То, что я должна сказать Когда меня просят что-то сказать о войне, Находит странное чувство отсутствия горла, Отсутствия глаз, позвоночника гордого, Отсутствия жизни во мне, как в отдельной стране. Вы скажете, глупо, укажете на гордыню, Но я помню каждый простреленный локоть, Груди в разрезе, чью-то животную похоть, Вскрытый живот, похожий на рваную дыню. Вывороченные суставы, жженые волосы, Кости, торчащие из-под платьица… Сжигают в печи жидовку, и кожа плавится, И тает, и свечкой станет, на стенах полосы Оставит, когда ее подожгут сызнова, Запляшет нелепой тенью от тела бывшего, Когдатошнего, здорового и болевшего, Рассыпанного золой остывшею. Я ползла через лес и волокла половину Человечьего тела, половину мундира, Половину оружия ротного командира, Примотав к себе неразрывною пуповиной. Я ползла через лес и вроде бы даже выползла, Только лес все ползет и ползет сквозь голову, Будто тощая вошь по ребенку голому, Испражненье чужого больного вымысла. Но я выжила, Боже, не выживая, выжила, Не ползая по окопам, лишилась конечностей, И видела свет, и путалась в бесконечности, И, чтобы выжить, все свои силы выжала. Вы тоже – признайтесь! – вы тоже помните То, что в голову вмонтировано генетически, Что звенит и в земле, и в лампочке электрической, В майской, мирной, маминой теплой комнате. Сохрани мою память, Боже, как эту комнату, Конкретную комнату дома вполне конкретного, И если захочешь дыма – не чернее, чем сигаретного, А если огня захочешь – есть и попроще поводы. А если однажды случится – попутает все же бес — Не останется памяти, кроме привязанных ленточек, — Накажи снегом в мае, сорви ветром пилотки с девочек, Но не возвращай нас, Господи, в этот проклятый лес. "После встреч с тобой…" После встреч с тобой Как побитая. И не верится, Сколько выпито. И по-прежнему В лицемерие Нет, не верю я, Нет, не верю я. Сколько будет их — Встреч непрошеных? И не взяты мы, И не брошены. Да и брать – зачем? Не Бастилия. Но постылых стен Не простила я. "В моей жизни очень мало тишины…" В моей жизни очень мало тишины. Она есть, но я ее не извлекаю. В пакетике бумажном у спины Храню ее, от слов оберегаю. Она лежит и греет позвонки, И молча любит, ненавидит молча. И на прикосновение руки Ответит ночью. Когда сигнализации машин Мозги взрывают и срывают крышу, В себе я замыкаюсь, как кувшин, И ровным счетом ничего не слышу. Когда дерутся дети меж собой, Орут, ревут, я затыкаю уши, И окунаюсь в воздух голубой, И тихий дар вкушаю словно грушу. Когда на площади выходят, как полки, Студенты, вдовы, коммивояжёры, Сжимаюсь в белый стержень от тоски, Все люди – воры. Они меня лишают тишины! О Боже мой, неужто не хватает Мне роли безалаберной жены… Я тихо ртом молчание хватаю. Я не молюсь уже – на то нужны слова. Слова, известно, порождают звуки… Закрой глаза, больная голова, И слушай, как звенят устало руки. Комната
1 Комната, пропахшая скандалом, Холодна, и в каждом закоулке Время, утонувшее в завалах, Мерзнет и позвякивает гулко. Здесь когда-то запахи сандала Утекали в двери коридора, И на стульях кухни оседали, Повисали на тяжелых шторах. Было лето. Зной стоял у двери, Словно Ной у нового ковчега, Каждой твари безусловно веря, Подбирая в пару человека. Зной как волны бился о порожек И в вечернем прятался тумане. Заползал в квартиру осторожно И не чаял в комнате капкана. И пока дожди не зарядили, У капкана зубы не ржавели, Время в животе у крокодила Тикало и пело еле-еле. 2 Стало слякотно, сыро и мерзостно, Холодок пробирает до косточек. Ледяное и неизвестное Что-то прячется между строчек. Губы сомкнуты и покрыты Кромкой льда и блестящим настом. Подозрительны мы и скрытны, Невнимательны. И несчастны. Комнатушка стала тесна как гроб. На полу стоит стол, на столе – сугроб. 3 Столько дней уже холод, что бестолково лечиться. Все застыло, ничто наперед не случится. И к твоим замкам припадает моя ключица — Ровно настолько, чтобы вырубиться и включиться. Прохудился костюм, оборвался вконец на принце, Он похож теперь на разжалованного в разночинцы, В разносчики стрёмной перемороженной пиццы, Переносчики неизлечимых инфекций. Он идет сквозь снег и молится, что-то должно случиться, А иначе – пропал и сдох безо всяких судов и следствий. Я возьму его за руку и присобачу в кресло. |
