-Не напоминай мне эти ваши выкрутасы со временем. Я уже совсем запуталась, - и вдруг прижала ладонь ко рту, - но, Кира, он же его отец!

Кира поняла, что беспокоит певицу:

-Сонечка, пусть они сами разбираются друг с другом. Но приготовься, видеть их рядом - зрелище особое. Они же смотрятся почти близнецами - сходство невероятное. Я-то насмотрелась на эту парочку в своё время. В общем, пусть Серёжка сам выкручивается.

Ещё раз - на этот раз коротко - звякнул звонок в передней, потом послышалось весёлое щебетание Ольги Яковлевны. Она что-то со смехом сообщила горничной. И вот они с Шурочкой вошли в гостиную, внеся свежесть с морозной улицы. Шурочка подошла к матери, поцеловала её в щёку, потом обняла Софью Григорьевну.

-А Ольга Яковлевна сегодня села прямо в сугроб, - сообщила она, - и господин в круглой меховой шапке помогал её вытаскивать.

-Может, не вытаскивал, а помог ей подняться? - поправила её Кира и обрадовала: - Серёжа скоро приедет.

Шурка хлопнула в ладоши, покрутилась на каблуках и чинно уселась на стул.

-Мадемуазель, надеюсь, вы не ушиблись, когда упали? - Кира внимательно посмотрела на гувернантку, с которой у неё предстоял неприятный разговор.

Та кинула быстрый настороженный взгляд на Киру - видимо, что-то в её тоне проскользнуло не то. Но мило улыбнулась:

-Благодарю, Кира Сергеевна. Всё в порядке. Это моя неловкость виновата. Как зима начинается, так я уж обязательно хоть пару раз да поскользнусь.

Шурка переводила любопытный взгляд с матери на гувернантку:

-Мамочка, пойдём завтра рано-рано гулять с нами? - неожиданно попросила она.

-Это когда же? - улыбнулась Кира.

-А по-омнишь, как мы на Карповке утром гуляли? - настойчиво глядя в глаза матери, протянула она.

-Но мы же не... - начала Кира и запнулась. В Шуркиной настойчивости былочто-то необычное. К тому же называть прогулкой дорогу в ленинградскую школу не совсем правильно. Но Шурочка ждала ответа, и, когда Кира согласилась завтра к восьми утра выйти на Карповку, облегчённо вздохнула.

Поговорить с гувернанткой этим вечером не удалось, потому что пришёл Викентий Павлович (теперь уже не как жених Софьи Григорьевны, а как её старинный друг, о чём, судя по всему он совсем не жалел), и они мило провели вечер, слушая ноктюрны и баллады Шопена в исполнении Ольги Яковлевны. А играла она отлично, но, на Кирин взгляд, излишне академично, как-то холодно. Впрочем, Кира тут же одёрнула себя, решив, что просто придирается к девушке из-за казуса с Шурочкой.

Целуя на ночь Шурочку, Кира всё же спросила:

-Завтрашняя прогулка - ничего не хочешь мне сказать?

Шурка повозилась, устраиваясь поудобнее под одеялом, глянула светло-карими глазами:

-Завтра всё сама увидишь, мамочка, - и зевнула. Кира только головой покачала: вот ведь мастерица тайны всякие придумывать.

И уже совсем поздно, когда Кира собиралась тушить лампу, стукнула в дверь Софья Григорьевна. В тёплом халатике, отделанном по широким рукавам куницей, с распущенными по плечам волосами, она выглядела совсем юной барышней.

-Кирочка, я на минутку, - немного смущаясь, начала она, - меня беспокоит... - она затянула поясок халата и стала перебирать пушистые кисточки на его концах, - меня беспокоит, как они встретятся.

-Кто, Сонечка?

-Витэк и его сын. Я-то помню, каким резвым и бойким мальчиком он был, как его мама переживала, чтобы он не расшибся. И помню, как она однажды вдруг расплакалась. Мы с Андреем Афанасьевичем кинулись её утешать, а она и говорит: "Вот смотрите, какой красивый и умный мальчик. Никогда-никогда Полди не прощу!" Прямо так и сказала: "Никогда не прощу". Представляешь, как она мальчику об его отце говорила?

-Может, что-то и говорила, но теперь она по-другому думает. И Серёжа к своему настоящему отцу теперь иначе относится. Не так непримиримо, как раньше.

-Так ты не боишься, что они могут встретиться?

-Не знаю. Но, наверное, лучше им пока не встречаться.

-Я тоже так думаю: лучше им пока не встречаться, - она поднялась со стула. - А с Ольгой Яковлевной ты не говорила?

-Не смогла. После такой музыки идти выяснять отношения - пакостно.

-Я так и думала. Кстати, Викентию её игра показалась механической, без души - одна техника. Он так и сказал, что её игра такая же ледяная, как её бледно-голубые глаза. Представляешь? Бледно-голубые! - хихикнула она.

-Как же бледно-голубые, если они чёрные, как у Олечки Матвеевой? - удивилась Кира, - но, может, Викентий Павлович дальтоник? Я слышала, что у мужчин это чаще встречается, чем у женщин.

-Но, во-первых, Викентий никакой не дальтоник, он всегда прекрасно отличал все цвета, - обиделась за старого друга Софья Григорьевна, - во-вторых, у Олечки, и я прекрасно это помню, были глаза цвета спелой-переспелой вишни, а вовсе не черные. Чёрные глаза, если хочешь знать, это у Витэка - не глаза, а очи, огненные и прекрасные, - тут Кира невежливо хмыкнула, и Софья Григорьевна одарила её суровым взглядом, - а в-третьих, а в-третьих, - забыла, что хотела сказать...

Тут Кира не выдержала и засмеялась. Софья Григорьевна секунду обиженно смотрела на неё, но потом тоже залилась смехом-колокольчиком.

-Вспомнила, вспомнила, - отсмеявшись, сказала она, - я же хотела пригласить тебя на генеральную репетицию завтра.

-А с Шурочкой можно? - обрадовалась Кира.

-Ну разумеется, можно. Кстати, что это за таинственную прогулку она затеяла?

-Спрашивала, не отвечает. Завтра всё узнаем.

-Вот что, - решила Софья Григорьевна, - я тоже с вами пойду. Это даже полезно продышаться с утра, всё равно буду нервничать перед генеральной, а свежий воздух успокаивает.

Конечно, было ещё совсем темно. Ничего удивительного - февраль всё-таки. Утренний морозец кусал за щеки и нос, фонари разливали вокруг себя неверный желтоватый свет. Дворник орудовал деревянной лопатой, сгребая снег с тротуара и ругаясь с воронами, которые дразнили его своим карканьем. При виде маленького женского отряда, бодро вышедшего из парадного во двор, дворник снял потрёпанный треух и поклонился дамам. Те вежливо кивнули в ответ, прошли мимо спящего фонтана и через высокие ворота с медными фонарями вышли на улицу, где служивый народ торопился по своим делам и носились с гиканьем лихачи. Решили взять извозчика и спокойно добраться до Карповки. Софья Григорьевна уже ругала себя за необдуманное спонтанное решение. Мало того, что не выспалась толком, так ещё и холодно, и ветер- так и горло застудить можно. Она поправила пуховую шаль, надетую поверх кокетливой меховой шапочки, и уткнулась носом в лисью муфту.

Кира покосилась на Ольгу Яковлевну. Та сидела, выпрямив спину и таинственно улыбаясь, поглядывала чёрными глазами с высоты коляски на прохожих. Шурочка спала сегодня плохо, беспокойно и потому время от времени зевала, прикрываясь муфточкой. Возле училища принцессы Ольденбургской они вышли и попросили извозчика подождать их, а сами медленно двинулись вперёд. Для Шурочки и Киры, тысячу раз гулявших в этих местах в конце века, сейчас всё выглядело по-другому. Дом, в котором была семейная квартира Иво Рюйтеля и Даши только-только строился, на площади не было и намёка на импозантный, похожий на огромный замок, дом с башнями, вместо садика с памятником изобретателю радио за деревянными заборами прятались дома, а вместо дворца культуры имени Ленсовета сверкал огнями "Спортинг-палас". Ещё не светился белым камнем дом эмира Бухарского, но зато горел свет в окнах дома Покатиловой, и Шурка привычно погладила змеиную головку в оградке особняка. Её жест заметила Софья Григорьевна:

-Ты зачем змею гладишь? Знаешь, что такое змея? Змея - это коварство, это злоба. А ты её гладишь...