Роман остановился удивленно, поставил к ногам сумку, звякнув ее содержимым.

– Что вы делаете? – спросил он.

Один из рабочих оглянулся на него и ответил на ломаном английском:

– Снимаем доску, разве не видите, сэр?

– Но зачем?

– Устарела.

Второй рабочий что-то сначала пробурчал по-гречески, а потом произнес на хорошем английском:

– У каждого времени своя память. Вот ту старую стирают… Когда тут были англичане и владели островом, мы их не любили, и записали это на стене монастыря… Теперь мы влезли с ними в один союз, и ненависть следует поменять на любовь. Вот и сдираем старую память…

– Но это же было! Было! – возмутился Роман.

– А теперь, считай, не было! – сказал первый рабочий и еще настойчивей взялся за работу.

Роман гнал машину и чувствовал, что жара плавит ему мозги. Стряхнув путаные мысли, он еще прибавил газу и вырвался, наконец, на горное шоссе, которое теперь бойко бежало вниз, к морю.

Ахмед по прозвищу Растес оказался приятным в общении седовласым мужчиной лет под шестьдесят, с живыми карими глазами и загорелым лицом не вполне арабского типа. Он был приземист, крепок и широкоплеч.

– Значит, это он выдул из моих печей? – крутил Ахмед в руках разноцветные стеклянные вазочки, разрывая газетные листы, в которые они были завернуты.

Роман молча наблюдал за ним, думая, что сейчас тот предложит кофе с коньяком, а потом сошлется на занятость и холодно выставит за дверь. Ахмед, действительно, предложил кофе с коньяком, но расставаться с Романом не торопился. Закурив толстенную кубинскую сигару и развалившись в скрипучем старинном кресле, он мечтательно изрек:

– Полжизни для вас, мистер Нестеров, так и не состоялось. Вы не курите сигары! А это полжизни, поверьте! Моей, во всяком случае! Вы знаете, что прекрасные кубинки катают их на бедрах, смешивая табак со своим сладким потом? Нет? А ведь это так! А как трудно их доставить в Европу или в Азию? Вам это известно? Нет? Если сигары неправильно упакованы, не помещены в особые условия, не сохранена температура и, что самое главное, не учтено атмосферное давление, то они начнут шелушиться как кожа прокаженного! В лавках продают именно такой товар. Но знатоки… Знатоки заказывают специальные партии!

Сизый дым стелился в комнате плотными слоями.

– Я пробовал курить, в свое время, но это не доставило мне удовольствия, дорогой Ахмед!

– Что значит «курить»? Сигары не курят… Их вкушают. Скажем, вино можно пить, а можно и вкушать! Плохое вино пьется, а хорошее вкушается! Ну, да ладно! Уже поздно. Вы опоздали, сэр!

Вдруг он стал серьезным и спросил, не отрывая немигающего взгляда от лица Романа:

– А правда, что вы русский полицейский?

– Правда.

– И вы использовали несчастного Делси, чтобы подъехать ко мне?

– Правда.

– Люблю откровенных людей! Почему вы не наврали?

– Зачем усугублять и без того грубую работу?

Ахмед захохотал, затряс головой. Пепел от сигары полетел на стол и на его брюки, темно-синие, в чуть заметную серую полоску.

– Черт! Вот это и есть единственный недостаток сигар.

Он приподнялся на секунду-другую, стряхивая с себя пепел.

– У японцев есть забавная притча. Вот, говорят, противник думает, что раз я японец, то хитрец. И я не скрываю хитрости на своем лице. Противник думает, раз я не скрываю хитрости, то я глупец, и не принимает меня всерьез. А я действительно хитрый японец и со мной надо уши держать востро! Лучшее место, чтобы спрятать ценность, это оставить ее на виду. Не так ли?

– Японцы не хитрый, а умный и даже утонченный народ.

– А вы?

– Что я?

– Вы тоже как японцы? Я, мол, подъехал к тебе, к ливанцу, на скромном пони, а ливанец думает, что это заколдованный скакун, а это все равно скромное пони, которое может лягнуть не хуже скакуна. Разве не так?

– Интересная мысль. Если я с ней соглашусь, вы продолжите свои психологические изыскания? Подскажите, где нам остановиться.

– Недурно. Вы хорошо болтаете по-английски. Слишком хорошо для русского копа.

– У вас уже была практика общения с русскими?

– Была. И вам это известно. Иначе зачем здесь греческий полковник Артур Сузу? Вы удивлены моей информированностью?

– Нисколько. Наш общий приятель Юра Рождественский, из русского банка, говорил мне, что вы человек весьма информированный.

– О вас он говорил почти то же самое. Может быть, это все, что он может подметить в людях?

Ахмед широко улыбнулся, обнажив ряд крупных ровных зубов с желтоватым налетом.

– Не скажите. Юра человек трудный. Просто так ничего не скажет, – усмехнулся Роман.

– Бывший коп. Нет, не коп. Не просто коп! Шпион.

– Это факты его личной биографии. Меня они не касаются. А вот ваша информированность, Ахмед, наводит на всякие тревожные мысли. Зачем вам интересоваться мистером Сузу, разве что если за этим интересом не стоит нечто большее, чем обычное любопытство? Вы не спрашиваете, сколько, скажем, торговцев сахаром прибыло на остров и по какой цене они торгуют. Это ведь выходит за сферу ваших интересов. Поэтому тут вы не стремитесь знать больше, чем вам положено.

– Пока я не интересуюсь сахаром, как и местным картофелем, и помидорами или цитрусами, или, допустим, щебнем, и даже русской ворованной древесиной, которую тащат сюда сотнями тысячами тонн для дальнейшей перепродажи. Я очень многим не интересуюсь. Вы правы. Если только какая-то проблема не затронет моих личных интересов или интересов моих друзей. Но меня не может не интересовать полковник Сузу. Ведь он прибыл и по мою душу. Что же тут вас так удивляет?

– Вы правы. Хотите, продолжим разговор?

– Тонкий прием. Вербуете?

– Если вы задумаетесь, то прием не такой уж и тонкий. Я ведь подъехал к вам, как вы изволили выразиться, всего лишь на скромном пони. Так мы будем продолжать разговор?

– Почему бы и нет. Хотите выпить? Только не здесь.

– Пожалуй.

– Тогда вы мой гость. Вас это не беспокоит? Ведь, по-вашему, я буду вас угощать на деньги, полученные от незаконной торговли оружием.

Он опять засмеялся, хитро щуря глаза.

– Будем считать, что это ваше первое покаянное признание, Ахмед. – Роман улыбнулся. – Кажется, разговор завязывается.

– Я немедленно умолкаю и гашу сигару. Я даже раздавлю ее в пепельнице. Видите, какая жертва! А эти штуки, между прочим, совсем не дешевые! И мы едем ко мне в клуб. Не волнуйтесь, вас не похитят. За вас некому платить.

– Вы меня пугаете.

– Я? Это ни к чему не приведет. Одно лишь то, что я ливанец, уже страшно. Не так ли?

– Вы полны предрассудков. Но кто в этом виноват? Может быть, и ливанцы тоже?

– Может быть. Может быть, и ливанцы. Так пойдем?

Роман поднялся и развел руками.

– Похищайте. Если выживу, получу орден. Если нет, вам не поздоровится. Закроют ваш бизнес, начнут гонять по всему свету. И все из-за какого-то примитивного русского милиционера!

– …великолепно говорящего по-английски, – закончил за Романа Ахмед. – Вы шпион, сэр!

– Поехали, Ахмед. Если я вам скажу, что нет, вы все равно не поверите.

Спустя пятнадцать минут они сидели в прокуренном зале, где совершенно беззастенчиво стояло несколько пустых столов, затянутых зеленым сукном и разлинованных под какую-то неведомую Роману игру. Это было почти вызывающе уже потому, что азартные игры на острове были строго-настрого запрещены. Но тут, очевидно, действовали какие-то иные правила.

У выхода, за портьерой, слонялись двое черноволосых крепких парней с недобрыми глазами. Глядя на них, Роман подумал, что Ахмед, должно быть, сильный человек, иначе как бы он сумел постоянно сдерживать их ярость. На столе дымился неизменный густой кофе, который ливанец именовал «ливанским» и стояла какая-то крепкая водка.

– Сами гоним. Чистая, как слеза ребенка. Для себя делаем. Хоть это и противоречит исламу. Но контраст – единственное, что дает ощущение чистоты общего фона. Не так ли? – Ахмед засмеялся и неожиданно серьезно заглянул в глаза Роману, потом смягчился. – Хотите посмотреть на девочек? Танец живота и все такое…