаётся!

Улыбнулась Царь-девица.

– За жениха моего милого!

– За тебя, красное солнышко, – Данило отвечает.

Выпили дорогие гости за счастье, за удачу, себя не забыли. Один боярин тайком от гостей выплеснул свою чару вина наземь. Тут Царь-девица за гусли взялась, за звончатые. Грустно, говорит, мне что-то, Данилушко. Запели гусли, заиграли. Голос бархатный душу тоской щемит:

Выпали гусли звончаты у девицы из рук, и заснула она на парчовых подушках, будто мёртвая. Один румянец на щеках играет. Данилу тоже в сон клонит, но пока винцо заморское, все припасы не припил, до конца держался. Наконец, и его сморило. Вскочил боярин на ноги. Радуется:

– Подействовало сонное зелье! Вот и ладно. Спите, голубчики. – Ногой Данилу толкнул, не просыпается. – Удачлив ты, Данило-охотник, не в меру. Ну да поглядим теперь, чья возьмёт.

Схватил боярин Царь-девицу и на своего коня поперёк седла перебросил.

– Твоя Царь-девица мне самому сгодится. А тебе, Данило, нож булатный в ретивое…

Будто тать[16] ночной, вытащил боярин из-за голенища ножик вострый и трижды Даниле-охотнику в грудь по самую рукоять вонзил. Клетку золотую с Жар-птицей забрал, на коня вскочил и – был таков. Только злой ветер вокруг шатра с мертвецом сугроб наметает.

Почуял Сивко-Бурка неладное, к шатру бежит. Голову вовнутрь просунул.

– Эх, хозяин, опять ты меня не послушал. Зачем ел-пил боярское угощение? Теперь мёртвый лежишь. Хорошо, хоть фляжку с живой водой боярин не унёс.

Отгрыз верный конь кожаную фляжку у Данилы с пояса и всю воду до капли на грудь хозяину вылил. Приподнялся Данило-охотник на локте, зевает.

– А славно я поспал! Правда, сон дурной приснился.

– То не сон был. Зарезал тебя боярин думный насмерть. А Жар-птицу забрал. И невесту твою увёз, сонную. Она теперь у боярина в подвале за семью замками слёзы горючие точит, по тебе убивается.

Вскочил Данило на резвы ноженьки. Шатёр в гневе надвое разорвал.

– Ай, да боярин! Ну, да я до тебя доберусь, друг сердешный!

Сел на коня и вслед за вором помчался.

Боярин, как домой приехал, первым делом невольницу в подвалы заточил и сразу в княжий терем с Жар-птицей направился. В дверь ногой стучит. Князь об эту пору в красном углу, в дубовом креслице сидел. Думу думал. Поднял князь головушку, а сам сердито глядит. Боярин в пояс князю кланяется.

– Я, пресветлый князь, из дальнего похода воротился…

Но тот и слушать не стал боярина. В лоб спрашивает:

– Изловил Жар-птицу? Или пустой приехал?

– Из-под земли, князь, достал. За три моря-океана на край света ездил, едва жив остался.

Да с теми словами золотую клетку перед князем на дубовый стол поставил. И назад отступил, с поклонами. Обрадовался князь.

– Ай, да боярин! Вот это служба так служба!

Обнял боярина, по плечам охлопал. Потом накидку узорчатую с золотой клетки сдёрнул. И опешил! Вместо Жар-птицы в клетке большая серая ворона сидит! Да как каркнет… Карр! Тут князь ногами затопал. Гневается.

– Ты что, боярин, никак посмеяться надо мной вздумал? Это твоя Жар-птица?

Боярин на колени пал.

– Разве я, пресветлый князь, осмелюсь шутки над тобой вышучивать? Жар-птицу вёз, отцом-матерью заклинаю!

– Думай, боярин, ох, думай! Иначе не сносить тебе головы.

Охнул боярин. По лбу себя хлопает.

– Подмена, князь! Подмена была, вспомнил!

– Ну? Говори.

– Когда возвращался, возле бел-горюч камня Данилу-охотника встретил. Рассказал ему на радостях: откуда, куда и зачем ездил. А когда сон меня сморил, Данило Жар-птицу на ворону подменил. Больше некому, князь!

– Найди Данилу! Из-под земли вора достань! А ворону… с глаз долой!

Накрыл боярин клетку с вороной накидкой и к дверям пятится. Клянётся отцом-матерью из-под земли вора достать. Задом дверь открыл, а в дверях за спиной у него Данило-охотник стоит. Втолкнул боярина обратно в горницу.

– Меня, князь, не надо искать. Я сам пришёл. И вора тебе привёл. Вот он… боярин твой.

И на боярина пальцем указывает. Взвыл боярин, аки пёс лютый.

– Ты что мелешь, холоп?! На боярина напраслину клепать! Ты кто таков?!

Но тут и князь осерчал. Кулаком по столу ударил.

– Кто из вас свою правоту мне докажет, тот жив останется. А виноватого под топор пущу!

Данило вперёд вышел.

– Тут, – говорит, – и доказывать нечего. На чужой беде да на чужих трудах счастья себе не сделаешь. У вора в руках и Жар-птица вороной глядит.

Забрал Данило у боярина клетку, на стол перед князем поставил и накидку сдёрнул. В золотой клетке Жар-птица огнём горит-переливается. Будто солнце, глаза слепит. Снег, сугробы на княжьем дворе ручьями потекли, трава зелёной щетинкой на проталинах пробивается. Почки на деревьях набухают, а от птичьего гомона в ушах перезвон стоит.

– Это, князь, подарок тебе от Царь-девицы, от невесты моей. Боярин сонным зельем её опоил и в подвалы упрятал. Ну да, терем твой, боярин, я по брёвнышку раскатал, по кирпичику раскидал, невесту свою вызволил.

Вышел Данило из горницы и обратно за белы руки Царь-девицу ведёт. Оба князю кланяются. Изумился князь.

– Клянусь Ярилой! Сколько лет на белом свете живу, а такой красавицы писаной не видывал. Пожалуй, она Жар-птицу своей красой затмит? Скажи, Данило?

– Истинно так.

– Ну, здравствуй, девица!

– Здравствуй, пресветлый князь, – Царь-девица отвечает. – Много о тебе наслышана.