-А мне Серёжа говорил, что здесь никакое не коварство. Видите, она восьмёркой на шаре свернулась? Серёжа говорил, что это...забыла слово... Мама! Как такая змея называется?
-Как называется? Не знаю. Но, думаю, если она лежит в виде восьмёрки, то, значит, изображает бесконечность.
-Да-да! Вспомнила! Серёжа говорил, что это символ бесконечности, - и она ещё раз погладила чугунную головку змеи.
-Много чего твой Серёжа наговорил тебе, - проворчала Софья Григорьевна, - а вот говорил он, что есть такой особый час, когда твой Ангел-хранитель обязательно исполняет желание?
-Как это? - у Шурки глаза сделались круглыми, - все-все желания?
-Все, - уверенно подтвердила Софья Григорьевна, - только надо знать, когда просить. И чтобы слова прямо из сердца шли.
-Прямо из сердца, - повторила Шурка с придыханием, - а когда надо просить?
-Мне матушка, когда я была маленькой, говорила, что у каждого дня есть такая особая минутка, когда можно с Ангелом пошептаться. Это называется "час Ангела".
-А вы шептались с ним? С вашим Ангелом? - у Шурочки глаза прямо-таки горели от восторга.
-Конечно. Я мечтала стать певицей и как-то попросила его мне помочь. Сама видишь: теперь служу в театре.
Прошли чуть дальше, туда, где высился дом с эркерами. Где-то там, за тёмными сейчас стёклами, была их с Шурочкой комната, из окна которой они смотрели на дом Циммермана.
-Мама, смотри! - Шурка дёрнула Киру, показывая рукой на светящиеся окна квартиры на третьем этаже. Кира замерла. Ах, как нужен ей сейчас этот самый час Ангела! Там, в доме Циммермана, в их квартире светились все окна. "Господи, пусть он уже вернётся к нам! Слышишь меня, мой добрый Ангел-хранитель, пусть Штефан будет с нами!" - пронеслось у неё в голове, и Кира вздохнула:
-Наверное, прислуга готовит квартиру к приезду хозяев. Ты же читала телеграмму от Серёжи, - она решительно повернула назад. - Пошли лучше к Карповке.
Они постояли у Карповки, хотя здесь, на перекрёстке, ветер задувал особенно жестоко.
-И что? - Софья Григорьевна недовольно повела плечами, - так и будем мёрзнуть?
-И правда, Шурочка, холодно, - поёжилась Кира, - может, пойдём домой?
-Мамочка, подожди чуть-чуть. Рано же ещё! Мы быстро приехали, а надо было идти. Ты на часики посмотри.
-Так что на них смотреть, они же не ходят. Как остановились первого января, так и стоят. Ты же знаешь, я их по привычке ношу - и только.
Шурка взяла её за руку и прижала меховой рукав шубки к уху:
-Тикают, мамочка, они тикают!
Кира, не веря, отодвинула край рукава и поднесла часики к глазам: по мерцающему перламутровому циферблату бежала секундная стрелка. Она растерянно посмотрела на Шурочку и засмеялась.
-Идут! Идут! Без пяти восемь натикали!
-Вот видишь, ещё пять минут до восьми, - смеялась в ответ Шурка.
-Ах, нет! - вмешалась Ольга Яковлевна, - ваши часы отстают на десять минут. Смотрите, уже пять минут девятого, - она отогнула край рукава пальто и предъявила свои часы, - давайте я поправлю стрелки.
Ольга Яковлевна крепко ухватила Киру за кисть и попыталась повернуть головку часов, но тут Шурочка неловко оступилась и, чтобы не упасть, машинально ухватилась за первое, что попалось ей под руку, то есть за рукав гувернантки. И они обе, не удержавшись на ногах, сели в сугроб, оставленный дворником.
-Какая ты неловкая! - вырвалось у Ольги Яковлевны, она выбралась из сугроба и стала яростно отряхиваться, но тут же рот её скривился в улыбке, - а впрочем, я сама виновата. Дай, Шурочка, я стряхну с тебя снег.
Но Шурка резвым щенком встряхнулась и с невинным видом уставилась на свою воспитательницу.
-Ну долго ещё нам тут стоять? - недовольно спросила Софья Григорьевна.
-Смотри, Сонечка, вот они, - Кира махнула рукой в сторону сгустившегося серебристого тумана, - слышишь?
Софья Григорьевна прислушалась. В опустившейся на них тишине слышался плеск воды в Карповке (Софья Григорьевна подумала, что это довольно странно - река же промёрзла чуть не до самого дна!) да цокот копыт лошадей. Но кого можно удивить всадниками, они тут десятками катаются по Каменноостровскому проспекту? Присмотревшись, она изумлённо глянула на улыбающуюся Киру, та только кивнула ей, словно бы говоря: "Да-да, это именно они, не удивляйся!"
Всадники - мужчина и женщина - ехали шагом. Дама в тёмно-синей амазонке и кокетливом цилиндрике с голубоватой вуалькой легко и непринуждённо держалась в дамском седле. Её вороная лошадка с белыми носочками на ногах всхрапывала и прядала ушами, косясь на очарованных зрелищем женщин. Рядом, на гнедом коне, ехал элегантный мужчина в костюме для верховой езды. Поравнявшись с дамами, всадники остановились.
-Искренне рады вашему возвращению, сударыня, - мужчина снял цилиндр и поклонился.
-Чудесный вечер, не правда ли? - улыбнулась дама.
-Вечер? - удивилась Софья Григорьевна, - разве сейчас вечер?
-Для вас - утро, для нас - вечер, - прозрачные голубые глаза мужчины смеялись.
-Позвольте вам представить мою лучшую подругу, - Кира взглянула на певицу, - Софья Григорьевна Преображенская - замечательное меццо Императорского театра и на днях у неё премьера "Кармен".
-Поздравляю! Это, кажется, Мериме написал? Когда-то мне нравились его литературные мистификации... А вам, мой друг, - обратился он к даме, - что кажется интересным у этого француза?
-Боюсь, я недостаточно знакома с творчеством господина Мериме. Но кое-что я всё же читала: "Локис" и "Венера Илльская" произвели недурное впечатление. Так, значит, скоро у вас премьера? - дама ослепительно улыбнулась Софье Григорьевне, - не волнуйтесь, я уверена, вы блестяще справитесь с этой партией. И вот вам подарок от меня, - она отколола брошь от платья и протянула её певице, - на востоке гранат считали царским камнем и верили, что он даёт власть над людьми. Пусть это будет ваш талисман, на счастье.
-О, спасибо, сударыня! Я приколю её к своему театральному костюму и уверена, что она принесёт мне удачу.
-А как ваши дела, юная барышня? - мужчина улыбнулся Шурочке.
-Благодарю вас, сударь, - совсем по-взрослому ответила Шурочка, - я теперь занимаюсь с гувернанткой Ольгой Яковлевной. Вот она, - и подтолкнула девушку ближе к всаднику. Он посмотрел куда-то поверх головы Ольги Яковлевны и отвернулся.
-Нам пора, - мягко коснувшись руки мужчины, проговорила дама в амазонке. Кивнув на прощание, она тронула поводья, и вороная лошадка двинулась вперёд. Мужчина отвесил всем сразу полупоклон, надел цилиндр и поехал следом за всадницей.
Дамы молча провожали их глазами, пока они не скрылись в серебристом тумане.
-Надеюсь, вы не обиделись на их некоторую неучтивость? - Кире не хотелось, чтобы у Ольги Яковлевны сложилось дурное мнение об этой замечательной паре.
-Обиделась? Но разве можно обижаться на фантомов? - фыркнула Ольга Яковлевна, взяла Шурочку за руку и двинулась в сторону ожидавшего их извозчика.
Кира так и осталась стоять с открытым ртом. Она посмотрела на Софью Григорьевну - та была не менее поражена, но ничего не сказала, лишь сделала "страшные" глаза и пожала плечами.
Возвращались они молча. Все, кроме Ольги Яковлевны. Она тихонько ворковала на ухо Шурочке, показывая ей то одно здание, то другое. Шурка внимательно слушала, поглядывая на гувернантку, и кивала. Дома Софья Григорьевна потребовала себе в комнату крепкого кофе, она отказалась присоединиться ко всем за завтраком в столовой и теперь отдыхала, расположившись на козетке, пила маленькими глоточками чуть остывший кофе и разглядывала гранатовую брошь. С некоторых пор Софья Григорьевна стала проще относиться ко всяким странностям, сопутствующим Кире, и потому теперь она не задавалась никакими вопросами - просто отдыхала душой, вспоминая прекрасное лицо дамы, подарившей ей драгоценность.
В театре, как обычно бывает на генеральной репетиции, собралось довольно много зрителей. И хотя это была ещё не премьера, но приподнятость в настроении и небольшая напряжённость чувствовалась во всём: в благожелательных улыбках капельдинеров и зрителей, в лёгком перешёптывании и тех и других, в котором мелькало имя нового премьера Полди-Комаровского, в скрытых иронических усмешках завистников - всё, как обычно в театре. За кулисами потихоньку нарастала паника, которой предстояло достичь апогея в день премьеры. В костюмерных доглаживали детали костюмов, искали неожиданно пропавшие шейные платки контрабандистов, гримёры делали последние штрихи в гриме, солисты распевались, хормейстер работал с хором, десятый помощник режиссёра давал указания мимансу - все были заняты. И постепенно, в соответствии со старинной театральной приметой, из словаря артистов исчезало слово "премьера", хотя до неё оставались ещё целые сутки.
