– Я…

– Если ты мне не поможешь, ты подпишешь мне смертный приговор.

Чайник засвистел, когда вода закипела. Я сняла его с конфорки и заметила, как сильно дрожат мои руки. Кейден был моим братом, моим единственным живым родственником. Я присматривала за ним после смерти мамы и позже, после смерти отца, которая, впрочем, показалась благословением, а не утратой. Несмотря на то что я уже многим пожертвовала ради Кейдена, я делала все, чтобы ему помочь. Но он, похоже, намеревался и дальше принимать наихудшие из решений. Мне хотелось отчитать его за слабость, но ведь я и сама была слабой. Я чувствовала себя ответственной за то, что познакомила его с «Ангелами».

– Где ты возьмешь деньги, чтобы вернуть их мне? – спросила я.

Кейден расхаживал по крошечной кухне, не обращая внимания на чашку с чаем, которую я предложила ему.

– Некоторые мне задолжали.

– Пять тысяч долларов? – спросила я, не в силах скрыть недоверие.

– Клянусь тебе жизнью нашей матери, к концу недели у меня будет эта сумма.

Наша мама была для нас всем. Буквально всем. Кейден никогда раньше не клялся ее жизнью. И я хотела ему поверить, но все еще сомневалась. Он подводил меня множество раз, и я очень сомневалась, что стоит ему доверять. Впрочем, это не имело значения. Даже если я верну эти деньги, я все равно потеряю работу.

Закрыв лицо ладонями, я рухнула на стул и зажмурилась.

– Дай мне подумать.

– Пока ты думаешь, время уходит.  – Теперь в его голосе звучало больше злости, чем тревоги, он был в ярости, потому что я не согласилась на его план с первой секунды.  – Ушам своим не верю! Я же твой брат. Ты можешь спасти мне жизнь, и тебе нужно об этом подумать?

Я судорожно выдохнула.

– Это ты вляпался в неприятности, а не я.

Лицо Кейдена осунулось, словно я ранила его. Он рухнул на колени и прижался лбом к моим ногам, как делал в детстве, после смерти мамы.

– Я не знаю, как еще выкрутиться! – воскликнул он.  – Шей, они меня убьют, и смерть моя будет медленной и страшной. Они сделают меня примером для других. И начнут с того, что переломают мне все кости, а потом… – Он заплакал, его плечи задрожали.

Я положила руку ему на спину, утешая.

– А разве «Ангелы» не могут подождать пару дней, пока ты соберешь деньги? – прошептала я, вдруг понадеявшись на то, что члены банды проявят благоразумие, когда узнают, что он вскоре вернет долг. Я зарылась пальцами ему в волосы, как раньше делала мама.  – Неужели тебе нечего предложить в качестве залога?

Кейден медленно выдохнул.

– Я должен не только «Ангелам»… И те люди больше не хотят слышать никаких отговорок. Залог, на который они согласятся,  – это либо моя рука, либо нога.

Я ахнула, и мне тоже захотелось плакать оттого, что мой младший братишка связался с гангстерами-ростовщиками. С настоящими акулами, разбойниками и преступниками. У меня и у Кейдена в этом мире не было никого, кроме нас самих. Если бы я оказалась в отчаянном положении, мне не к кому было бы обратиться за помощью, кроме как к брату.

– Ты сказал, что вернешь деньги в течение нескольких дней?

Он поднял голову с моего колена, глядя на меня широко раскрытыми и полными надежды глазами.

– Клянусь тебе,  – сказал он, хватая меня за руку и прижимаясь к ней губами.

– Надеюсь, ты понимаешь, что случится со мной, если я это сделаю.

Он должен был осознать все последствия. В лучшем случае меня уволят с работы, которую я считала своим единственным шансом на достойную жизнь. В худшем меня посадят в тюрьму, даже если я верну деньги. Пропажа такой большой суммы не останется незамеченной.

– Шей, я обещаю тебе, ты не попадешь в тюрьму,  – сказал он.  – Я ни за что не позволю своей сестричке оказаться за решеткой.

Два месяца спустя я подписала чистосердечное признание в растрате, как посоветовал назначенный судом адвокат. Из камеры в Сиэтле меня препроводили в тюремный автобус округа Кинг и отвезли на нем через Такомский мост в Исправительный центр для женщин в Парди, штат Вашингтон.

Когда за мной закрылась тюремная дверь, этот звук громовым раскатом отдался у меня в голове, сотрясая все внутри. Дверь отрезала меня от любой надежды на достойное будущее, любой надежды исправить свою никчемную жизнь.

От какой бы то ни было надежды.

Меня приговорили к трем годам заключения. Я рискнула всем ради брата, и винить кроме себя мне было некого. После того как я отдала деньги Кейдену, я больше не видела его и ничего не слышала о нем. Его клятва оказалась пустышкой. Я знала об этом с самого начала и все равно ему поддалась. В глубине души я признавала, что ему нельзя доверять. Он даже не собирался выполнять обещанное, и за это приходилось расплачиваться мне.

Я помогла Кейдену, но разрушила свое будущее и приговорила себя к жизни, которой ранее всячески пыталась избежать.

Все было потеряно.

Все шансы на достойное существование.

Вся надежда.

Не знаю, почему я вдруг решила, что могу претендовать на нечто большее чем постоянные лишения и боль. Ведь даже когда я пыталась поступать правильно, судьба все равно наказывала меня.

Из Вашингтонского исправительного центра для женщин в Парди меня выпустили в полночь первой недели декабря. Как выяснилось, штат Вашингтон не собирался оплачивать мое содержание ни минуты дольше необходимого. Никто не встречал меня у ворот тюрьмы. Все друзья, которыми я обзавелась за время работы в банке «Пасифик», сразу от меня отстранились, и я их за это не винила. Моим единственным родственником был брат, из-за которого я и оказалась в тюрьме.

За все три года заключения я не получила от Кейдена ни одного письма. А первое же письмо, которое я ему отправила, вернулось с пометкой, что он переехал и не сообщил нового адреса для пересылки почты. Мне не следовало удивляться. Насколько я поняла, он взял те пять тысяч долларов и сбежал в Мексику. Уверена я была только в одном: он не испытывал ни тени вины за то, что со мной сделал.

Меня поглощала, съедала заживо горечь. Странно, что я не нажила себе язву за все те ночи, когда лежала без сна и прокручивала в голове последнюю сцену с Кейденом. Какой же идиоткой я была, когда позволила уговорить себя на преступление ради него! Ради спасения его жизни. Ага, как же. Кейден упустил свое призвание. Ему стоило стать актером, потому что его талант был вполне достоин премии «Тони».

В тюрьме я, насколько это было возможно, держалась сама по себе; посещала бухгалтерские курсы, хотя с моей статьей это, наверное, была пустая трата времени. Я искренне сомневалась в том, что какая-нибудь компания рискнет меня нанять. Что касается планов получить диплом бухгалтера-ревизора, то этот поезд уже ушел. Я могла надеяться разве что на место горничной в отеле или посудомойки в ресторане. Как бы то ни было, а мне понадобятся жилье и работа, причем срочно.

Ну да. Как будто я могла об этом мечтать.

Я знала, где находится ближайшая автобусная остановка, отправилась туда и прождала до рассвета в холоде и темноте. Я сидела там, промерзшая до костей, и ветер хлестал меня до тех пор, пока я не забралась в первый же автобус, готовый довезти меня до Сиэтла, расположенного за пятьдесят миль отсюда. Все, что принадлежало мне в этом мире, уместилось в одном маленьком чемодане. Весь мой капитал составлял несколько сотен долларов наличными. Я боялась тратить их на что-то, кроме самого необходимого, не зная, на какой срок мне придется их растянуть.

В течение почти всего срока заключения я получала письма от престарелой женщины по имени Элизабет. Она была учительницей на пенсии и работала волонтером «Тюремного братства», христианской организации, основанной Чаком Колсоном, тоже осужденным. В своих письмах Элизабет много рассказывала о Боге и своей жизни.

Меня не особенно интересовало и то и другое, но это была хоть какая-то почта. А я отчаянно цеплялась за любую связь со внешним миром. Так что я была ей благодарна, пусть эта старая леди и не имела ни малейшего понятия о моем существовании. Она обитала в лилейно-белом мирке, так не похожем на мой. Я читала ее письма, но пропускала мимо ушей все, что она пыталась мне сказать. Элизабет же, похоже, считала своим долгом надеяться на меня, поощрять и вдохновлять. Отвечая, я притворялась, будто верю ей, но я знала правду: слишком поздно. У меня не было будущего. Бедная старушка фактически просто бредила, не представляя себе, какова моя жизнь.