– Зато русские любят коротко и шумно! Не правда ли?

– Правда.

– Послушайте, а почему местные называют турецкий кофе греческим? Разве есть какая-то разница? – спросила вдруг Каролина.

– Вы хотите кофе?

– Хочу. Турецкий.

– Молчите! Это враждебно по отношению к южному Кипру. Кофе, как и свобода, здесь могут быть только греческими! Разве вы не знаете?

Роман увидел официанта, мелькнувшего на другом конце ресторанной палубы, и поднял к верху два пальца.

– Эй! Атаман! Два греческих кофе! Погуще, пожалуйста! И еще воды!

– Я все думаю о монастыре. Кто же их кормит, этих чудовищ? – задумчиво сказала Каролина.

– Четверо монашек.

– Почему же они не вышли к нам?

– Вот именно, почему? Кажется, это основание для того, чтобы туда еще раз наведаться.

– Ну, уж нет! В другой раз без меня!

– Мне показалось, что без вас у меня теперь многого не получится, Каролина.

Она подняла на него глаза и сразу отвела их.

– Вы меня затягиваете на совместную сиесту, сэр?

– Простите. Опять что-то сморозил.

– Я согласна, – вдруг серьезно произнесла Каролина и посмотрела Роману прямо в глаза, – Я хочу на сиесту. Вино, наверное… или кошки. Не желаю, чтобы этот день просто так кончился. Он слишком необычно протекает! Нет, что я говорю! Почему «слишком»! Это как раз то, что мне надо! Сэр! Вы меня намеренно совращаете! Своими кошками, кислым вином, сказками о местных и русских пиратах, турецким кофе на греческий лад! Вы – искуситель! Я, кажется, сдаюсь…

Уже смеркалось, и горячее светило готовилось нырнуть в испаряющееся море, а обжигающий воздух заменил теплый пар, оседающий каплями на стеклах и железе машин. Роман посмотрел на курносый англосаксонский профиль спящей рядом с ним молодой аристократки и подумал, что, пожалуй, именно такой финал сегодняшних приключений искупил все неожиданные риски и чувство брезгливого омерзения, которые теперь вызывали у него воспоминания о монастыре.

Он осторожно, чтобы не потревожить сон Каролины, отвел ее руки со своей груди и выскользнул из-под смятой, влажной простыни. В этот момент ожил телефон, но Роман успел поднять трубку, позволив ему лишь на короткое мгновение зайтись веселым колокольчиком.

– Привет, Роми! – буднично просипел в трубку Козмас. – Чем занят?

– Так…отдыхаю…

– Один?

– А что, собственно?

– Тебя тут видели в обществе молодой дамы.

– Ваш остров очень маленький. Это нехорошо!

– Для кого как. Полиции вполне подходит, – Козмас рассмеялся. – Хочешь к Василису?

– Даже не знаю. Устал немного.

– Как угодно. После девяти вечера я там. Если что, заскакивай. Приехали коллеги из Греции, начальство приказало их развлечь. С моей стороны это задание возражений не встретило. Они, кстати, хотят с тобой познакомиться. У них есть кое-что о наших русских клиентах. Похоже, они и там наследили.

– Хорошо, буду. Немного позже. Сейчас я занят.

Роман положил трубку и сладко потянулся.

– Тебе надо смываться? – услышал он за спиной. Повернул голову: на постели, улыбаясь незнакомой до сих пор ему улыбкой, близкой и нежной, лежала Каролина. Его вдруг охватил восторг. Он засмеялся и ловко запрыгнул к ней в кровать. Обнял ее, зарылся лицом в рассыпавшиеся по подушке волосы.

– Звонил местный коллега. Извини, что разбудил.

– Ну, так тебе надо идти?

– И да, и нет. Тащит к Василису. Помнишь, я рассказывал о юристе-певце?

– Это тот, что бросил морочить головы островитянам в судах и начал морочить им головы в ресторане?

– Он самый.

– Там деловая встреча?

– Скорее, гулянка под предлогом службы. У вас такое бывает?

– Как правило, именно такое и бывает. Чаще всего служба и есть веселая гулянка в суровых одеждах долга. Так что не отставай, а то лишишься места. И удовольствий! Пожалуются твоему начальству, и тебя отзовут назад.

– Пожалуй, ты права, чего доброго еще запишут в трудоголики.

– Вот именно. И будут шпынять, как ученика-практиканта. Лучше уж катись к своим деловым друзьям.

Каролина исчезла из его номера неожиданно быстро – вместе с ее телом испарились и ее запахи и даже, казалось, сама собой расправилась смятая простыня. Эта способность уходить, забрав с собой все, без остатка, не оставляя следов, встревожила Романа, потому что не оставляла шанса завладеть чем-то, что могло бы заставить ее вернуться. Она оставалась полновластной хозяйкой собственных желаний, как тогда, на «поплавке», днем: они ведь оказались в одной постели лишь потому, что так пожелала Каролина.

Рыбка ускользнула, не оставив и ряби на воде. Попадется ли еще раз и вспомнит ли о скромном рыбаке? У нее океан и воля, а у него лишь дырявая сеть и робкая надежда увидеть отблеск быстрых плавников. Она – дочь морского царя, а он – прибрежный пария, ее владения – свобода и независимость, его – лишь авантюрное любопытство и рисковые экспедиции.

Сознание того, что он весь день только и делал, что выполнял ее капризы, не оставляло Романа. Это не он уговорил девушку проводить его в монастырь кошек, а она позволила ему сопровождать и беречь ее в этом предприятии. Это не он затащил ее в свою постель, а она сама пригласила себя в нее, и теперь, воспользовавшись им и опустошив пространство вокруг себя, удалилась в собственные покои, адрес которых не изволила сообщить. При этом она постаралась ничем не обидеть мужчину, потому что воспитание подсказывало ей, что унижение слуги есть унижение хозяина.

Она улетучилась вся, без остатка! Что ему было о ней известно? Живет где-то рядом с «Гавайи», ходит время от времени к старухам на ферму… Вот, собственно и все. Ни номера телефона, ни точного адреса. Хочешь увидеть – раскидывай, рыбачок, сети. Может быть, и блеснет ее плавничок…

К «Василису» он приехал уже после десяти, когда за окнами веранды большого, старого дома в колониальном стиле уже висела, исходя влагой, душная темно-синяя ночь. Перед Романом, на верхнем этаже, сразу за узкой лестницей и застекленной дверью распахнулось пространство, полное неясной разноголосицы. Звенела посуда, шаркали по полу проворные темноволосые официанты. Он остановился на пороге, привыкая к свету, и осмотрел зал в поисках знакомых. У самой стены, за прямоугольным столом, боком к нему сидел уже изрядно выпивший Козмас. Пиджак криво морщился на спинке стула, узел галстука был распущен, белая рубашка выбивалась из-под ремня. Козмас упирался локтями в стол, грея в ладонях пузатую, высокую рюмку с вином густого бордового цвета. Вокруг стола сидели еще четверо мужчин – трое молодых, не старше Романа, и один с седеющей головой и густыми черными усами. Один из молодых был чрезмерно толст, с лысеющей светлой головой. Он вдруг прямо посмотрел вдаль и немедленно встретился глазами с Романом, после чего пригнулся к Козмасу и что-то сказал. Козмас не расслышал, махнул рукой, но толстяк настоятельно повторил, и тогда Козмас обернулся. Увидев Романа, он заулыбался и призывно махнул рукой.

Роман неторопливо пошел по узкой дорожке между столиками.

– Роман! Мы уже все съели и выпили! Из-за тебя придется начинать сначала, – воскликнул Козмас, – Русские вечно опаздывают, везде! И всегда! И во всем! По этому признаку лично тебя опознают даже те, кто никогда не видел.

Роман молча кивнул и занял стул между тучным мужчиной и Козмасом.

– Господа! Коллеги! – пьяно настаивал на внимании Козмас, вертясь на стуле и скрипя всеми его узлами. – Позвольте представить вам русского полицейского – мистера Романа… Фамилию не помню. Они у них не запоминаются, не то, что наши.

– Нестеров, – негромко сказал Роман. – Я свою фамилию запомнил сразу, причем мне тогда было года два, не больше.

Тучный мужчина засмеялся:

– Восхитительно! Русские в два года куда сообразительнее и способнее, чем киприоты к сорока! Ты слышишь, Козмас? Он тебя умыл! Ох, умыл! Учи его фамилию, тупица!

За столом все засмеялись. Пожилой грек не то улыбаясь, не то недобро скалясь, передернул усами и щедро плеснул Роману густого красного вина в высокий фужер.