- Делаю, - со вздохом отвечала Катя. - Пшикаю горло люголевым спреем, очищаю от гноя. Подождем еще. Антибиотики только в крайнем случае, врач сказал.

- А температура под сорок - это не крайний случай? - нервничал Игорь.

- Три дня ждем, а потом, если ничего не изменится, антибиотики, - терпеливо разъясняла Катя.

Она уже сомневалась, надо ли напоминать Игорю о завтрашнем событии. Он был расстроен болезнью ребенка, да и на работе какие-то проблемы. Во время разговора его несколько раз отвлекали.

- Как это нет лицензии? - слушала Катя в трубке его ругань. - Пусть не морочит мне голову, несет лицензию. Добудет, это его проблема.

Катя сказала:

- Ладно, все, пока.

Понятно, он не помнит. Да и надо ли удивляться, если она сама благополучно забыла об этой важной дате.

Вспомнила тот день, когда подавали заявление в ЗАГС. Молча, сосредоточенно заполняли свою анкету. По соседству молодая пара веселилась, трудясь над бумажками. Они толкались, хихикали, задавали друг другу нелепые вопросы. Катя с завистью смотрела на них. Она спросила только:

- Фамилию твою брать?

Игорь пожал плечами:

- Как хочешь. Но, пожалуй, лучше, когда у всех в семье одна фамилия.

И она написала в анкете, что возьмет после брака фамилию мужа.

Катя решила не напоминать ему о регистрации. Все равно ничего не выйдет: вряд ли до завтра Петька выздоровеет, с таким-то горлом. Не судьба. В конце концов, можно перенести на другой день.

- Мама! - услышала она хриплый Петькин голос и побежала на зов.

Попыталась влить в ребенка хоть немного морса, но Петька кашлял, ревел и не желал глотать. Ему было совсем плохо, и Катя ощутила знакомый холодок почти животного страха за сына. Она, конечно, умела справляться с ним, но сейчас, когда сама была в полном раздрыге, по сути, без моральной поддержки, это далось ей нелегко. Сердце колотилось, холодный пот выступил на лбу, но Катя спокойно сказала:

- Ничего, малыш, скоро все пройдет. Давай-ка попей. Это нужно.

Она совершенно выбилась из сил, когда вернулся Игорь. Бросил ей:

- Привет!

Разделся в прихожей, вымыл руки и сразу прошел к уснувшему наконец Петьке. Катя сидела на кухне с горячим кофе и не могла пошевелиться. Надо было разогреть Игорю ужин, покормить его, заварить свежий чай, но она сидела, как каменное изваяние, символизирующее безысходность. Орлов вошел на кухню с предсказуемым вопросом:

- Как он?

- Уснул.

- Да, я видел. Ты температуру мерила перед сном?

- Мерила. Тридцать восемь и шесть, и это после жаропонижающего.

"Его волнует только Петька, а я - постольку поскольку. И зачем тогда вся эта комедия с регистрацией? - думала с горечью Катя. - Я не чувствую его плеча, рядом со мной только оболочка. Пустая оболочка. Даже глаза какие-то мертвые, когда он смотрит на меня. Да он и не смотрит. Что ему до меня?"

- Ты есть будешь? - спросила она, не двигаясь с места.

- Нет, не хочу. Я поел в офисе.

"Вот, даже не ест дома. Зачем я ему? Зачем тогда вся эта показуха?" Она силилась отогнать дурные мысли, все-таки ребенок болеет, о нем надо думать, но обида не давала покоя. Напомнить или не надо?

Катя посмотрела на Игоря, который сам поставил чайник, чтобы заварить чай, и сел на табурет. Вид у него был измученный.

- Игорь, - тихо окликнула его Катя.

- Что? - отозвался он, думая о своем и глядя на шумевший чайник.

- Ты помнишь, что у нас завтра?

- А что у нас завтра? - машинально переспросил Орлов.

Тут у Кати зазвонил телефон. Она вздрогнула, когда увидела в светящемся окошечке "Юра". Поколебавшись, взяла трубку.

- Ало?

- Кать, ты чего не приехала-то? - спросил Татаринцев. - Я тут винишко припас, из Италии прямиком.

- У меня ребенок заболел, - ответила Катя, поглядывая на Игоря, который поднялся и вышел, чтобы не мешать. - Прости, я не позвонила, так все навалилось. Температура все время очень высокая, я просто распсиховалась, все забыла...

- Да ничего, не парься. Я сам поздно пришел, мотался по городу. Давай созвонимся тогда, что ли. Когда выздоровеет ребенок.

- Хорошо, - согласилась Катя, - но не раньше, чем через неделю, я думаю.

Они попрощались, и Катя положила телефон на стол. "Это хорошо, что я не успела сказать про регистрацию, - машинально подумала она и тотчас испугалась: - Выходит, я сознательно оттягиваю момент, когда все будет решено? Нет, это неправильно, нехорошо! Надо сказать..."

Катя уже было направилась в гостиную, где Игорь включил телевизор, но тут из детской послышался кашель и хныканье Петьки. Он проснулся, надо было дать ему питье, закапать в нос капли, смазать горло. Катя прошла мимо гостиной, где шумел телевизор. Мимоходом заглянув туда, она увидела Игоря, сидевшего без движения и смотревшего в одну точку.

Повозившись с Петькой, дождавшись, когда он снова утихнет, Катя пошла на кухню, чтобы отнести пустой стакан и лекарства. Игорь курил у раскрытого окна.

- Ничего? - разгоняя дым рукой, спросил он запоздало разрешенья.

- Ничего, - ответила Катя.

Она устала, хотела спать, и уже не было сил напоминать Игорю о завтрашнем событии, которое так и так придется отменить.

- Спокойной ночи, - сказала она и повернулась, чтобы выйти.

- Кать, - позвал Орлов, - так что ты хотела сказать?

Катя вздохнула и нехотя произнесла:

- Завтра пятнадцатое, мы должны были расписываться.

Игорь взглянул на календарь.

- И что, почему "должны были"? Ты передумала?

Катя рассердилась.

- Ну, ты же понимаешь, я не брошу Петьку в таком состоянии дома, даже с мамой! Вот выздоровеет, тогда...

- Конечно, - покладисто ответил Орлов. - Я позвоню завтра в ЗАГС и попрошу перенести на другой день.

Катя кивнула и направилась к себе. Тоска сжала ее сердце. Помимо тревоги за сына ее мучило чувство, что все делается не так как надо. А как надо, она пока не знала.

Бой с барсом

Она пришла наконец.

Вернее, "все-таки", а не "наконец". Не очень-то Колосова ее ждала. Однако было ощущение, что нарыв прорвался. Мама Коли Бородина караулила Машу возле кафедры.

- Вы Мария Кирилловна? - спросила она, хотя было очевидно, что прекрасно знает, кто перед ней.

- Да. А вы?..

- Я мама Коли Бородина, - ответила та

Это прозвучало почти как "Я - мама Стифлера". "Господи, какой мусор у меня в голове!" - еще подумала Маша и пригласила даму войти на кафедру. По счастливой случайности там никого не оказалось. Наверное, все уже разошлись по домам.

- Присаживайтесь, - предложила Мария Кирилловна и сама села за стол напротив. - Я вас слушаю.

Дама выдержала многозначительную паузу, разглядывая жертву, чтобы и Маша тоже имела возможность ее рассмотреть. Ну, что сказать. Выглядела она великолепно, мама Коли Бородина. Ухоженная, безупречный макияж, стильная одежда. Только вот что ей, такой красивой и властной, явно не бедной, нужно от нищего старшего преподавателя Колосовой?

- Я ознакомилась с вашим тематическим планом, - начала она не спеша...

Закончился восьмой урок. Маша устала и мечтала об ужине, даже не об обеде. Она никогда не ходила обедать в школьную столовую, считая это неудобным. Просто не могла есть под прицелом ученических глаз. Под ложечкой сосало, а от выпитого чая бурлило в животе. Однако на нее смотрели далеко не дружественный глаза и что-то выпытывали.

- Так, и что? - любезно спросила Колосова.

- И еще изучила журнал 11 "Б".

Она снова выдержала паузу. Эта многозначительность стала надоедать Маше.

- Так, - кивнула она, чувствуя, что раздражается.

"Ну уж нет, я тебе не дам повода для торжества!" - подумала она и постаралась взять себя в руки.

- Сопоставив то и другое, я увидела несоответствие. Не понимаю, почему ваше руководство не придает этому значение!