У меня болит все тело, голова тяжелая, и все, о чем я могу думать, что это худшее похмелье во всей истории похмелий. Когда я открываю глаза и оглядываю комнату, то оказываюсь в полном ступоре, потому что это не моя комната. На самом деле, чем больше я прихожу в себя, тем больше понимаю, что это даже не мой дом. Черт. Я даю себе еще минуту, чтобы собрать мысли воедино. Осмотревшись, я замечаю стоящие на комоде кубки и развешенные по стенам постеры.
Черт, это комната Джейдена. Должно быть, прошлой ночью я вырубилась здесь.
Когда я начинаю поворачиваться, чтобы слезть с кровати, все мое тело протестует. У меня такая слабость, что ноги ощущаются, как желе. В этом похмелье определенно что-то не так. Мое тело, голова… все болит, а в голове будто какой-то странный туман. Я не могу вспомнить, как оказалась здесь, и, что хуже всего, осознаю, что полностью обнажена… в кровати Джейдена.
Дважды черт.
Лежа здесь и пялясь в потолок, я чувствую, что в моем горле сухо, как в пустыне Мохаве, и когда я разворачиваюсь, то молюсь, чтобы у меня хватило мозгов оставить на прикроватной тумбочке бутылку с водой, когда тут же слышу около себя чей-то стон.
Ошеломленная, я медленно разворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это. И прихожу в ужас, когда узнаю полностью обнаженное тело рядом с собой.
Ганнер.
— Дерьмо собачье, Ганнер! — визжу я, натягивая простынь на свою обнаженную грудь. — Какого черта ты тут делаешь?
Испугавшись и подскочив от моего крика, Ганнер сваливается с края постели на пол. Он быстро хватает подушку, чтобы прикрыть свою наготу.
— Куинн? Черт… какого? Где, черт возьми, Мел? Почему ты в постели со мной?
Я выглядываю с края кровати, стараясь смотреть только ему в лицо, а не на его тело.
— В смысле где Мел? Я пришла сюда прошлой ночью, Ганнер, чтобы вырубиться. Одна! Думаю, лучше спросить, какого черта ты в одной постели со мной? Голый? — О, Господи. От каждого слова в моей черепушке будто бьют молотком. Чертово похмелье! — Серьезно! Что произошло?
Ганнер оглядывает комнату, запускает руки в волосы, отчего подушка падает на пол. Он быстро хватает ее и прикрывается.
— Я не знаю. Последнее, что помню, как прихожу сюда и вижу Мел, которая уже лежит на кровати в ожидании нашего личного празднования ее дня рождения.
Он выглядит таким же растерянным, как и я сама. И таким же голым. Черт. Твою же мать. Блядь!
А потом меня осеняет. О, Боже, нет! У нас был секс? Я смотрю на него бешеным взглядом.
— Мы... мы?..
Он выглядит смущенным, начинает осматривать комнату, а потом его глаза округляются от того, что он видит. Я прослеживаю за его взглядом, и мое сердце замирает… на прикроватной тумбочке лежит упаковка от презерватива, и когда я опускаю взгляд чуть ниже, доказательство случившегося валяется на полу — использованный презерватив.
— Твою мать! — орет Ганнер, ударяя по закрытой двери шкафа рядом с собой. Наконец, перестав бить шкаф, он быстро хватает свои джинсы и натягивает их на себя. Пока пересекает комнату, он с бешенством запускает руки в волосы, потом останавливается и смотрит на меня с полной опустошенностью во взгляде. — Какого черта, Куинн! О чем мы думали?
Все, что я могу, это сидеть здесь и думать о том, как мы могли быть такими беспечными? Мы предали двух самых близких нам людей, которых любим больше всего на свете. Теперь это не вернешь назад.
Ганнер хочет знать, о чем мы думали… очевидно, ни о чем.
Чейз смотрит на меня после того, как увидел мои воспоминания.
— Теперь ты понимаешь, почему я чувствую, что разрушаю все вокруг себя? Я переспала с твоим лучшим другом, Чейз. Я не достойна тебя!
Он молчит, не выдает ни звука, и я опасаюсь, что он собирается уйти. Что, если я больше никогда его не увижу?
На мгновенье я забываю о том, что он может слышать каждую мою чертову мысль. Без единого возможного секрета, все это должно быть намного проще, так? Но это не так. Даже несмотря на то, что Чейз может слышать каждую мою мысль, у меня такого дара нет. Выражение его лица пустое, оно не выражает ничего. Его взгляд настолько закрыт, что я не могу понять, что он чувствует или о чем думает, и он так избирателен в словах, которые произносит.
Я складываю руки на коленях в ожидании, что найду какие-нибудь слова, но ничего не выходит. У меня есть только мысли и воспоминания, каждое из которых, как удар ножом в его сердце, и мне так жаль. Я так сожалею, что втянула его во все это.
Чейз сдвигается, скидывает ноги с края кровати, чтобы встать, и приседает напротив меня.
— Все в прошлом. Теперь это не имеет никакого значения.
Но это не в прошлом. Я не могу взять и просто забыть о том, что сделала.
— Нет, Чейз, ты ошибаешься. Это имеет значение. После того, что произошло, я понимала, если честно, я просто верила в то, что мы должны расстаться, потому что дать тебе узнать о том, что я спала с Ганнером, было бы настоящим предательством, и я знала, что это причинило бы слишком сильную боль, — я вскидываю руки в воздух, но тут же побеждено роняю их на ноги. — А потом, в довершение всего, я становлюсь причастной к аварии, которая тебя убивает.
— Неправда.
— Правда! — срываюсь я. — Вот почему я сделала вчера такой выбор. Почему ты просто не оставил меня одну и не дал мне умереть? Тогда бы все это, наконец, закончилось.
Этот вопрос ему ни капли не нравится, его тело напрягается. Он делает глубокий вдох и полностью сосредотачивает взгляд на моих глазах, когда начинает говорить:
— Ты должна выслушать меня, Куинн. Очень важно, чтобы ты услышала все, что я собираюсь тебе сказать. Поэтому я здесь. Ты спрашивала меня, почему, и теперь я знаю ответ. Крайне важно, чтобы ты поняла, что я пытаюсь тебе объяснить, потому что от этого зависят обе наши жизни.
— Но ты уже мертв. Я не понимаю, Чейз, после всего, что я натворила, после всей боли, которую причинила, почему ты здесь?
Он качает головой.
— Посмотри на меня. Я не ушел. Я все еще очень даже присутствую в твоей жизни. И всегда буду.
Я не понимаю, что он пытается мне сказать. Я не заслуживаю его прощения.
— Куинн, — он вздыхает, качая головой, — не говори так.
— Но это правда. Я не принесла тебе ничего, кроме боли, и все еще продолжаю ранить тебя.
Чейз хочет, чтобы я посмотрела на него, поэтому приподнимает мой подбородок, и тепло от его прикосновения растекается по всему моему телу. Выражение его лица смягчается, а в глазах появляется сочувствие.
— Если бы вчера я не остановил тебя, это стало бы концом для нас обоих. Навсегда.
— О чем ты говоришь?
— По этой причине меня можешь видеть только ты.
Я приподнимаю бровь, думая о том, что он сошел с ума, или же я.
— И это потому?..
Он берет мои руки в свои.
— Потому что мы с тобой… так сказать, сильные души.
Сильные души? Я смотрю на него, не понимая, что он пытается мне сказать. Что это, черт возьми, такое, сильные души?
— Все произошло так, как и должно было произойти. Ты должна мне поверить, что ничто из всего этого не было нашей виной… Ганнер… Тейлор… моя смерть… все это было частью того, что должно было произойти. Мне было суждено умереть в той аварии, чтобы таким образом я смог спасти тебя. Моя душа приняла решение пожертвовать собой ради тебя и нашего общего будущего.
— Ладно. Так что, ты принял решение закончить свою жизнь, но мне такой выбор не был дан?
— Я не принимал решения покончить со своей жизнью, Куинн. Та авария, моя смерть — это было предначертано. Это должно было произойти.
Мое сердце начинает биться немного быстрее.
— Я не… я просто…
— Куинн, любовь не прошла, — говорит Чейз, перебивая меня. — Не для нас. Это как закат солнца. Оно скрывается на короткое время, сменяясь темнотой, но оно всегда есть. Оно просто прячется, — большим пальцем он проводит по моей щеке, и это ощущается так тепло и так правильно. — А затем, когда ты начинаешь думать о том, что оно никогда больше не поднимется, оно появляется, и ты снова сталкиваешься с этой красотой.