Роман вспомнил этот рассказ, бросил на стол монеты, подумал немного, прибавил еще и, кивнув кофейщику, вышел из кофейни. Он пересек площадь перед монастырем, свернул на узкую улочку, а оттуда еще на одну, поднимающуюся в гору. Далеко наверху, на крутом подъеме стоял пыльный, ржавый джип его приятеля Делси, прижатый бортом к каменной высокой ограде с черепичным верхом.

В темном прохладном магазинчике, в средневековой каменной норе, слабо светился электрический свет от единственной стоваттной лампы. Под потолок тянулась деревянная лестница, по которой можно было подняться на веранду внутри помещения. Под лестницей, на низкой табуретке сидел рыжебородый Делси и что-то натирал тряпкой, должно быть, недавно выдутую кривую вазу. Его печи были в соседней деревушке, говорят, лет им не меньше, чем дому. Кофейщик оказался прав: Делси только-только привез новую партию стекла в магазин.

Все-то они тут знают друг о друге, ничего не скроешь! И как видно, не скроешься!

Низкорослый, поджарый бородач Делси, увидев Романа, блеснул ровными белыми зубами. Веселые морщинки побежали от глаз к вискам, густые выгоревшие волосы с удивительным красноватым отливом как будто зашевелились по краям пробора, проложенного от центра высокого лба к макушке.

– Эй, русский парень! Хорошо, что ты приехал. У меня есть кое-что новенькое! Только привез!

– Я всё о тебе знаю. Местные сообщили мне все последние новости в кофейне.

Делси рассмеялся и живо вскочил с табуретки.

– Чувствую, тебя ко мне привело что-то далекое от моего стекла. Не так ли?

– Как сказать, как сказать. – Роман обнял мастера и похлопал его по плечу, – Чистота взгляда! Прозрачность формы!

– Ты – коп! Но коп необычный! Я бы не стал с тобой знаться, если бы было иначе.

– Думаешь, я чем-то отличаюсь от того толстомордого?

– От кого?

– Ну, помнишь, ты мне рассказывал о случае на монастырской площади?

– А! Помню, помню. Его Симоном зовут. Неплохой, между прочим, парень. Местный.

– Так и живет здесь?

– Куда он денется? Власть! Причем в единственном лице. Но ты от него все же отличаешься.

– Чем же?

– Чистотой взгляда и прозрачностью форм. – Делси рассмеялся и озорно ткнул своим небольшим жестким кулачком Романа в грудь. – Впрочем, у него, у Симона, взгляд тоже, по-своему, чистый… и формы до определенной степени прозрачные. Во всяком случае, для местных широт. Этого, как видно, достаточно! Кофе выпьешь? Настоящий, турецкий.

– Что такое? – поднял Роман бровь. – В кипрском доме произносится это бранное слово? Турецкий?

– Прекрати! Кофе может быть только турецким, даже если турки когда-то поимели всю южную и восточную Европу! Кофе тут ни при чем! Давай-ка запрем лавку, и я тебе покажу, что я тут еще понаделал?

– Когда ты только все успеваешь?

– Когда ты спишь или пьешь. Каждый получает от жизни свои радости, и в свое время.

Делси, говоря о том, что работает, когда Роман «спит или пьет», намекал на обстоятельства их недавнего знакомства. Роман однажды вечером здорово перебрал в ресторане у Василиса, и тот попросил своего старого приятеля, Делси, позаботиться о нем. Роман очнулся утром в лимассольском доме мастера. Над ним стоял Делси с синим изящным стаканом, наполовину заполненным айраном.

– Этот стакана сделал я, а айран – моя жена, славная моя Кристи. Пей! Солнце уже гонит всех из дома. Каждое утро начинается новая жизнь. Ну! Вылупляйся! Пора!

Казалось, они знакомы уже годы. Роман сейчас вспомнил то утро и усмехнулся, глядя на мастера.

Они вышли на булыжную мостовую, скатывающуюся вниз под невероятно крутым углом. Казалось, невозможно не только подниматься и спускаться в узком извилистом коридоре между каменными оградами и оконцами домов, но и даже просто удержаться на ногах.

Делси свел две грубо сколоченные некрашеные створки дверей, перечеркнул их длинной чугунной штангой с крюком на конце и звенящей тяжелой пластиной, увенчав всё это старым навесным замком.

– В твоем доме, Делси, даже крюк и замок – исторический артефакт. Сошло бы для любого музея.

– Весь остров сошел бы для музея. Он и есть музей, только до запасников не достучаться. Чего здесь только не попрятано!

Они стали подниматься по улочке и сразу за стеной магазина свернули в калитку двухэтажного дома с облупившейся глухой стеной, нависающей над мостовой.

– Это и есть мой новый дом. Вот это я и «понаделал»! Прикупил к магазинчику в конце прошлой недели, – с гордостью сказал Делси, – и теперь сплю здесь на втором этаже. Там всего одна комнатка и кухонька.

Роман стоял в крошечном дворе между калиткой и скрипучей деревянной лестницей, ведущей на узкую верхнюю веранду. Под лестницей спряталась дверь, низкая, вросшая вместе с древним домом в каменистую почву. Делси перехватил взгляд Романа.

– Это для всякой утвари. Для угля тоже, для дров. Зимой придется топить. Бывает холодно.

– Послушай, у тебя на побережье роскошный особняк. Зачем тебе все это? Лавка, старый дом…

– Здесь живет моя душа! – ответил стеклодув серьезно.

Делси, наверное, лежал по вечерам у распахнутого окна и мечтательно смотрел в черное небо, усыпанное звездами; он теперь засыпал под аккомпанемент своих стеклянных грез.

Роман вдруг перехватил внимательный, испытующий взгляд Делси. Это было будто дегустацией искренности, разлитой неожиданно в две тонкие стеклянные чаши. Но вот они выпиты до дна и глаза засветились.

– Спасибо! – вдруг сказал Делси. – Поднимемся?

– Не за что! – ответил Роман. – Поднимемся.

Делси колдовал около плитки над джезвой, а Роман полулежал на низком диване, покрытом истертыми ткаными ковриками. Действительно, в окно было видно небо и угол крыши над верандой.

– Здесь хорошо.

– Еще бы! Ты можешь переночевать, если хочешь. Я постелю себе на веранде, а тебе здесь…

– Нет, спасибо. До побережья недалеко.

– У нас все недалеко.

Кофе возмутился бежевой пеной и увял, выхваченный умелой рукой с огня. Ворча, черный напиток изливался в крошечные чашечки и теперь уже тихо, бессильно пузырился в них.

– Вот это кофе! – Делси втянул ноздрями запах. – Турецкий кофе! Черт бы побрал все «зеленые» линии – для него нет границ!

Роман протянул руку, и чашечка, обжигая, утонула в его ладони. Он боялся взяться за изогнутую ручку, которая никак не должна была уместиться в его пальцах. Делси засмеялся.

– Возьмись за ручку. Не льсти себе – те, кто делал этот сервиз, были умнее твоих страхов! Ты не можешь постичь геометрии их воображения.

Роман перехватил чашечку и кивнул:

– Действительно. Удобно. Это тоже древность?

– Вот уж нет. Это копия древности. Древность давно погибла. Пей. Божественно!

Роман отхлебнул и довольно причмокнул губами:

– Крепкий! Ты не жалеешь зерен.

– И соли. Разве ты не заметил, там соль?

– Возможно. Но кофе все же больше…

Они рассмеялись и ненадолго умолкли. Делси, присевший на табуретку, приподнялся и, не спрашиваясь у Романа, плеснул ему из «джезвы» еще одну, куда более густую, порцию.

– Рассказывай, что тебя привело сегодня ко мне? Ведь ты не знал, что у меня такой кофе?

– Не знал. Но из-за него чуть было не забыл, зачем я здесь. Послушай, ты знаешь ливанца Ахмеда? У него еще здоровый «Кадиллак». С левым рулем.

– Растес? Его называют Растес. Хотя это не фамилия. Кличка… или псевдоним. Ему ее дали шведы.

– Шведы?

– Именно. Говорят, кое-кто таскал в Стокгольм кокаин и что-то хранил здесь, на острове, а Ахмед им помог. У него свои склады под Ларнакой. Для всякого барахла. Знаешь, секонд-хенд, в основном предназначенный для восточной Европы? Так вот, там мешки, мешки… Что угодно спрячешь.

– Кто они, эти люди?

– Не знаю. Это давно было. Слышал только, что один из этих шведов – ливанского происхождения. Из эмигрантов. Ахмед тогда и с вашими дружил. Русские при вашей старой власти любили всякую сволочь пригреть.

– А сейчас, думаешь, не любят?