– Насколько я помню, ты действительно выразила свое мнение.
– Которое ты проигнорировал.
Я встретил ее взгляд, не дрогнув.
– Я сделал это ради безопасности Шей.
– И совершенно не помогло, так ведь?
Она расхаживала взад-вперед какое-то время, затем остановилась и покачала головой, словно не зная, что еще сказать.
– Дрю, ты совершенно не думаешь головой.
– Я люблю Шей. – Я устал защищать перед Линдой свои решения. Я пытался взглянуть на вещи с ее точки зрения, но это не меняло ни моих чувств к Шей, ни потребности ее защищать.
– А я боюсь, как бы любовь к Шей не стоила тебе твоего пасторства, – огрызнулась Линда.
Слова зависли в воздухе, как брошенные ручные гранаты.
Я отлично знал, что вскоре произойдет и почему. И расправил плечи, решив встретить новости без экивоков.
– Я пыталась объяснить тебе раньше, – напомнила она мне, беспомощно разводя руками. – Сделала все, что в моих силах, чтобы ты понял, на какой риск идешь, пуская Шей в эту квартиру.
– Никогда не думал, что ты из тех, кто любит фразу «я же говорила», – ответил я совершенно бесстрастно.
Ничто из сказанного не могло заставить меня передумать. Даже после всего случившегося я ни о чем не сожалел. Даже несмотря на то что сама церковь и земля вокруг нее попали во все выпуски утренних новостей, представ там далеко не в лучшем свете.
Я смотрел новости, и меня передергивало. Первый репортер говорил о проблеме бездомных в Сиэтле, стоя прямо перед ступенями церкви, словно желая намекнуть, будто церковь игнорировала потребности живущих на улице.
– Ну так скажи мне, что меня ждет? – Я подготовился к худшему, уже догадываясь, что услышу.
Линда тяжело опустилась в кресло, признавая свое поражение.
– Мне очень жаль, Дрю.
– Говори.
Линда вздохнула.
– Алекс созывает церковный совет, на котором поставит вопрос о вотуме доверия.
Мои плечи поникли. Вотум доверия, собственно, означал, что старейшины собираются рассказать пастве о своих серьезных сомнениях в способности священника вести ее за собой. Если голосование будет не в мою пользу, меня сместят. Пастору требовалась поддержка церковного совета. Если я сумею выжить, тогда придется налаживать множество отношений и строить множество мостов. Даже сам созыв совета был ужасной новостью. И для единства церкви, вне зависимости от итогов голосования, мне лучше было самому покинуть свой пост.
– Понятно, – сказал я, чувствуя, как болит сердце.
Оно болело оттого, что мужчины и женщины, которым я доверял и служил все эти годы, решили собраться и сказать мне, что больше не верят в мою способность быть лидером нашей церкви.
– Он просит голосования старейшин, – продолжила Линда. – Но это не значит, что решение уже принято.
Я знал, что должно за этим последовать. Меня попросят встретиться со старейшинами. Алекс изложит свое дело, а остальные одиннадцать человек будут голосовать. Если большинство проголосует против меня, об этом сообщат пастве.
– Ллойд делает все возможное, чтобы этого не произошло.
– Я благодарен ему за это, – прошептал я, но, насколько я понимал, жребий был уже брошен.
– Дрю, мне очень жаль. Ты этого не заслуживаешь. И Шей тоже.
Ее раздражение сменилось сочувствием и пониманием.
Линда всегда прикрывала мне спину, даже сейчас, когда все, казалось, обернулось против меня.
– Спасибо, что поставила меня в известность, – сказал я, принимая тот факт, что придется готовиться к грядущей буре противоречивых слухов.
Мы поговорили еще несколько минут, Линда сделала все, чтобы меня подбодрить. После ее ухода я сидел, уставившись в пустоту и позволив тревоге и сомнениям овладеть мною.
Вскоре после этого Мэри Лу постучала в дверь кабинета.
– Не хочешь пообедать? – спросила она с явным беспокойством.
Я не осознавал течения времени. Покачав головой, я отказался.
– Я не голоден.
К этому моменту я уже был уверен: Мэри Лу знает, что творится в церкви. Она с тревогой хмурилась.
– Пастор, я могу как-то помочь? – спросила она.
Я покачал головой. Встречу, назначенную на два часа, отменили. Я подозревал, что Мэри Лу наверняка имела к этому какое-то отношение. Так или иначе, спасибо ей за это.
Как только мои мысли пришли в порядок, я отправился в церковь и сел на переднюю скамью. Я сидел там множество раз, особенно в течение первых месяцев после смерти Кэти. Сюда я приходил, когда на сердце бывало особенно тяжело. Мне казалось, что за любовь к Шей мне придется заплатить огромную цену, и даже если эта любовь будет стоить мне пасторства, то я был готов на это.
Шей вернула свет в мою жизнь, она возродила мою веру, она полюбила моих детей, а они полюбили ее. Каждая проведенная с ней минута дарила мне счастье. То, как она меняла свою жизнь, заставляло меня гордиться ею. Я чувствовал всей душой, что и Кэти полюбила бы ее, дорожила бы ее дружбой. Я сидел там так долго, что совершенно утратил ощущение времени.
Я услышал, как открылась дверь, но не поднял взгляда, надеясь, что вошедший поймет мой намек правильно и оставит меня в покое.
Несколько минут спустя я почувствовал, как кто-то садится рядом со мной. И, не открывая глаз, я понял, что это Шей. Она потянулась к моей руке и уткнулась лбом мне в плечо. Мы не обменялись ни словом, и все же я ощутил, как тяжесть уходит с души лишь оттого, что она оказалась рядом.
Я подавил вздох, потому что ко мне вернулась боль сомнений. Но я решил приложить все усилия, чтобы двигаться дальше и следовать туда, куда поведет моя дорога. Ничего другого я не мог сделать. Решение принимал не я.
Когда я закончил молиться и поднял голову, я увидел, что Шей тоже опустила голову, обращаясь к Господу.
Из церкви мы вышли вместе. В коридоре между святилищем и кабинетом она остановилась и вцепилась в мою руку, глядя на меня снизу вверх яркими от непролитых слез глазами.
– Дрю, мне так жаль.
Я мог лишь догадываться, что ей сказали, и это взбесило меня. Больше всего на свете я хотел быть уверенным, что Шей не коснется происходящее. Ее вера была новорожденной, еще хрупкой, подобное могло ее уничтожить.
– Ты ни в чем не виновата, понятно? Я не знаю, что Линда тебе наболтала…
Шей остановила меня:
– Линда сказала, что мне следовало бы повидаться с тобой во второй половине дня. Она ничего не говорила мне, пока я ее не спросила.
– Не говорила? – Я ошибочно осудил подругу: решил, что она отправилась к Шей и стала винить ее во всем случившемся, что было бы крайне несправедливо.
– Дрю, Линда любит тебя, как родного сына. Ты и твои дети очень важны для нее. Я осознаю, что я не та женщина, которую она хотела бы видеть рядом с тобой, но она уважает тебя настолько, что изо всех сил старается принять меня.
Я обнял Шей, желая лишь держать ее вот так, согреваться ее утешением и любовью.
– Я рассказала представителю обвинения о своем брате – сегодня, до встречи с Линдой. Ему только что поручили это дело. Кейдену предоставили бесплатного адвоката. Вот и все, что он смог сказать мне на данном этапе. Я не хочу контактировать с Кейденом, но я хочу знать, что с ним случится.
Тот факт, что она продолжала беспокоиться о брате после всего, что он сделал, говорило о многом. Я надеялся, что, как только Кейден протрезвеет и окажется в здравом уме, он оценит такое отношение Шей и перестанет видеть в ней лишь способ достать очередную дозу.
В зависимости от тяжести выдвинутых обвинений и времени, которое ему придется провести в тюрьме, я готов был пойти на все, лишь бы определить его в программу реабилитации наркозависимых. Кейдену понадобится вся помощь, которую он сумеет принять.
Когда я вернулся в кабинет, Мэри Лу посмотрела на меня с сочувствием.
– Внеочередное собрание старейшин назначено на сегодняшний вечер.
Так быстро. Впрочем, именно этого мне следовало ожидать. Мэри Лу сообщила мне время.
– Спасибо, – поблагодарил я.