-Шурка, есть хочешь?

Девочка помотала головой, потом попыталась что-то сказать, но у неё не получилось. Она открывала рот, силилась произнести слово - и ничего, ни звука. Беспомощно посмотрела на Сергея и беззвучно заплакала. Сначала Серёжа растерялся, он прижал к себе Шурочку, шепча ей в макушку:

- Ничего, Шурка, ничего. Это пройдёт. Я слышал, так бывает, когда человек сильно понервничал - голос пропадает. Но потом человек успокоится, и голос вернётся. Ты подожди чуть-чуть, всё восстановится. Всё будет хорошо. Вот что, давай я тебе расскажу, что мы теперь с тобой станем делать. Хочешь?

Шурка подняла заплаканную мордашку и кивнула. Серёжа вздохнул, достал носовой платок:

-Вот, держи, - она взяла, вытерла глаза, высморкалась и выжидательно уставилась на него, - теперь наша фамилия - Тузенбах. Только не смейся, пожалуйста! - она и не думала смеяться, ждала, что он ещё скажет, - и зовут меня Николай Львович. Дворянин. Запоминай, Шурка: Тузенбах Николай Львович. А из тебя мы сделаем мальчика, и будешь ты моим племянником. Или нет, лучше сыном. Как ты считаешь?

Шурочка кивнула.

-Вот и хорошо. Потом я ещё раз просмотрю документы. Без очков не всё вижу. А сейчас надо найти ночлег. И поесть бы.

Через дорогу светился витринами и переливался огнями лампочек в колпачках в виде цветов ландыша магазин Елисеевых. Серёжа решил заглянуть туда. Они осторожно перешли дорогу, невольно отшатываясь от проносящихся мимо упряжек. Внутри знакомого зала празднично сверкали букеты светильников, приказчики сноровисто обслуживали прилично одетых покупателей. Серёжа, напустив на себя отчего-то недовольно-презрительный вид, подвёл Шурочку к витрине с колбасами и ветчиной. Да, выглядело это изобилие внушительно - глаза разбегались. Стыдно сказать, но Сергею вдруг захотелось сбежать из этого колбасного рая. Но он сделал над собою усилие и справился с неизвестно откуда взявшейся робостью. Они купили полфунта нежно-розовой ветчины, попросили её нарезать. Приказчик, виртуозно владея длиннющим острым ножом, накроил им шесть тонюсеньких ломтиков и завернул их в промасленный лист, а потом ещё в один слой обёрточной бумаги. Потом они купили парочку французских булок, уложили всё в бумажный пакет и вышли на Невский.

Уже совсем стемнело. Но везде горели электрические фонари, прибавилось народу на улице. Покупая булочки, Серёжа поинтересовался у приказчика, где ближайшие меблированные комнаты. И теперь они целенаправленно шли в сторону Екатерининского канала. Сергей уже справился с непонятной робостью - может, начал привыкать к новому времени? Довольно уверенно, зарегистрировавшись у служащего, он получил комнату на третьем этаже в меблирашке под вывеской "Рим" и даже заказал самовар. Комната им понравилась: чистенько, кровать под покрывалом в алькове, окно с видом на канал и даже электричество. Коридорный предложил ванную с душем, только он его назвал дождём. Утром им полагался горячий завтрак и всё это за три рубля.

Напились чая с бутербродами, умылись, освоили местные коридорные удобства и решили ложиться спать. Серёжа внимательно осмотрел постель на предмет клопов и тараканов. На всякий случай велел Шурке ложиться прямо в одежде, накрыл её одеялом. Девочка сегодня настолько устала и так нанервничалась, что вначале никак не могла уснуть. Тогда Серёжа почитал ей статейки из найденной в номере газеты, и Шурочка заснула. А он, налив себе уже остывшего чая в стакан, сел разбираться с документами в бумажнике Вацлава.

Кроме паспортной книжки, в бумажнике были деньги. Больше трёх тысяч! Все три тысячи в купюрах, выпущенных после 1910 года. Что из этого следовало? Из этого следовало, что у них с Шурочкой всего около восьмисот рублей, тех самых, что "коллекционировала" девочка в Ленинграде. Конечно, деньги немалые. Но в их положении, положении людей без всего необходимого в чужом для них времени, - это копейки. Одежду купить надо? Надо. За квартиру платить? Надо. Еду покупать надо? Надо.

А всякие там извозчики, парикмахер, прислуга и ещё чёрт в ступе? И ещё доктор! Надо Шурочку показать врачу, да не простому, а хорошему специалисту. Какой из этого вывод? Требуется экономия во всём. Ну хорошо, с деньгами всё ясно: надо экономить. Но ведь экономь не экономь - они когда-нибудь закончатся. Что тогда? Надо искать работу. Как они тут это делают в своём 1910 году? И что из его умений может пригодиться? Можно, конечно, написать книгу - какой-нибудь роман из жизни будущего. Серёжа вздохнул: написать-то он напишет, но найдётся ли издатель, готовый издать его опус? И опять-таки - когда ещё это будет! Нет, нужно попробовать себя в привычной специальности. В журналистике.

Он достал блокнот, записал в столбик: мама, Кира, отец. Объединил их фигурной скобкой и приписал: искать. Подумал и добавил: Сергей. Потом дописал второй пункт: купить одежду - и перечислил необходимое для себя и Шурки. Так он педантично составил список длиною в целую страницу. Мысленно посмеялся над собою: педантизм не русская черта характера, но сказывались годы жизни в Германии. Допил холодный чай, завернул остатки ветчины в бумагу и положил между рамами окна, чтобы не испортились -холодильников здесь нет. Улёгся рядом с Шурочкой, думал, что от усталости не заснёт. Но едва голова коснулась подушки, провалился в глубокий сон.

Его разбудил незнакомый шум города: цоканье копыт, какие-то непонятные крики, свистки, потом ко всему этому добавился шум в коридоре. Проснулась Шурка и села на постели, потирая кулачком глаза.

-Доброе утро, - улыбнулся ей Серёжа, прислушиваясь к топоту сапог в коридоре, - кажется, там целая армия топочет...

-Доброе утро, - еле слышно отозвалась Шурка.

-Вот видишь, - обрадовался Серёжа, - ты уже шёпотом можешь говорить!

-У тебя здесь клок чёрный, - Шурка тронула его висок.

-Запачкался? - он подошёл к маленькому настенному зеркалу, - вроде, нет...

Действительно, над ухом появился смоляной клок волос, исчезла его снежно-белая седина - предмет гордости, потому что ему страшно не нравилось, когда седина отливала желтизной. Теперь его густые волосы напоминали мех серебристой лисы, или, как в народе говорили, перец с солью. Он внимательно разглядывал себя в зеркале. А что если он, очутившись во времени, где ему исполнилось около полутора лет, теперь начнёт стремительно молодеть? Что станет с Шурочкой? Он похолодел от этой мысли.

-Мне надо в туалет, - услышал он Шуркин шёпот.

-Пошли, - он решил не поддаваться панике, решил заниматься делами из длинного списка, составленного ночью, и далеко не заглядывать. Будь что будет.

Несколько часов спустя они с Шуркой так преобразились, что теперь уже никому бы не пришло в голову оглядываться на них. Посетив пару домов готового платья, они остановились на относительно дешёвом магазине под вывеской "Шульц. Венский шик". Там Серёжа купил себе пиджачную пару, причём приказчик, помогавший примерять костюм, наговорил столько любезностей насчёт его фигуры, что вогнал его в краску. Шурке купили костюмчик в английском духе и пальто. Хотели прикупить и ночую сорочку мадаполамовую с шитьём и прошивкой - очень простой кружавочкой по вырезу за 2 рубля 75 копеек. Но Серёжа решил, материал уж больно жёсткий - Шурке будет неприятно в ней спать. Поэтому остановили выбор на нансуковой без рукавов за 1 рубль 90 копеек, но зато с шитьём. И Шурке понравилось, как рубашка блестит и какая тонкая да гладкая на ощупь. А когда девочку подстригли в "русском стиле", получился хорошенький глазастый мальчишка.

Этим вечером они решились на визит. Серёже в голову не пришло, что он нарушает правила этикета, явившись вечером в незнакомый дом без приглашения. К тому же он собирался нанести визит вместе с Шурочкой - не оставлять же её в меблирашке?

Извозчик довёз их до Каменноостровского проспекта. Шурка крутила головой, разглядывая дома и прохожих. И Серёжа от неё не отставал. Всё вокруг было знакомым и незнакомым одновременно. Всё привлекало внимание: дамы в огромных шляпах, мужчины в галошах, мальчишки-газетчики, снующие между людьми, экипажи и извозчики, очень-очень редкие смешные автомобили, мастеровые в картузах, тётки в платках - киношный призрачный мир. И они с Шуркой - персонажи этого странного мира.