Тут князь и поймал его на опрометчивом слове:

– Найди, боярин! Коли найдёшь, проси в награду, чего душа пожелает. Отказа тебе не будет. До самых ноздрей золотом осыплю.

– Помилуй, пресветлый князь! – взмолился несчастный. – Да где ж искать её, эту птицу?

– Перо сумел найти, значит, Жар-птицу добудешь. А нет, на плаху отправлю!

И пальчиком державным, в брильянтах, в окно на лобное место[5] боярину указал. Там, в деревянном пне, окровавленном, величиной в три обхвата, палаческий топор круглый год торчит. Ворам и расхитителям государевой казны в назидание.

Вышел боярин от князя, понуренный. Сам себя бранит за глупость. Зачем, дескать, к князю с этим пером сунулся? Вот дурень так дурень! Ну да ладно. Попробую другого дурня, похлеще, на своё место сыскать.

– Гей, слуги! – с крыльца кричит. – Позвать сюда Данилу-охотника!

Приводят слуги Данилу.

– Зачем звал, боярин?

– Худо дело, Данилушко. Не обрадовался князь твоему подарку. Ногами затопал, закричал: коли сумел Данило перо найти, значит, и Жар-птицу добудет. Так и передай.

У Данилы-охотника глаза на лоб полезли.

– Помилуй, боярин! Да где мне её искать, эту птицу?

– Где хочешь, там и ищи. А не добудешь если, князь обещал на плаху тебя отправить.

Совсем опечалился Данилушко. Видно, правду люди сказывают: возле царя – возле чести, возле царя – возле смерти. Ну да делать нечего, надобно в путь-дорогу собираться.

Сел Данило-охотник на богатырского коня и поехал Жар-птицу искать. Как князь велел. А куда едет, сам не знает. Голову на грудь повесил.

– Эх, Сивко-Бурка, зря я тебя не послушал, тогда и беды бы не нажил. Где искать эту Жар-птицу, ума не приложу.

– Не горюй, хозяин. Голова твоя не завтра с плеч свалится. Авось, да отыщем Жар-птицу.

Ехали они, ехали, вдруг… чу! Конский топот за спиной Даниле почудился. Кличет кто-то по имени. Остановил Данило коня, назад из-под руки вглядывается. А Сивко-Бурка ушами прядёт, ноздрями ветер ловит.

– То боярин за тобой гонится. Третий день догнать не может.

Спешился Данило-охотник. Коню торбу с ячменём на шею повесил. Боярина поджидает. Узнаем, дескать, Бурка, чего боярину надобно? Ждут-пождут, конский топ всё слышнее становится. Полдня не прошло, и впрямь боярин на взмыленном скакуне настигает. Да с ходу ещё полверсты мимо пролетел. Назад коня разворачивает.

– Тпрру-у! Насилу догнал.

– Уж не сменил ли светлый князь гнев на милость? – Данило спрашивает.

Боярин только рукой махнул.

– Куда там! Не верит тебе князь. Послал меня присматривать.

Вздохнул Данило-охотник.

– Да разве я вор или разбойник какой?.. Ну да Бог ему судья. Поехали, боярин. Вдвоём веселее.

Поехали они вдвоём, бок о бок, стремя в стремя. А Данило ещё и гусельки пощипывает, чтоб не тошно ехать было. Песню поёт:

Ехали они так-то, ехали и наехали на бел-горюч камень. Что на росстанях[6]. Невесть кем тот камень поставлен был во времена незапамятные.

– Тпрру-у! Никак приехали? Тут, Данило, наша дорога на три расходится. Ну-ка, читай, чего на камне написано.

Буквицы на камне от старости давно мхом поросли. Не читаются. Спешился Данило-охотник, рукавицей мох смахнул. Читает:

– Налево поедешь – коня потеряешь… Вот те на! Нет, боярин, мне налево не с руки. Куда я без доброго коня?

Согласился боярин.

– Дале, – говорит, – читай.

– Направо поедешь – женату быть! – Пожал Данило плечами. – Тоже не с руки вроде? Мне службу править, не до женитьбы покудова.

– Дале читай.

– А прямо поедешь – самому убиту быть. Вот это по мне, боярин! Какая разница: князь голову срубит или лихой человек?

Боярин тоже задумался: жена у него есть, дома в светлице сидит. С Данилой не по пути, кому охота убиту быть? И коня жалко. Он тогда говорит:

– У меня, Данило, жена есть. Значит, судьба мне налево путь держать.

– Шутишь, боярин? Тебе князь велел за мной присматривать.

– Э! Князь далеко, а я тебе верю. Как другу. Если мы по разным дорожкам поедем, Жар-птицу верней отыщем.

Согласился Данило.

– Твоя правда, боярин. Удачи тебе.

Разъехались они в разные стороны. Один прямо, другой налево подался. Да только боярин недалеко уехал. Много не прошло, назад к камню возвращается и коня в поводу ведёт.

– Езжай, езжай, Данило. Я здесь тебя подожду. Во шатре, во шелко́вом, прохлаждаючись.

Разбил боярин шатёр на бережку. Закуски, заедки, вина заморские из тороков[7] достал. На кошме[8], на парчовых подушках устроился. Ест, пьёт. Смешно думному боярину.

– Не тот, Данилушко, хитёр, кого за хитрого считают. А тот хитёр, кого за друга принимают. Ха-ха-ха!

Данило-охотник тем временем целый день по горам, по долам скакал, к ночи заехал в густой лес, в непролазный. Не чаял уже, как выбраться. Вдруг, глядит: а посреди леса избушка стоит на курьих ножках. На охлупне[9] филин фукает. Глазами сверкает. Спешился Данило перед избушкой, дивится: «Ну и ну! Не то домовина, не то и впрямь избушка на курьих ножках?»

– Эй, избушка, избушка? Повернись к лесу задом, ко мне передом!

Вроде пошутить хотел, а избушка заскрипела, закачалась и к нему передом поворачивается. В единственном окошке огонёк теплится.

– Гей! Живые кто есть? – Голос у Данилы зычный, эхом по лесу отзывается.

Слышит, запели половицы в избе. Дверь скрипнула, и из притвора старуха древняя на него в упор глядит. Не мигаючи.

– Фу-фу! Русским духом запахло.

Догадался Данило-охотник, что к Бабе-яге в гости попал. А сам думает: может, ведьма старая знает, где Жар-птицу искать? Но виду не подал, в пояс кланяется.

– Здравствуй, бабушка. Ночевать пустишь?

– Ты кто таков, молодец? – Яга спрашивает.

– Меня Данилой кличут. Охотник я.

– А сюда, Данило, каким ветром тебя занесло? Дело пытаешь или от дела лытаешь[10]?

Даниле-охотнику врать не с руки. Как есть, так и сказывает:

– Я, бабушка, на службе у князя состою. Велел мне пресветлый князь Жар-птицу раздобыть, а где искать её, никто, кроме тебя, не знает. И ведать не ведает. Вот я и завернул на огонёк.

Фыркнула Баба-яга. Головой затрясла.

– Ишь ты, прыткий! Так тебе и скажи, где Счастье-то искать.

– Так не задаром прошу. Если надоумишь, я твоё добро отработаю. На совесть.

Хлопнула Яга дверью перед носом. Долго её не было. Но Данило не уходит. А куда ему, на ночь глядя? В какую сторону? На крылечко сел, но тут избёнка враз набок накренилась. Тяжелехонек молодец. Заскрипела дверь, снова Баба-яга в дверь выглядывает.

– Даром брать легко, хи-хи! Да отдавать худо. Смотри, не пожалей, Данило.