«Московская брошюра “Евразийство” тоже интересна. Опять-таки верна и предметна основная интуиция: “Евразийцы сознательно определяют себя как группировку второй фазы революции, ставящую себе задачей существующий строй”… — но конец — “путем устранения коммунистической партии” — я считаю глубокой тактической ошибкой: это значит сразу противопоставить себя всему правящему нынче и для власти выдвинутому революцией слою! Это значит политически себя зачеркнуть. И никакие выдвиженцы не помогут…»54
Спустя год он опять настойчиво напоминает, что создавать в кофейнях Праги или Брюсселя «правящую» партию для СССР — это несерьезно и неразумно:
«Пример большевиков до революции (“женевские кофейни”)? — но ведь новой революции не будет, не может быть! Началась объективно и реально новая эпоха.
Вы скажете — “мы будем строить евразийскую партию в СССР!” — Но это же будет фразой — не больше. В СССР нельзя сейчас строить партию, аналогичную большевицкой: не станете же Вы копировать эсеровское подполье! И если Вы жалеете свое будущее — воздержитесь от этих потуг. Соответствующую часть манифеста (стр. 52) мы здесь считаем немалой тактической ошибкой: возможно, что ее причина — некоторая политическая неопытность евразийского “штаба”. Попытка организовать евразийскую партию лишь помешает распространению евразийских идей. Можно было прибегать к фашистским приемам в месяцы февраля или на территории белого движения 19 года. Но раз это время упущено — теперь нужно иное.
Вы сами очень хорошо и верно намечаете путь, по которому идет преодоление коммунизма и национализации Октября. В письме Вы сами говорите, что это должно осуществиться “планомерно и исподволь”. Зачем же силиться форсировать процесс шумливым созданием 1001-й (в эмигрантском смысле) партии, открыто претендующей на власть? “Правящий партийный слой”, которым Вы интересуетесь, сейчас ни за что не клюнет на это, и Вы Вашими, простите, угловатыми формулами не привлечете его к себе, а, напротив, оттолкнете… и так и останетесь, по скорбному примеру многих, неудачливым “штабом без армии”.55
“Ваши интуиции зовут вас на пореволюционный путь. А вы сбиваетесь на революционный, т.е. банально контрреволюционный (“устрашить большевиков” — как? чем? — слова, слова!!), перебрасываетесь неизбежно по ту сторону революции. Это опять-таки плод “исторического нетерпения”, т.е. политической неопытности (ибо в вас нет органической контрреволюционности). Каждый этап процесса требует своих конкретных подходов. Поймите, что в плане конкретно-политическом сейчас не время громко говорить о замене коммунистов вообще, о наследниках большевизма, о новой единой и единственной партии, “предлагаться” в наследники и т.д.»56
В это же время такой же задачей предотвращения появления евразийских подпольных групп был озабочен и начальник Особого отдела ОГПУ А. Артузов. Но решал он ее, используя «Трест» — псевдоподпольную организацию, созданную советской контрразведкой в начале 20-х годов. «Трест» так умело «сотрудничал» с белоэмигрантскими центрами, что ему удалось парализовать и их евразийскую деятельность, нацеленную на Советский Союз.
В «Тресте» роль лидера евразийской фракции довелось играть Александру Ланговому, выступавшему под фамилией Денисов. Нет, он не был теоретиком. Сын профессора медицины добровольно вступил в Красную армию, успешно воевал в Гражданскую войну, за что получил орден Красного Знамени; а потом служил в Генеральном штабе. Но его кругозор, степень гуманитарного развития позволяли убедительно представлять евразийскую фракцию «Треста» в контактах с представителями евразийского течения в эмиграции. Когда некто Петр Арапов, белый офицер, племянник самого генерала Врангеля, представлявший молодую поросль монархистов, которая видела в евразийстве единственный путь спасения России от большевиков, — весной 1924 года по каналу «Треста» прибыл в Москву на «секретное» совещание евразийской фракции, его встречал и опекал Ланговой. На этом мнимом совещании Арапов выступил с докладом, в котором прозвучали такие тезисы: основа будущего русского государства — русская самобытность; Россией будет управлять евразийская волевая группа; династия Романовых дискредитировала себя, но тем не менее царь нужен, но в комбинации с советским строем; одна из главных задач евразийства — борьба с капиталом. А в январе 1925 года в Берлине на квартире Александра Ивановича Гучкова прошел первый евразийский съезд, на который из Москвы приехал Ланговой — глава евразийской фракции «Треста». Перед этой поездкой он изучает степень распространения евразийских идей среди студенческой и профессорской эмиграции. Он знакомится в том числе с сообщением римской резидентуры Иностранного отдела ОГПУ, где представлен обзор деятельности белоэмигрантских организаций в Чехословакии (от имени агента).
«В кружке евроазийцев. Малочисленный по своему составу. Кружок учрежден около года назад в Берлине… Не останавливаясь на самой идеологии кружка, интересно отметить некоторые его тактические особенности. Так, например, необходимым условием успеха они считают восстановление за границей авторитета России, хотя бы советской. Вторым условием — распространение в России специальной националистической популярной литературы. Уже имеются толстые рукописи всевозможных брошюр, и есть надежда в скором времени достать средства и приступить к печатанию.
В Берлине кружку покровительствовала профессура Русского Научного Института, А. Гучков и другие.
На днях, отправившись к А.В. Ставровскому, члену кружка, очень молодому студенту-восточнику (сын бывшего камергера Двора), я застал его в будке (он служит на станции железной дороги) за чтением новой рукописи, только что полученной из Страсбурга. Он сказал мне, между прочим, что часть кружка и он сам ведут приготовления и осенью, не возобновляя занятий, уедут в Россию “для работы в недрах, среди рабочих и солдат”.
А.В. Ставровский имеет хорошие связи по Петрограду и близко стоит к местным монархическим кругам»57.
Здесь, в Берлине, на квартире Гучкова, Ланговой знакомится с видными евразийцами, основоположниками этого течения — Николаем Трубецким и Петром Савицким, с известным нам Петром Сувчинским, с Малевским-Малевичем. После докладов (Ланговой тогда выступал девять часов) развернулись прения. Больше всего споров вызвал вопрос: что эффективнее — капитализм или государственное плановое хозяйство? Решением съезда Лангового ввели в состав евразийского «Совета семи» и договорились вести через него переписку с евразийской фракцией «Треста». Потом было совещание евразийцев в Праге, куда также пожаловал от «Треста» Ланговой. Главная идея его пражского, «чекистского» доклада — Россия должна быть империей ума, элегантности и красоты. Ирония, конечно. И она говорит о том, что чекисты не воспринимают всерьез концепцию евразийства. Они озабочены больше тем, как использовать это течение в борьбе против эмигрантских группировок. Главная польза от пражского совещания была в том, что появилась возможность усугубить раскол между «молодыми» и «старыми» деятелями белой эмиграции и тем самым ослабить ее стремление к активным действиям против советского режима.
Но ведь и Устрялов в своих советах Сувчинскому тоже предостерегает его от активных подпольных действий в виде создания партии, агитационной сети, распространения листовок.
Не структуру, не партию видит он инструментом подпольной деятельности в СССР, а журнал «Евразия». И говорит он будто от имени евразийцев, как соратник Сувчинского.
«Мы не собираемся сейчас делать никакой политики внутри СССР, не создаем никакой партии, но свое положение используем сполна. Мы готовы помогать осуществлению ряда задач СССР за границею, но не отказываемся принципиально критиковать те шаги советского правительства, которые считаем с нашей точки зрения ошибочными. Мы согласны разговаривать и договариваться по любому конкретному поводу, но никаких обязательств заранее на себя не берем и право решения в сфере нашей газетной политики всегда оставляем за собою.
