– Говори, старая. В накладе не останешься.
– Только ты с крылечка-то встань, избу развалишь. Вон пенёк торчит…
Спровадила Данилу на пенёк. И говорит:
– Загадаю я тебе, Данило, три загадки. Ежели все три отгадаешь, скажу, где Жар-птицу искать. А ежели нет, я тебя на ужин съем, а коня твоего на завтрак.
Данило и тут согласен. Загадывай, дескать.
– Вот тебе первая загадка. Ничего не болит, а всё стонет. Кто таков?
Задумался Данило-охотник. Кто бы это? Ничего не болит, а он всё стонет?..
– Ты думай покуда, – Баба-яга говорит, – а я пойду, печь растоплю, да котёл с водой на огонь поставлю. Давно человечинкой не лакомилась.
Умелась старая в избушку. Дрова в топку накидала доверху и кочергой гремит. Скоро дым из трубы повалил. А как печь у неё растопилась, она уж снова на крыльце. Ножи друг о друга точит.
– Ну, отгадал загадку?
– Ха! Разве это загадка? Малое дитё отгадать может.
– Говори!
– Свинья это. Ходит – стонет. Ест – стонет. Спать ляжет – тоже стонет.
– Тьфу, тьфу, тьфу! Ни дна тебе, ни покрышки! – С досады, хоть и старая, на сажень от земли Яга подпрыгнула. – Ладно, это и впрямь не загадка. А вот вторая помудренее будет. Слушай. Шёл долговяз, в сырую землю увяз.
– Ну, бабушка, эта загадка и того легче, – Данило отвечает. – Шёл долговяз – это дождик. А в сырую землю увяз… так куда ему деваться было?
Снова старая подпрыгнула. И эту отгадал… умник! Тьфу на тебя!
– Но уж третью загадку нипочём не отгадаешь.
– Говори, бабушка.
– Вот кто это? Ехал к обеду, а и к ужину не попал. Да и позавтракать бы пора.
На этот раз крепко Данило-охотник задумался. Сидит на пеньке, буйну голову повесил. Никакая разгадка на ум нейдёт. Только сейчас и заметил, что вокруг избушки полно костей да черепов богатырских разбросано. Поглядела Баба-яга на молодца, хихикнула и снова в избу умелась – дровишек в печь подкинуть. А Данило, пока Баба-яга не видит да не слышит, коня подозвал.
– Ну-к, Сивко-Бурка, сказывай отгадку. А не то сожрёт нас старая, не подавится.
И ухо подставил поближе. Сивко-Бурка ему на ухо… бу-бу-бу! Бу-бу-бу! Говорит чего-то. Враз Данило повеселел. Как я сам-то, дескать, не догадался?!
– Гей, бабушка! – зовёт.
А Баба-яга уж тут как тут. Зубами скрежещет.
– Это ты про себя загадку загадала, – Данило говорит. – Обедать ты сегодня не обедала, нечем было. И спать легла без ужина. А уж скоро и позавтракать бы не грех.
Тут старая и вовсе разрыдалась. Даниле на худую жизнь жалуется.
– Совсем оголодала, Данилушко. Твоя правда.
– Ну, этому горю помочь легко. По дороге едучи, я, бабушка, кабанчика подстрелил. – Отвязал Данило от седла мешок с добычей, старухе под ноги сбросил. – Держи подарок. Хочешь – жарь, хочешь – парь, хочешь – сырое ешь.
На радостях Баба-яга на две сажени от земли подпрыгнула.
– Ох, милок! Вот угодил так угодил! Да я тебе за твою милость всё, как на духу, выложу. Слушай, Данило, и запоминай. Есть посреди моря-океана, на самом краю света, остров. На том острове чудный сад произрастает. В том саду терем высокий стоит. Возле терема растёт яблоня с молодильными яблоками. А под яблоней – колодец с живой водой вырыт. И клетка золотая. В этой клетке под узорчатой накидкой Жар-птица сидит, своего часу дожидается. Только ты, Данило, больше трёх яблок с молодильной яблони не бери…
Данило только плечами пожал.
– Зачем мне яблоки?
– Мне отдашь. Вишь, старая какая… годков триста сброшу. Из колодца больше фляжки с живой водой не зачерпывай.
– А вода мне зачем?
– Пригодится, милок! Ох, пригодится! Помяни моё слово. А главное – в терем не заходи, не то лютой смертью сгинешь.
Снова Данило диву даётся.
– Это кто ж такой страшный в тереме живёт?
– Внучка моя, Царь-девица, – старуха отвечает. – Она об эту пору спит богатырским сном. Ежели разбудишь девицу, тут и смерть свою найдёшь. Погоди, Данилушко…
Уволокла старая мешок с кабанчиком в избушку, обратно коврик какой-то выносит. Свёрнутый.
– Тебе, Данило, на своём коне море-океан не переплыть будет. Здесь коня оставишь. Возьми ковёр-самолёт. Его хотя моль побила, да мыши погрызли, но летать – исправно летает. Мигом домчит.
Поблагодарил Данило старую, в пояс ей поклонился. Потом сел на ковёр-самолёт и в небо взмыл. Тут Баба-яга спохватилась.
– Стой! Стой! – кричит. – Не досказала ещё…
Пришлось Даниле воротиться.
– Совсем забыла старая… Остров в море-океане охраняет Змей Горыныч об одной голове. Тебе его никак не миновать. Когда биться станете, ты голову ему не руби. Срубишь голову, у него три вырастет. Три срубишь, шесть вырастет. А шесть срубишь, девять вырастет. Он тебя и сожрёт.
– Так мне как этого Змея одолеть, коли рубить нельзя?
– Ты, Данило, палицей в лоб его… да пошибче. Он и падёт замертво. Понял ли?
Обрадовался Данило-охотник: есть на Змея управа.
– Ну, спасибо тебе, бабушка, что на ум наставила. Пора мне… – Взмыл добрый молодец на ковре-самолёте в самое поднебесье. И исчез из виду. Только голос чуть слышно доносится: – Коня моего не съешь!!!
Поворчала Баба-яга и в избу умелась.
– Кабанчиком покуда обойдусь. А там видно будет.
5
Летит Данило-охотник над морем-океаном ясным соколом. Из-под рукавицы с ковра-самолёта в даль вглядывается. Три дня не прошло, а уж край света впереди замаячил. И остров посреди океана, будто из золота, огнём горит! Стало быть, не обманула бабушка…
Вдруг взбурлило сине море, волной вспенилось, а из чёрных туч, откуда ни возьмись, Змей Горыныч налетел. Да прямо на ковёр-самолёт. Из разверстой[11] пасти с ног до головы Данилу огнём опалил. Ладно, успел молодец щитом прикрыться.
– Ты кто таков, гость незваный? Зачем на край света пожаловал? Смерти ищешь?
Голосище, будто гром гремит. Отвечает ему Данило:
– Меня Данило-охотник кличут. А зачем пожаловал, тебя не спросил, чудо-юдо поганое!
– Ха-ха-ха! Я тебя, Данило, на одну руку посажу, другой прихлопну, только мокрое место останется!
Тут Данило вовсе осерчал.
– Не подстрелил ясна сокола, рано и перья щипать. Давай-ка в честном бою силы пробовать!
Налетел Змей Горыныч на Данилу-охотника, да только ковёр-самолёт, будто шмель, вокруг чуда-юда летает, от ударов уворачивается, от огня ускользает. Три дня и три ночи бились, все тучи в небе в одну кучу собрали, будто смерч бушует. На третий день начал Змей Горыныч уставать, неповоротливый сделался. Вот тут Данило его и подловил. Да со всей силушки богатырской как ударил Змея палицей между глаз! В лоб прямёхонько угодил. Взревело чудо-юдо поганое и рухнуло вниз замертво.
Успокоилось сине море-океан. Тучи исчезли. И солнышко над головой ярче прежнего засияло. Вытер Данило-охотник пот со лба и на остров путь держит…
Опустился ковёр-самолёт с Данилой посреди чудесного сада, прямо перед теремом. Огляделся молодец по сторонам и видит: напротив терема, впрямь, яблоня растёт с молодильными яблоками. Под яблоней колодец вырыт с живой водой. Рядом с колодцем клетка стоит, золотая, узорчатой накидкой накрыта.
Обрадовался Данило-охотник.
– Ай да, бабушка! Всё, как сказала. Слово в слово.
Сдёрнул Данило узорчатую накидку и ахнул. Рукой глаза закрыл от нестерпимого света. Перед ним Жар-птица огнём горит-переливается. «То-то князю потеха будет!»
Набросил Данило накидку. Клетку с Жар-птицей на ковёр-самолёт погрузил. Зачерпнул из колодца фляжку живой воды, как Баба-яга велела. И три яблока с яблони сорвал, в торбу[12] спрятал. Тут бы и самому собраться в путь-дороженьку, да не выдержал Данило, на терем оглянулся. Любопытство так и разбирает его. «Ну нет, бабушка! Хочу я на эту Царь-девицу хоть одним глазом взглянуть!»
Только подумал, а ноги сами к терему несут. И погонять не надо. Но недолго Данило в тереме пробыл. Не успел петух на плетне прокукарекать, а он уж из ворот выскочил. Прыгнул на ковёр-самолёт и кричит:
