— Зачем ты говоришь мне все это?

— Потому что ты должна знать, — ответил он. — И еще потому что ты обязана помочь мне.

— Нет. — Я поднялась. — Ты ошибаешься. Ни за что на свете Эван не стал бы связываться с чем-то подобным, и я не собираюсь помогать тебе преследовать его.

— Сядь, — приказал он.

Я села обратно.

— У меня есть несколько свидетелей, которые готовы говорить, но мне нужны еще люди.

Свидетели. Словно написанное кровью слово повисло в воздухе. Это не могло быть правдой. Откуда могли взяться какие-то свидетели?

Я вдруг поняла, что он продолжает говорить.

— Что? — я моргнула. — Притормози, еще раз повтори. Что?

— Я сказал, что ты нужна мне. Я надену на тебя микрофон.

— Хрена с два.

— Ты должна будешь поговорить с ним, — продолжал он, словно и не слышал меня. — Ты заставишь его признаться в том, что он делает... и ты поймешь, что я не вру.

— Нет, ты не прав. — Я ни за что бы не поверила, что рыцари Джена могли впутаться в такое.

Кевин все продолжал говорить.

— Я не сомневаюсь, что ты согласишься мне помочь, потому что это все отражается на тебе. Ты же встречаешься с ним? Это делает тебя соучастницей. Ты выбрала не лучшую компанию. И твоему отцу это точно не сыграет на руку, — добавил он, и по моей спине пробежал холодок. — Не сейчас, когда он метит в вице-президенты. Пресса не упустит такой лакомый кусочек, и мало ему не покажется.

— Ты просто невообразимая скотина.

— Скотина не я, а твой Эван. Он и его дружки. — Кевин поднялся. — Я вернусь завтра и хочу получить твой ответ. И, Энджи, — добавил он, — лучше бы ты сказала да.

Я осталась сидеть в кресле, когда он вышел. И все еще была там, когда спустя несколько часов вернулся Эван. Я не слышала, как Петерсон впустил его. Я даже не видела его до того самого момента, пока он не уселся на краешек журнального столика напротив меня. Я накинула на себя одеяло, но, даже завернувшись в него как младенец, я чувствовала лишь холод и дрожь.

— Тебе плохо? — Эван положил свою теплую руку мне на лоб.

Я покачала головой.

— Они хотят, чтобы я надела микрофон, — произнесла я и увидела, как его плечи поникли, когда он понял, о чем я.

— Кевин, — проговорил он. — Этот долбанный говнюк.

— Он сказал, что ты торгуешь проститутками. Что ты нарушаешь пакт Манна. Что мне надо следить за тобой... шпионить. И он сказал, что, если я этого не сделаю, он втянет в это моего отца.

Эван спустился со стола и встал передо мной на колени. На его лице была написана нежность.

— Детка, мы с этим справимся.

Я покачала головой, затем взглянула на него.

— Это уничтожит моего отца.

Он беспокойно посмотрел на меня.

— Что ты собралась сделать?

— То, что я должна. И то, что я могу.

— Расскажи мне.

— Я поеду в Калифорнию, как и собиралась. По пути позвоню Кевину и скажу, что ты бросил меня, и я переезжаю в Вашингтон, как и планировала. И в таком случае ставить меня на прослушку не будет иметь никакого смысла. Он оставит отца в покое. И если вы с ребятами утрясете все в «Дестини», он и от вас отвяжется.

— Лина, черт. — Он вцепился пальцами в волосы, его глаза смотрели на меня со злостью и отчаянием. Я даже позавидовала ему. Я вообще ничего не чувствовала. — Родная моя, послушай меня. — Он взял мои руки в свои и крепко сжал их. — Тебе не за что себя наказывать. Это происходит не из-за того, что ты позволила себе немного перейти границы. Тебе не надо устраивать себе наказание. Мы можем с этим справиться.

Я наклонилась и поцеловала его.

— Я люблю тебя и знаю, что это не наказание. Я правда понимаю. — Я прижала ладонь к его щеке. — Из всех людей только ты можешь знать это наверняка.

— О чем ты?

— Ты поступил так же ради мамы и Айви. Ты принес огромные жертвы ради них только потому, что любишь их. Я люблю тебя. Я люблю своего отца. И я не смогу жить, зная, что не сделала все возможное, чтобы вы оба были в безопасности.

— Черт побери, Лина...

— Нет, — слово вырвалось быстро и уверенно, как знак полной уверенности. — Пожалуйста, — попросила я. — Я приняла решение. Я знаю Кевина. Он чертовски зол на меня. И он очень мстителен. Если я останусь, он не отступит. Ты нужен Айви. Ты хочешь, чтобы все, от чего тебе пришлось отказаться, сработало? Тогда позволь мне сделать это.

Он ничего не ответил. Просто посмотрел на меня своими потрясающими серыми глазами, переполненными горьким сожалением, и мне пришлось отвернуться.

— Прости меня, — сказала я, поднимаясь на ноги. — Я безумно тебя люблю. Только поэтому и уезжаю.

***

Оказаться снова в Калифорнии с родителями было чудесно, но я очень сильно скучала по Эвану. Каждый раз, когда боль становилась невыносимой, я напоминала себе, что у меня была веская причина, чтобы уехать. Ради него самого. Ради моих родителей. И даже ради самой себя, потому что наконец-то я могла что-то сделать для них, пусть они и не осознавали, на какую жертву мне пришлось пойти.

Но так как хоронить себя заживо я не собиралась, я набралась мужества и, усадив родителей рядом, объявила, что не собираюсь работать в Вашингтоне.

— Сама работа чудесная, — говорила я, — и я не жалею ни о своей степени, ни о потраченном на учебу времени. Но это не мое.

— Тогда зачем... — начала было мама, но отец нежно попросил ее умолкнуть, накрыв ее руку своей.

— Я всегда считал, что политика больше привлекала твою сестру, — начал он. Он говорил ровным тоном, но я видела понимание на его лице, и думала, что, наверное, впервые осознала, насколько хорошо мой отец подходил для работы в сфере политики.

— Ей это нравилось, — согласилась я.— Мне тоже нравится, это интересно. Но я не люблю это всей душой, папа. Не так, как ты или Грейс.

Он медленно кивнул.

— А что ты любишь?

Я не колебалась ни секунды.

— Искусство.

— Мне не следовало даже спрашивать. — Отец наклонил голову и улыбнулся.

— Ты родилась с альбомом в руке.

— Плохо только, что мой лучший шедевр — это палка-палка-огуречик.

— Не говори ерунды, — засмеялась мама. — Ты очень талантлива.

Я засмеялась и обняла ее.

— Нисколько, мам, но я умею разглядеть талант. Может, когда-нибудь я буду управлять галереей. Или стану реставратором. Не знаю. Честно говоря, я даже не знаю, каков будет мой выбор. Но я планирую вернуться к учебе и выяснить это. — Я сморщила носик в ожидании их отговорок.

Мама высказалась первая.

— Я поговорю с Кэндес утром. Ты же помнишь ее? Она два года проходила стажировку в Лувре. Если кто и знает лучшие художественные колледжи, так это она.

Я попыталась сказать хоть что-то, но слезы помешали мне. Я просто улыбалась, как идиотка и смотрела на отца. Он покачал головой с притворным сожалением.

— Боюсь, на Капитолийском холме мне спасибо не скажут. Конгрессмену Уинслоу вряд ли еще повезет с такой помощницей, как ты.

Я кинулась ему на шею и крепко обняла.

Впервые за восемь лет я почувствовала, что родители видят меня и находятся со мной, а не просто реализуют через меня свои ожидания и мечты о Грэйс.

— Ты собираешься вернуться в Чикаго? — поинтересовалась мама спустя несколько дней, когда мы прогуливались по галереям Ла Джолья. — Насколько мне известно, там есть несколько отличных программ.

— Да, есть, — ответила я. — Но не думаю, что хочу жить в городе, в котором постоянно находится Кевин.

Мама удивленно приподняла брови.

— Тот самый молодой агент ФБР, с которым тебя познакомил отец?

— Не стоит говорить об этом папе, мам, но этот парень — полный придурок.

— В самом деле? Или ты просто встретила кого-то еще?

Я скорчила рожицу.

— Был один парень. Ничего не вышло.

— Почему? — поинтересовалась мама, и я мысленно обругала себя за то, что вообще завела об этом разговор.

— Да куча всего.

— Не хочешь рассказать мне?

— Нет, — покачала я головой.

Мы пошли дальше молча.