Зов человека – для тэра это как индульгенция всех дальнейших грехов.

Можно было принять тысячу разных решений, но я выбрал простое.

Рванул наперерез. Один прыжок – я уже рядом с мужиком. Второй – я уже перемахнул за прилавок и встал между ним и Феей.

Он ещё пару секунд возился с доской прилавка и меня не осознавал. А я… Я ничего не делал. Стоял и ждал, когда он, наконец, доломает столешницу и отбросит последнюю мешающую проходу доску. Когда она полетела в сторону, мужик шагнул вперёд, поднял взгляд. И напоролся на меня.

Простецкая физиономия, собранная яростью в морщины, словно кулак, на миг даже оплыла от удивления. Вот ведь – не было ничего впереди, а тут раз – и препятствие. Да какое! Стоит на пути кряжистый мужик, ростом не мал и не велик, хмурится и ждёт. От таких, спокойных, и не знаешь, чего ждать. Они, спокойные эти, могут чего угодно сотворить, и сдвигать их с места – дело сложное, не по пьяной лавочке решаемое. Все эти размышления бодрым галопом проскакали по роже пьянчуги. Это со слабыми он оказывался силён, а, как напоролся на кого покрепче, так захотел сразу отыграть всё обратно. И я стоял молча, давая ему такую возможность.

Мужик зло сопел, стискивал кулаки, но с места сходить не торопился.

- Ты чего тут? – наконец севшим голосом поинтересовался он.

- А ты чего? – также хрипло, подстраиваясь под него, отозвался я. И позу скопировал, и кулаки собрал, и набычился.

- А это… - растерялся мужик. – Водки надо.

- И мне надо! – угрюмо ответил я, и тут же расстроенно цокнул языком: - А нету!

Пьяница пожевал губами, явно борясь с тошнотой, дёрнулся туда-сюда кадык, расстроенный взгляд тоскливо обежал зал вокруг.

- Чё? Совсем нет?

- Вот те крест, – нету! - дожал я.

Мужик сразу как-то сник, словно воздух спустили.

- Ну чё-как? Пойду я… - сообщил он, отворачиваясь и сразу же чуть не заваливаясь на поломанный прилавок. Восстановил равновесие и, с трудом сориентировавшись в зале и найдя оплывшими глазами выход, уверенно порулил туда, себе под нос бубня: - У, Кузька, я тебе хвост-то накручу – поить и не похмелять! И курве своей скажи – не по-людски ж это! А у Василича самогон должен стоять…

Я проводил взглядом пьяницу, убедился, что дверь он уверенно преодолел, и повернулся к Фее.

Она уже поднялась на ноги, оправила блузку, длиннополую юбку и теперь ходящими ходуном пальцами пыталась вытащить из волос прилипшую наклейку ценника.

И, наверное, можно было подойти и помочь. Но сделать это – значит перейти границу рока. Это не мелочь, вроде спасения от пьяного недоброжелателя, а серьёзное переплетение судеб. И, как бы ни хотелось, а делать этого нельзя. Поэтому я стоял и смотрел на то, как дрожат тонкие белые пальцы, как медленно возвращается румянец на нежные щёчки и осмысленным становится взгляд.

Девушка отбросила в сторону скатанный в липкий шарик ценник и посмотрела на меня снизу вверх. Смущённо прикусила губу и тут же прикрылась ладонями от испуга:

- Ой, а водки вправду нельзя, - виновато прошептала она. – Дядя Стёпа не велит в будни продавать.

Понятия не имею, что за такой важный начальник «дядя Стёпа», но для местных, видимо, авторитет похлеще сказочного тёзки – милиционера. Оставалось только пожать плечами:

- Ну, нельзя, так нельзя.

И улыбнуться. Мягко, чтобы не испугать и так зашуганное нежное создание.

Тем более что улыбаться хотелось само по себе. Как когда-то, очень давно, хотелось радоваться без повода, смеяться над несмешным, плевать на преграды и ходить по воде. И, сдерживаясь, я сделал шаг назад. Ещё один. И подальше от огромных васильковых глаз, подальше от мягкости дивных волос, подальше от кожи, пахнущей ароматом нежности и осмысленности жизни. Шаг за шагом – к своему рюкзаку, к своей линии судьбы.

Набросил лямки рюкзака на плечи, и только тут дивное создание очнулось от происходящего:

- Ой! А вам больше ничего не надо?

Эх, девонька, если бы ты знала, как многое мне нужно! Смять бы всю судьбу, как неудавшийся меч в один бесформенный кусок, и снова бросить в огонь. Да перековать бы всю линию жизни. Чтобы остаться где-нибудь, осесть надолго, рядом с соратниками, женой и детьми. Да только в магазине это не купишь…

Обернулся на витрину. Вот и сделан выбор – без выбора. Навскидку назвал продукты. И даже не удивился про себя, что так легко и быстро получилось.

А Фея быстро уложила названое в пакет и подала мне через пролом в прилавке, испуганно краснея:

- Только можно без сдачи?

Можно и без сдачи.

И приторочив сумку сверху к клапану рюкзака, я пошёл на выход. И посмел только кивнуть на прощание. И – дальше, дальше, по своей дороге судьбы, не переплетаясь с чужой, не путая её тропы.

«Нитка» пути Просо до сих пор оставалась видна. Словно он только недавно прошёл этой дорогой, уходя после ночного визита. Он шёл, не таясь, поэтому Присутствие ещё висело в воздухе, уверенно маня меня за собой по тропе. И вела эта тропка в сторону от основного массива села, на самую околицу, за улочку брошенных покосившихся домишек.

Дом Просо оказался самым последним по улице. Крайний, выходящий задворками на огороды и дальше, через пыльную наезженную дорогу, в поля. Не сказать, чтобы я этому сильно удивился – наверное, ожидал этого от того, кто, как и я, вынужден скрываться. Рассматривая дом издали, подумал о том, что когда-то это был хороший, ладный деревенский домик - пятистенок. Был ладным, да только лет сто назад. А теперь с трудом держался, кривясь каждым бревном, каждой оконцем, корявыми лапами досок обшивки хватаясь за воздух и мечтая о добрых хозяйских руках.

Я подошёл на расстояние Присутствия к зданию и остановился. Дом явно обитаем, - вон оконце приоткрыто, а в нём синяя занавесочка мотается от ветра, вон на крыльце свежевымытый веник и совок. Только вот нет чувства жизни в доме. Ни людей не ощущаю, ни подобных себе.

Странно приходить незваным, но и не такое бывает в жизни. Заглянул за калитку – собаки нет, живности нет, порядка нет. Планета Шелезяка. Сразу видно, что в этом доме Просо недавно. Любой справный тэра, оседая где бы то ни было, приводит мир вокруг в гармонию. Это у нас в крови.

Прошёл внутрь и, опустив рюкзак на землю возле крыльца, осторожно поднялся вверх по скрипучим рассохшимся ступенькам. Тронул дверь. Как и бывает в небольших сёлах, подальше от города, она оказалась незапертой. Но открылась без скрипа – значит, о безопасности Просо успел позаботиться. Я заглянул в открывшийся проём, бегло осмотрелся и убедился - дом пуст. Но вышел я верно – на спинке стула в кухне висела детская рубашка с коротким рукавом. Точь-в-точь, как вчера была на Чуде.

Так где они могут быть?

Лето. Время к полудню, но ещё солнце не в зените. Самое время позаботиться о саде или огороде. Если он есть. И я направился за двор, туда, где за высоким забором могли располагаться земли хозяев дома.

Выйдя в небольшой сад, двинулся с невероятной осторожностью. Вспомнилось, как совсем недавно встретил пришедшего с миром Евгения, и озноб побежал по спине. Мне совсем не хотелось такого же приёма, хоть в душе и понимал, что заслужил. Нечего было вчера кочевряжиться, да показывать свой норов, отбрасывая предложение Просо. Пройдя по тропе меж двумя оградами, я встал у начала огорода, закрывшись кустами высокой жёлтой смородины.

Просо я увидел сразу. Чуду чуть позже.

Евгений стоял ко мне спиной и без суеты и спешки пропалывал невысокие аккуратные кустики картошки. Он остался в одних брюках, по жаре сняв и рубашку и кеды. Футболку повязал на голову от припекающего дневного солнца, а штанины подвернул. Всё его тело было просолёно птом, словно работает он уже не первый час. Но прополото было не больше половины огорода. А значит, до этой работы Просо занимался чем-то более энергоёмким. Или – и это не радует – он болен и простая работа, которая могла бы принести телу радость, воспринимается как лишняя нагрузка. Но мотыга двигалась равномерно и точно, да и в спине Просо я не видел избыточного напряжения.