Возвращение к ее дому занимает несколько минут, но в течение этого времени Куинн находится в полной прострации и шоке. Я помогаю ей зайти в комнату и дойти до кровати, на которую она падает.

Несколько часов, до самой ночи, Куинн спит, вся покрытая грязью и песком. Ей снимся мы и то, как мы расстались. Она лежит рядом со мной, ее влажные волосы прилипли к покрасневшим щекам и разметались по подушке и одеялу.

Пока я лежу рядом с ней, время от времени она тихо плачет, что приводит к еще большему потоку слез. Я в растерянности, не знаю, как ее утешить. По большей части, я просто сижу около нее, кажется, это наилучший вариант.

Каждая слезинка, стекающая по ее щеке, для меня как нож в сердце. В основном, потому, что все, что чувствует она, испытываю и я. Когда она, наконец, проваливается в глубокий сон, ее слезы не останавливаются.

Я думал, для меня ужаснее всего были воспоминания Куинн на моих похоронах. Так было до того, как я спас ее от утопления.

Глядя на ее беспокойный сон, я испытываю физическую боль.

Ясная ночь, мы вдвоем на пляже, дождь, ветер, все так же, как тогда, будто повторяется.

— Я хотела, чтобы ты прислушивался ко мне, — говорит она мне. — Но ты меня не слышал.

Я слышу ее слова, будто это происходит сейчас, потому что ей это снится. За этим больно наблюдать, но с водоворотом ее эмоций, это трудно не прочувствовать. Я задыхаюсь от страданий, как выброшенная на берег рыба.

Я просто не смогу перенести повторения той ночи. О, нет, этого и так было достаточно, но как сильная душа, мне необходимо прочувствовать все то, что чувствовала той ночью она. Пройти через это в первый раз было ужасно, и я ни в коем случае не хочу переживать это снова.

— Просто услышь, что я говорю, Чейз.

— О, думаю, что уловил суть всего этого, — фыркаю я. Из-за раздражения на нее, в моем голосе явно отсутствует должное уважение. Я смотрю вдаль, будто не слышу ее, но я слышу. Я слышу все, что она говорит. — Ты хочешь порвать со мной, — говорю я и подношу к губам бутылку пива. — Но чего я не могу понять, это причины. Возможно, потому, что ты не назвала мне ни одной.

— Я не хочу быть с тобой.

И в этот момент мне хочется, чтобы ее воспоминания и сон прекратились, но они продолжаются, и каждое последующее все больше приводит меня в замешательство. Больше всего ранит та разрушающая часть, когда я, наконец, могу прочувствовать, что именно она чувствовала той ночью. Она соврала мне. Здесь так много эмоций и воспоминаний, что их трудно расшифровать, понять, откуда они берут начало и из-за чего продолжаются.

А потом все становится более ясным: наша ссора, все детали настолько четкие, будто я вижу ту ночь ее глазами и ощущаю каждый укол в сердце, который чувствовала она.

Я выпускаю злой смешок, качая головой.

— Ага, ты продолжаешь повторять это, Куинн, но это не причина. Причиной было бы, если бы ты полюбила кого-то другого. Или разлюбила меня… но не то, что ты не хочешь быть со мной. Так какая из них? Ты меня больше не любишь? — я отбрасываю бутылку, слушая, как она разбивается о бревно, выброшенное из воды на берег. Я не жду ее ответа, прежде чем снова взорваться. — Твою мать. Что все это значит? Ты понимаешь, как я себя чувствую! Ты просто… почему ты не можешь просто назвать мне причину? — подойдя ближе, так, что она ощущает касание моей грудной клетки, я хватаю ее, притягивая к себе. — Зачем ты это делаешь?

— Я сказала, Чейз, я не хочу быть с тобой! — кричит она в ответ, отпихивая меня от себя. — Я не могу продолжать быть с тобой, а потом в итоге остаться одной, размышляя о том, какое место я занимаю в твоей жизни. Это ты оставил меня, помнишь? После выпуска ты собираешься уехать отсюда. И ты действительно видишь меня уезжающей вместе с тобой?

После этих слов в моей груди все тяжелеет, она знает, что я пытаюсь сдержать свою злость. Мое дыхание становится прерывистым.

— Знаешь, в этом и есть чертова проблема, Куинн, — мой голос надломился, но она даже не осмеливается посмотреть на меня, понимая, что я, наконец-то, чувствую всю тяжесть нашего разрыва. — Как ты вообще можешь сомневаться в том, что я хочу, чтобы ты уехала со мной? — я поднимаю руки, сбрасывая бейсболку. — Как именно наглядно я должен это показать?

Если бы я мог плакать, если бы мои слезы все еще могли вытекать из глаз, я определенно точно знаю, что сейчас они катились бы ручьями по моим щекам. Ее воспоминание слишком реалистичное и четкое. Но у меня больше нет слез, только невыносимая боль, будто кто-то поджег мое тело.

— Если мы останемся вместе, чем, только честно, ты думаешь это все закончится для нас? — она тянется к еще одной бутылке пива в моей куртке и забирает ее. — Думаю, тебе хватит.

Мое лицо искажается от боли из-за ее слов, того, что она предполагает для нас, не из-за пива.

— Ты не можешь знать, как бы все у нас сложилось, потому что ты даже не готова дать мне шанс. Ты приняла решение, что для нас все кончено, — я забираю бутылку назад. Подняв руку, стираю ладонью с глаз слезы. — Не тебе решать, когда мне будет достаточно. Ты не можешь вести себя так, будто переживаешь, когда даже не можешь сказать, чего ждешь от меня.

— Я больше ничего от тебя не жду.

— Ох, избавь меня от этого дерьма! — я быстро сдаюсь. Я никогда обычно так не поступаю, но не в этот раз. — Ты не замечала того, что было прямо перед тобой. Я! Я прямо здесь!

Она смотрит мне в глаза.

— Ты слеп в том, что находится прямо перед тобой.

А потом мой мир переворачивается с ног на голову, потому что, наконец, я понимаю ту причину, по которой она порвала со мной. Пронзающая меня боль ранит сильно и быстро. Мое сердце тяжелеет на сотню килограммов и с быстрым стуком будто падает в живот.

Ее сознание тонет во вспышках воспоминаний той ночи, когда ее жизнь была разрушена, той ночи, когда она переспала с моим лучшим другом.

ЧТО?

О, Господи!

Это уже слишком. Я не хочу это видеть.

Я пытаюсь не смотреть на это, закрываю глаза, отворачиваюсь, но оно не прекращается. Моя связь с Куинн слишком сильна. У меня нет другого выбора, кроме как сидеть здесь и переживать ту ночь, независимо от того, что я чувствую при этом. Ее боль — это моя боль.

— Я не могу увидеть то, что ты мне не показываешь, — говорю я ей, в моей груди все дрожит. — Я ждал этого от тебя. До того, как уехать в лагерь, я ждал, что ты мне скажешь не уезжать. Попросишь меня остаться. А потом, когда уехал, я ждал, что ты, по крайней мере, позвонишь мне. Чтобы сказать, что думаешь обо мне. Я ждал, что ты хотя бы раз позвонишь мне!

— И что дальше? Сказать тебе, что я тебя люблю, и ты должен вернуться домой? Променял бы ты свое спортивное будущее на девушку из глубинки, которая никогда ничего не добьется? Неужели не видишь, я не хочу быть такой девушкой!

— Ты никогда не была такой девушкой! Ты была моей девушкой! Я не понимаю, откуда все это.

— Независимо от того, кто я есть, Чейз, я больше не буду этим человеком. Тем, кто удерживает тебя от реального шанса выбраться отсюда. Больше не буду.

— Так кто ты теперь? — я опускаю голову, когда понимаю, что бы я ни сказал, это не поменяет ее мнение. Она уже приняла решение.

Куинн с силой натягивает на ладонь рукав толстовки и вытирает им щеки. Сейчас я понимаю, это ее не убедило.

На короткий миг наши взгляды встречаются, но этого хватает, чтобы дать ей понять, как сильно это ранит меня, как сильно я хочу, чтобы все это оказалось ложью, и чтобы она не говорила мне о том, что все кончено. Наша любовь настоящая, и я всегда буду настаивать на этом. И это что-то да значит.

— Давай просто скажем, что все кончено, и будем двигаться дальше, — ее глаза покраснели от слез и холодного ночного воздуха. Она переминается с ноги на ногу, обхватывая себя руками.