Михаил отвернулся от деда Васи и продолжил наблюдение. Афганское небо было звездным, не как у них в Западной Сибири, где просматриваются несколько десятков звезд, да одно-два созвездия.
Обратил внимание, что на одной из высоток кто-то стал мерцать огнем от фонаря. Азбуки Морзе Степнов не знал, а это, скорее всего, душманы этим языком пользовались между собой для передачи информации.
- Что там, салага? - спросил у него деда Вася.
- Тишина, товарищ младший сержант, - доложил Нарышкину Степнов.
- Сотри, паря, - что-то стукнуло Михаила сзади. Это, скорее всего, деда пульнул в него камнем.
Михаил прижал голову и только после этого он расслышал эхо, раскатившееся по высоткам гор от выстрела.
- Стреляют, - доложил он младшему сержанту.
Но тот в ответ ему и слова не сказал, видно задумался о чем-то своем, подумал Михаил и остался на развале.
Когда было нечего делать, чтобы не уснуть, он начинал считать время. Приблизительно разделив счет на продолжительность удара секундной стрелки, начинал про себя произносить цифры и, доходя до шестидесяти, зажимал очередной палец на ладони, указывающий прошедшую минуту. При этом, он весь превращался в слух, боясь пропустить хоть один шорох, понимая, чем это может для него закончиться.
Зажав девять раз ладонь, что было равно сорока пяти минутам, он расслышал, как сзади кто-то к нему приближается. Это - Серега, такой же чайник, как и он, Михаил, три месяца назад начавший нести службу в Афганистане.
- Михаил, что заснул?
Услышав его слова, Степнов удивился и окрикнул товарища:
- Не буди его, это - младший сержант деда Вася.
- Ой! - неожиданно воскликнул сменщик, - да, он весь в крови.
- Ты чего! - удивился Михаил и, прощупывая ногой каждый камень, стал спускаться к Сереге.
Деда Вася так и остался сидеть на камне, замерев, как каменный истукан, пригвожденный затылком от пули, которая вошла к нему в лоб...
Подложив новых веток в костер, Михаил стал осматриваться по сторонам. Начало казаться, что тени от деревьев ожили, и стали то удаляться от него, то приближаться к нему. О чем это говорило? Скорее всего, об усталости. С этим чувством он хорошо был знаком еще с прохождения курса молодого бойца.
Лопнувшая ветка в лесу его сразу же привела в чувство. Встав на ноги и замерев, стал внимательнее прислушиваться. Да, да, теперь он прекрасно слышал, как кто-то медленно двигается к ним. Он слышал каждый его шаг с разницей в тридцать-сорок секунд. Шаг, и теперь этот неизвестный уперся в ветку, ее хруст он слышит хорошо.
- Витя! - позвал он Муравьева.
- Слышу, - сказал тот, - это - соболь или куница. Расслабься.
Виктор встал, разомкнул стволы и, вставив в них новые патроны, приготовился к выстрелу.
А дрожь в коленях у Михаила не проходила. Нет, это, скорее всего, не соболь, а медведь или волк, считал он. Он прекрасно слышал, как чья-то нога сминает беломошник. Вот, еще один шаг. Зверь замер. Нет, здесь тигров и львов нет, именно они так крадутся к своей жертве. Медведь? Нет, он косолап, он так не может двигаться. Наверное. Хотелось бы в это верить. А, вот, волк, это - да. А если их здесь целая стая?
Михаил опустил вниз стволы и спустил предохранитель. Его щелчок был сухим и громким, как выстрел пистона. Виктор куда-то целился. Вверх, но там черно, и Михаил ничего не видит, только темноту.
- Пошла вон! - резко и громко вскрикнул Муравьев и вверху что-то тяжелое сорвалось с ветки, потом - с другой, и стало удаляться от них. - Рысь! - выпалил Виктор. - Ты, представляешь, это была рысь.
- Рыс, - прошептал Михаил. - А низу.
- О-о, - Мишенька, это или то, за кем она охотилась, - шепчет Виктор, - или такое же животное, напуганное, как и эта рысь. Тихо!
И снова Михаил расслышал внизу чей-то шаг, почти рядом с ними. Он направил в это место стволы своего ружья.
- Не нужно, - прошептал Виктор и бросил в оранжевую крупу, ярко мерцающую в ночной пастиле, ветку. Она зашипела в углях, задымилась.
Но это Михаил отметил только боковым зрением, смотря в то место, где замер Он. И когда Виктор бросил еще веток в костер, Степнов с испугу вскрикнул.
- Тихо, тихо, этого нам еще только не хватало, а ну пошел отсюда! - и что-то метнулось, перепрыгивая через рюкзаки, скрылось в темноте. - Не ожидал даже, ты прав был, Мишенька.
- А-а, а-а, что-о это б-б-бы-л-ло?
- Когда нервничаешь, заикаешься, Мишенька, а я думал, ты уже вылечился. Но не беда, ты уже на пути к этому. Олень стоял, вот так вот.
- Мы ж-жи...
- Люди, люди. Я это знаю, спасибо. Вот я другого не пойму, он боялся рыси, а не нас, но она тогда, получается, дикарка, пришлая, человека не боится. Только остерегалась нас. Хм, такого еще со мной не было. И ни от кого такого не слышал. Ладно, Мишенька, теперь твоя очередь отдыхать.
- 5 -
Туман своим молоком наполнил воздух. Но от этого он не стал вкуснее. Холодные капельки текут по усам и в рот, и не только в рот, а и за пазуху попадает. И снова от этого возникают неприятные ощущения сырости, пота, усталости. И куда делось настроение, черт его знает. Теперь понятно, почему рысь. Да, причем здесь рысь? Идешь по болоту, вода хлюпает в кроссовках, носки собрались у пальцев ног. Не могу!
С треском падающее дерево в тайге, за ним - второе, подстегнуло не только Виктора. Михаил нагнал старшего товарища и все никак не мог подобрать в Виктора шаг ногу, чтобы не наступить ему на пятки.
- Я тебе говорил, - сипит Муравьев. - Это - Потапыч. Он вынюхал меня. Неужели, все?
- Что? - не понял Виктора Михаил.
- Да, за нами идет этот старый Потапыч, тот медведь, которого я ранил. Все! - и резко остановившись, и, увернувшись от налетевшего на него Михаила, вскинул ружье. - Готовься! Он где-то здесь.
Но Михаил не расслышал Виктора и продолжал идти по болоту, проваливаясь в заросшие зеленым мхом кочки с рассыпанными на них каплями клюквы.
Муравьев постоянно оглядываясь, побежал за Михаилом, крича ему:
- Бери левее, левее!
И Михаил брал левее и шел, намертво сдавив в ладони ремень своего ружья. Шел, как катер, разбивая накатывающие на него буруны волн - широких кочек с растущими на них тонкими росточками цветов с белыми одуванчиками, семена которых - белые парашютики, почему-то не слетали с цветка. Ломались их стебельки и одуванчики, продавливаемые кроссовками, вминались в мох.
На сорвавшегося справа глухаря, пасущегося на болоте, Михаил даже не обратил внимания, как и Виктор, наконец-то, догнавший Степнова.
- Сейчас упремся в озеро. Он нас здесь и возьмет, - причитал тонким голосом Муравьев.
- К-куда? - остановился Михаил. - Ид-дти к-куд-да?
- Так, - остановился и Виктор и на какое-то время, забыв об опасности - идущего за ним медведя, задумался. - А куда идти? Хер его знает.
- Ш-што-о? - негодующе повысил голос Михаил.
- Да не туда мы пошли. Нужно туда, - и махнул рукой назад.
- Т-так, т-тамм м-медвед.
- А нам нужно обойти Эсстытор. Слева в него впадает Эсска, она тут широкая, а там, забыл, как она называется эта речка. Блин, Мишенька, такое длинное слово, учил же его. М-м, Торынеху..., точно-точно, Торынехутудым. Торынехутудым. Знать бы, что это слово обозначает. Она, короче, узкая, а нам, не все ли равно узкая она или широкая, в брод все равно придется переходить... - и снова задумался.
Михаил вскинул ружье, сделал вверх два выстрела дуплетом.
- Т-ты ш-што? - с удивлением посмотрел на него Виктор.
- П-пусть он б-бе-бе-жит, а н-н-не мы, - громко сказал он.
- Так-то не медведь был. Выдумаешь. Он, что, дровосек?
Михаил пожал плечами.
- Ладно, сам не знаю, что со мною в последнее время происходит. Не смерть ли приближается? Ладно, пойдем к озеру, в дом коменданта.
- Ко-м-мен...
- Знал дядьку? Пьяный и потонул.
- М-м-м, - покачал головой Михаил.
