— Почему ты его поцеловала? – спросила она раньше, когда мы это обсуждали.

Я задумалась, не потому что не знала ответ, а потому что не хотела его произносить вслух.

— Чтобы отвлечь его.

В точности как все происходило четыре года назад, произошло и сейчас, когда Маделин и Деклан претворяли в жизнь сцену плотского наслаждения прописанную Кэмом.

Я знала, что в реальности постельная сцена не должна быть сексуальной, и по большей части так и случалось. Было нечто критичное, неодушевленное в том, что ты знаешь каждую позу, которые актеры должны принять перед камерой, получая указания от пятидесятилетней женщины, стоящей всего лишь в паре шагов от них. Джорджия часто вмешивалась, постоянно инструктируя их, «Так и продолжай», или «Склони голову чуть вправо». Мой личный приз получил эпизод, когда она велела Маделин сделать что-нибудь с ногами потому что все выглядит так, словно «Деклан пытается соблазнить морскую звезду».

Я уже начала было расслабляться, но тут во все стороны полетела одежда. Да, они действовали чисто механически, но было что-то бесспорно сексуальное в соприкосновении тел, и неважно, при каких условиях это происходило.

У Деклана была лучшая кожа из всех, кого я когда-либо видела. Закончив медленно раздеваться, он остался лишь в трусах, и мое ноющее сердце чуть не заплакало от разочарования, когда его боксеры остались на месте. В конце концов, они надеялись, что фильму дадут рейтинг PG13. Хорошо хоть Джорджия была известна желанием добиться совершенства, так что я вполне смогу еще не раз насладиться этим шоу.

Наконец-то, я поняла, в чем суть стриптиза.

— Ладно, пять минут передохнем и освежимся! — Джорджия хлопнула в ладони, вырывая меня из состояния восторга.

По возвращении в реальность на моем пылающем лице можно было бы поджаривать зефир.

Деклан стоял и ждал, пока Френ принесет ему и Маделин их робы, и подобно медленно капающему меду мои глаза бродили по его загорелому прессу. Боже, как вообще у кого-то может быть такое тело?

У меня пересохло во рту, руки вспотели, и у меня не было ни малейших сомнений в том, что, если он попытается заговорить со мной в моем нынешнем состоянии, я начну вести себя как подросток на концерте Джастина Бибера. Возможно, я и чувствую себя как влюбленная пятиклассница, но мое достоинство не позволяло мне просто так сидеть и молчать.

Я спрыгнула со своего стула твердо намереваясь направиться в уборную, до тех пор, пока их краткий перерыв не закончится.

К несчастью, моя поспешность привела к тому, что я уткнулась в грудь, которой я только что восхищалась издалека. Деклан застыл, приняв на себя всю силу моей атаки, прежде чем я успела остановиться. Боже, только не это. Я молилась о том, чтобы не начать пускать слюнки, потому что мои губы оказались всего в паре дюймов от его соска, и он , наверняка, почувствовал бы это.

— Уборная, — поперхнулась я словами, отлепляясь от него.

— Должно быть, кто-то успел намокнуть, — нервно фыркнул он, и я подумала, что, наверное, это самая неучтивая фраза, которую я когда-либо от него слышала. Но я была не против насладиться его крайне редким смущением. — Я туда как раз направлялась.

Никто из нас не пошевелился, между нами повисло неловкое молчание.

Я быстро заморгала, пытаясь прогнать маячившее перед глазами изображение греческого бога, которое затмевало мой рассудок, и снова превратить его в высокомерную кинозвезду, с которой я была знакома.

— Тогда ладно, — наконец произнес он, направляясь в ванную.

Я уже собралась было вздохнуть с облегчением, когда он остановился через пару шагов и повернулся ко мне.

— А ты разве не говорила, что тоже туда направляешься?

— Я передумала.

Он бросил на меня последний странный взгляд.

— Что между вами обоими происходит? — спросила Маделин, и я снова напряглась.

— Это ты его друг. Ты должна лучше знать его, чем я, — ответила я, отчаянно желая сменить тему разговора.

— «Друг»? — она покатала слово на языке, как будто для нее оно было иностранным или вообще неизвестным.

Я вскипела. Деклан и, правда, заботился о ней в своей собственной, извращенной манере. Он даже опозорил меня, как будто я предложила сигарету шестиклашке, когда думал, что она напивается в моей компании.

Я никогда так сильно не любила ее как в этот конкретный момент. Она просто стояла здесь, в своей дурацкой синей робе полностью безразличная ко всему и всем, что не имело отношения к ее целям. Деклан заслуживал лучшего, чем это... по крайней мере, от нее.

— Да, Маделин, как бы безумно это ни звучало то, что кто-то может заботиться о ком-то кроме себя, и Деклан считает тебя своим другом.

Она нахмурилась от моего выпада, как будто я чем-то ее расстроила, и у меня появилось странное чувство, что это не оттого, что я назвала ее эгоисткой.

На следующей неделе дела стали идти еще хуже. Деклан прибег к новой тактике, чтобы пробиться сквозь мои каменные стены. Устав ждать, пока мое отношение к нему изменится, он решил, что, если я, в любом случае, собиралась его игнорировать, он из кожи вон лез, чтобы вывести меня из себя... и кажется, в процессе пытался удовлетворить собственное любопытство.

— Ты вообще когда-нибудь думала о ней? — мужчина повернулся всем телом, чтобы поприветствовать меня, когда я забиралась в машину. Он был похож на собаку, пытающуюся добиться от меня внимания. Картинке недоставало лишь стука хвоста, бьющегося о кожаное сидение.

Я пожала плечами. Не имело значения, о ком он говорил. Я бы пожала плечами, даже, если бы он спросил меня, поклонюсь ли я дьяволу или не являюсь ли я трансвеститом. Я не смотрела на него. Я не могла этого делать с самой постельной сцены.

— Твоя дочь. Ты когда-нибудь думала о ней? — в его словах не было даже малейшего намека на конфронтацию, и я почти разозлилась.

Моя рука легла на ручку дверцы, но та была заперта, а машина уже набрала скорость. Клянусь, если мы замедлимся до пятнадцати миль в час, я выпрыгну из машины.

Я чувствовала на себе его взгляд, призывающий меня посмотреть на него, но оставалась сильной, и мои глаза смотрели туда, куда и должны были смотреть — на сцепленные на коленях руки.

Больше он не произнес ни слова. Он ничего не делал, просто смотрел на меня, пока я собиралась с силами, чтобы подавить охватывавшую меня дрожь. Он играл не по-честному.

На следующий день все повторилось.

— Ты дала ей имя?

Я с такой силой ущипнула свою ногу, что синяк был виден еще неделю.

Казалось, то, что я ни разу не ответила на его вопросы, никак не убавило его пыл, и на следующий день он удвоил усилия. Я заблокировала его, начав считать про себя.

На третий день он не говорил ничего и казался странно отвлеченным, и я решала что, возможно, мужчина сдался. По дороге домой он доказал мне, как я ошибалась. Это была краткая передышка, чтобы успокоить меня ложным ощущением безопасности. Я устыдилась оттого, как хорошо он сработал, и как отреагировала я, когда мужчина просверливал меня взглядом.

— Почему ты не хочешь увидеть ее?

Медный привкус крови наполнил мой рот, когда я до боли прикусила щеку изнутри.

— Неужели тебе и правда будет больно, если ты увидишь ее, хотя бы раз? — мужчина привык к моим пожиманиям плечами и уже даже не дожидался ответа. Он даже не стал ждать, что я отвечу.

Капли дождя одна за другой стекали по тонированному оконному стеклу, пока машина вклинивалась в непрерывный поток машин, везя нас домой.

— Ты даже не знаешь, какого цвета ее волосы. А что если ты окажешься рядом с ней в магазине или в зоопарке и даже не узнаешь ее.

В его голосе сквозило любопытство, словно он просто выстраивал предположения и больше не интересовался конкретно моим случаем, но вместо всех возможных любопытных ситуаций он выбрал почему-то именно мою.

Кровь густой и горячей волной потекла по моим венам, а мое зрение обострилось, став лишь слегка размытым из-за красного оттенка ярости в уголках глаз.