-Как где? Да где обычно. В гостиной на каминной полке стоит. Зачем он тебе?
Но Кира уже не слушала. Она побежала в гостиную. Там на каминной полке красовался маменькин сундучок. Кира взяла его, осмотрела - как новенький, ни единой царапины. Но должна, должна быть царапина от перочинного ножа Вацлава. Он, мерзавец, пытался взломать сундучок, да только ничего у него не вышло. Кира ещё раз оглядела шкатулку: никаких повреждений. Она несколько раз вздохнула, пытаясь успокоиться, и приложила кольцо к замку. Как и следовало ожидать, крышка откинулась. Пустой синий футляр от браслетов и тяжёлая металлическая коробка лежали на своих местах. Кира осторожно взяла коробку. Открыть? Как тогда в библиотеке? А если она её откроет, где гарантии, что не случится что-то непоправимое? Они твердят, что всё, что она чувствует, всё, что пережила, было из-за болезни и привиделось ей в бреду. Что это был болезненный сон, ничего не имеющий общего с реальностью. Так стоит ли рисковать? Нет, пожалуй, не стоит. Сначала надо разобраться с тем, что происходит в её жизни сейчас, а тогда уж можно рискнуть и заглянуть внутрь этой коробки ещё раз.
-Вот ты где, - появилась в гостиной Полина Ивановна. - О, да ты в Тонечкину шкатулку забралась. Это что-то невероятное! Уже много лет никто не мог её открыть. Как это тебе удалось? Ну-ка, ну-ка, дай взглянуть, - она требовательно протянула руку к коробке, но Кира "уронила" её в сундучок, и крышка захлопнулась. Полина едва успела отдёрнуть руку, - что за дурацкие шалости!
Её глаза зло прищурились, она помахала длинным пальцем перед Кириным носом:
-Никогда так не делай! Надо слушаться, когда тебе старшие приказывают.
Кира опустила глаза, ей совсем не нравился тон и выражение лица тётки.
-Что же ты молчишь? - прорвалось раздражение у Полины Ивановны. - Что сказать надо?
-Что сказать надо, тётенька? - она сделала вид, будто не поняла, о чём речь.
Полина поморщилась:
-А сказать надо, мол, простите меня, пожалуйста. И не называй меня тётенькой. Это так провинциально, так по-мещански.
-А как же звать? - удивилась Кира.
-Зови меня просто: Полина. Этого достаточно, - она изящно присела на краешек стула, - так какие у тебя планы? Что делать собираешься?
-Скажите, тё... Полина, мне что-нибудь, кроме дома, осталось после папеньки?
-Странные вещи ты говоришь. "Кроме дома" ... Дом пока тебе не принадлежит, дорогая. И, думаю, принадлежать не будет, у меня на него другие планы. Напомню тебе, что по завещанию Сергея Петровича, дом не может быть ни подарен, ни продан. А на вопрос - чей он, могу ответить очень просто: имущество принадлежит вдове. Кому ж ещё?
-Но Вера Ивановна сказала, что она никогда не выходила за папеньку. Кто ж тогда вдова?
-Я. Кто же ещё? - равнодушно пожала плечами Полина.
-Вы?! Вы вдовеете по папеньке? - Кире показалось, что она ослышалась, - но как же маменька?
-Маменька? При чём тут маменька? Да ни при чём. Кира, ты взрослая барышня и мы можем о многом поговорить. Хотя лично я не вижу много пользы в этом разговоре, потому что ничего нового не скажу, ты всегда знала драматическую историю нашей семьи. Допускаю, что ввиду болезни (так мне сообщила Верушка) что-то стёрлось на короткое, я полагаю, время из твоей памяти. Ну что ж, мне остаётся напомнить детали этой не очень приятной истории, секрет которой тщательно оберегался от посторонних. Главное заключено в нескольких словах: твой отец никогда не был женат на твоей матери. Никогда. Так уж получилось. Мы познакомились с Сергеем Петровичем на балу в Дворянском собрании. Я тогда заканчивала гимназию. Твой отец был очень хорош, а я молода и легкомысленна. Сознаюсь, мне - юной девице - льстили ухаживания взрослого привлекательного кавалера. И однажды этот чудный кавалер сделал предложение. Я его приняла. Он часто бывал в нашем доме и, конечно, познакомился с Тонечкой. Это естественно, она моя старшая сестра и в некотором роде отвечала за меня, так сказать, опекала. Сергей Петрович, как это положено, просил у неё моей руки. Состоялось венчание...
-Венчание? Но...
-Да, состоялось. Какой ветер гулял тогда в моей голове, одному Богу известно. Потому что очаровательная, но взбалмошная девица, то бишь я, сбежала сразу после венца с приятелем мужа. Конечно, случился жуткий скандал. Даже газеты об этом что-то писали. Тонечка самоотверженно бросилась утешать несчастного обманутого мужа. Ну а дальше уж совсем скучно. Они влюбились друг в друга до неприличия.
-И что же папенька? Не просил развода?
-Какие слова ты знаешь! Развод - это ещё один скандал. К тому ж им не разрешили бы пожениться, потому что налицо прелюбодеяние. И потом ещё и церковный суд, а там бы вынесли решение, что "оставлены навсегда в безбрачном состоянии", да и в монастырь могли меня загнать. С них сталось бы! Ну какая из меня монахиня, посуди сама?
Кира согласно кивнула: из Полины вышла бы плохая монахиня. Но чувство справедливости не давало покоя:
-И всё же, почему они виноваты в прелюбодеянии? Это же вы сбежали от законного мужа, а не папенька от жены. Это вы его обманули с каким-то приятелем!
-Тихо, тихо, не горячись. Да, сбежала я. Но к тому времени, как Сергей Петрович попросил у меня развод, уже родилась ты. Это, во-первых. Во-вторых, мой коварный соблазнитель, - она усмехнулась, - был столь же непостоянен, как и я. Иными словами, он оставил меня в Петербурге, и, если бы не Сонечка, трудно бы мне пришлось. И, в-третьих, я не захотела дать развод, потому что обиделась на Сергея Петровича за то, что он так быстро меня забыл. Но, заметь, всё же мы переступили через обиды, встретились и договорились с твоими родителями, что скроем обстоятельства этого брака от всех - пусть живут, будто они венчаны. А тебя папенька признал своею законной дочерью. Прошение государю подавал. Теперь понимаешь, кто здесь хозяин?
Этого не может быть - в который раз за последние несколько часов сказала себе Кира. Может, она всё ещё спит? И ущипнула себя за руку - больно. Не спит. Бред, полный бред. А Полина, та самая, которая умерла два года назад, удобно устроилась на стуле и с чувством язвительного превосходства разглядывала племянницу.
-Что, не ждала ничего подобного? - улыбнулась краешком губ Полина. - Так что опекун у тебя есть. Догадываешься, о ком идёт речь? Да, дорогая, и я выполняю свои обязанности вполне достойно. Можешь не волноваться: сиротку не брошу, теперь ты всегда рядом будешь. А насчёт средств могу сказать, что по завещанию твоего отца, тебе по совершеннолетии или после замужества причитаются десять тысяч. Это тебе от папеньки, а от маменьки - вот этот самый сундучок. И всё, дорогая.
Она победно взглянула на совершенно подавленную племянницу.
-Теперь тебе понятно твоё положение. Конечно, это для тебя неприятная новость. Но такова жизнь. Кстати, я не собираюсь сидеть в этой пыльной дыре. Завтра же мы едем в Петербург. Но сначала заедем в Одессу. Ещё есть кое-какие дела в Киеве, туда мы заглянем, но задерживаться не станем. Так что можешь собирать вещи, - её тёмные глаза весело блестели. И в них не было ни тени раскаяния, ни тени смущения.
Кира гордо выпрямилась:
-И вам не совестно?
-Что-что-что? - Полина тоже встала и окинула племянницу неприязненным взглядом, - кажется, "истинный шляхтич" изволит проявиться? - её тон был оскорбительно уничижителен, - да-да, это характер папеньки в тебе играет. Маменька твоя, Тонечка, была кротким безобидным существом. Но ты, милочка, не забывайся...
-Не говорите со мной, как с горничной! - вспыхнула непокорная племянница.
-Прикуси язык, дорогая. И не забывай, кто является твоим опекуном. Кстати, пора подумать о твоём будущем, - и она вышла из гостиной, прошелестев шелковым подолом платья.
Полина умела действовать быстро. Через сутки извозчик катил их по Одессе среди зеленеющих свежей листвой платанов в сторону Ланжероновской улицы. У Киры в ногах пристроили старую дорожную сумку, на дно которой она определила шкатулку, а сверху уложила немногочисленное своё "приданое": юбка, пара блузок, бельё, какие-то мелочи и выпускное платье. С платьем вышла история. Это было то самое платье, в котором она со Штефаном встречала новый 1912 год. То самое, черное с золотом, с вышивкой стеклярусом, в котором она танцевала с мужем моднейшее танго в ресторане в день своего семнадцатилетия в марте того же года. Кира схватила его, прижала к лицу - оно ещё пахло духами, теми, которые подарил ей на Рождество Андрей Монастырский.
