— Каждый раз, когда смотрю на тебя, я понимаю, насколько далеко ты продвинулась вперед за последние две недели, и я боюсь, что становлюсь к тебе все ближе, хотя должен уйти. Не пойми меня неправильно, я очень счастлив видеть, что ты наконец-то поняла, что можешь жить без меня, но мысли о том, чтобы оставить тебя, невыносимы. Это разбивает мое чертово сердце. И я понятия не имею, что должен сказать тебе, чтобы облегчить все это. Мне нужно, чтобы ты помнила о том, что неважно, сделала ты что-то или нет. Пожалуйста, пойми, той ночью не в наших силах было что-то изменить, — он придвигается ближе ко мне. — Я чувствую, как меня будто вытягивает отсюда, и я понимаю, что уже больше не смогу быть рядом с тобой вот так.

Мы лежим в тишине, облака из серых становятся черными.

— После аварии ты знал, что произошло? Для тебя это было медленно? Ты чувствовал какую-то боль? — спрашиваю я, задумываясь о том, что он почувствовал, когда умер.

— Нет, ну, я не уверен. Сразу после аварии я ощущал невыносимую боль, — от воспоминаний его улыбка увядает, а потом он целует меня в висок. — Я был в реанимации, или, может, в операционной, и я помню, что чувствовал, лежа на столе, а потом боль пропала. Следующее, что я помню, как был в своей гостиной и видел воспоминания, как мама плакала, сжимая в руках фотографию моего отца.

— А потом что?

— А потом я увидел тебя и наши совместные жизни. Все, что я видел, было связано с тобой, — он наклоняется, губами касается моего уха, и я чувствую его дыхание на своей коже. Затем опускается к плечу, медленно исследуя кожу губами, будто старается запомнить ощущение моего тела, чтобы даже после того, как уйдет, он все еще мог чувствовать меня.

— Помнишь, как поцеловал меня?

Он усмехается напротив моей кожи.

— Ага.

— Ну… мне интересно, сможешь ли ты сделать что-то большее, чем поцелуй?

— Забавно, что ты упомянула об этом. Нет, к сожалению, я не могу. Поверь, я спрашивал об этом, даже несколько раз.

От этого мне становится грустно.

— Правда? Это хреново.

Мне интересно… я имею в виду, вот он рядом, по-настоящему, его поцелуй был настоящим… а дальше?

Рукой я медленно повожу по его груди, очерчивая твердые линии и мускулы. Я скучаю по моментам, когда мы были вместе, когда нас ничто не разделяло.

Я бы отдала все на свете за еще один такой момент.

Застонав, он останавливает мои руки на своей талии.

— Я бы не стал этого делать. Мне сказали, что я не должен испытывать судьбу, и я не хочу выяснять, что произойдет, если я сделаю это.

— С каких это пор ты стал следовать правилам?

— Серьезно, — он качает головой, ерзая на кровати, будто ему некомфортно. — Ты убиваешь меня. Я пытаюсь вести себя хорошо, а ты не облегчаешь мне эту задачу.

Нельзя винить девушку за попытку.

— А мы можем снова поцеловаться?

— Перестань думать, Куинн, — его дыхание опаляет теплом мою кожу. — Просто чувствуй.

— Я чувствую, — шепчу я, потому что это все, на что я способна, когда он рядом, и, очевидно, это все, что он мне позволит сделать.

Он смеется и приподнимает мой подбородок. Наклонившись, Чейз целует в лоб, а затем отстраняется, чтобы посмотреть на меня — его лицо выражает эмоции, которые я не могу расшифровать. Он открывает рот, будто собирается что-то сказать, а потом сдается. Не сказав ни слова, он прижимается губами к моим губам. В этот момент сдаемся мы оба, и он снова меня целует.

Чейз обхватывает губами мою нижнюю губу, мягко и нерешительно, и делает глубокий вдох. Наши губы разъединяются, и он скользит рукой вокруг моей талии, вплотную прижимая мое тело к своему. Я чувствую, как бешено бьется мое сердце, и мечтаю о том, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

Когда чувствую его язык, я благодарна, что у нас есть этот момент, еще раз. Он изливает себя, вкладывая в поцелуй каждую эмоцию, которую сдерживал при мне. Я хочу, чтобы Чейз знал, как сильно я люблю его, поэтому я делаю то же самое. Никто никогда не целовал меня так, как целует меня Чейз, будто он не может насытиться.

Отстранившись, Чейз пытается выровнять дыхание, а потом притягивает меня в свои теплые объятия, и я понимаю, что время вышло. Сердце грохочет в моей груди, быстрые удары звучат, как дождь, барабанящий по крыше, и мне хочется крикнуть ему, что я не готова, и чтобы он никогда не оставлял меня. Ощущая его крепкие объятия, я понимаю, что, когда проснусь, его уже не будет рядом.

Его лицо, весь он, становится как будто размытым, светлее по краям, и я паникую.

— Нет… не сейчас. Пожалуйста, Чейз. Мне нужно чуть больше времени.

— Ш-ш-ш-ш, — шепчет он, вынуждая меня снова положить голову ему на грудь, черты его лица искажаются от муки. Он тоже чувствует, что это конец. — Я всегда буду с тобой, Куинн, только с тобой. И когда твоя жизнь закончится своим естественным образом, и твое сердце перестанет биться, я буду ждать тебя, всегда, — по тону его голоса и тому, как он надломился, я чувствую, что Чейз плачет, но он не дает мне увидеть его лицо. Вместо этого, он запускает пальцы мне в волосы, легонько массируя кожу головы. — Почувствуй, что ты заставляешь меня чувствовать.

И я чувствую это. Я вижу, что он имеет в виду, и это прекрасно. Сотни жизней, где мы вместе… Он показывает мне их все, одну за одной. Он наполняет мою жизнь своей любовью, своей душой, окончательно согревая меня. Это настолько прекрасно, что почти ослепляет.

Я сильнее прижимаюсь головой к его груди, в последний раз наслаждаясь этой связью, пока она не пропала.

— Я никогда не буду сожалеть, — говорит Чейз, и я чувствую его прохладное дыхание на моей коже, его жизнь в моем сердце.

Я зажмуриваюсь, слезы льются из моих глаз, пока я впитываю в себя его слова, свернувшись калачиком возле него.

— Я люблю тебя. Пожалуйста, помни об этом, — шепчет он. — Моя душа всегда будет с тобой. Живи своей жизнью, а я буду рядом, ожидая момента, когда наше время снова придет.

— Я не могу отпустить тебя, — всхлипываю я ему в грудь. — Не хочу этого.

— Ты можешь. Я буду рядом.

— Этого недостаточно, — слезы заливают мое лицо и его футболку, я рыдаю так сильно, что едва могу дышать. В моей груди такая сильная боль. — Я хочу, чтобы ты был здесь. Это нечестно.

— Я знаю, но мы снова найдем друг друга. Это наша судьба. Мы всегда находим друг друга, — он прижимается губами к моему виску. — Хочешь узнать, чем ты отличаешься от других людей, кто испытывает подобную трагедию и чувство потери?

Я не смотрю на него, не могу.

— Чем?

— Ты знаешь, что можешь выжить. Ты уже сталкивалась с этим раньше.

Проснувшись утром, я понимаю, что Чейза уже нет, и плачу в подушку. Я не испытываю такого же отчаяния, какое испытала, когда он умер. Нет, сейчас это что-то другое. Это осознание, что у меня есть сила жить дальше и желание сделать это, но я все еще ощущаю грусть от этой потери. Это страх перед будущим без единственного человека во всем мире, с которым я чувствовала связь.

Когда я перекатываюсь на спину и перевожу взгляд на потолок, мои слезы стихают, и я ощущаю тепло. Я знаю, что это не Чейз. Нет, это тепло моего сердца, моя сила, которую он мне вернул.

Вздохнув, я сажусь на кровати и замечаю письмо из Университета штата Флорида, которое лежит на моей прикроватной тумбочке. Поверх письма записка.

Чейз

Ее слезы ранят мое сердце с каждым ускользающим моментом моего присутствия здесь. Я исчезаю, когда она засыпает, и я благодарен за это.

Отпустить ее кажется невозможным, немыслимым, но я всегда знал, что это неизбежно. Я понимаю, что именно так все и должно быть. Пока моя душа исчезает, Куинн даже во сне продолжает плакать. Я знаю, что должен был сделать это. Я не могу вернуть назад нашу совместную жизнь, но могу подарить ей надежду, и в то же время я молюсь, чтобы она нашла в себе силы обрести покой.