- Ладно, Евгений. Из Ками-нэ. – Я постарался остаться максимально спокойным и стать предельно вежливым. – Что случилось там на озере? Иллюзия? Портал в другой предел? Что это было?
Просо молчал недолго. Возможно, сам осознавал происходящее меж нами и оценивал моё терпение. Его явно воротило от продолжения разговора на повышенных тонах, но он всё ещё не мог остановится. Всё горело и жгло внутри холодное пламя неприятия:
- Не иллюзия. И не портал. И не реальность, в том виде, в котором мы её знаем.
Я сцепил на столе руки в замок, исподлобья наблюдая за Женькой. Он был похож на натянутую струну – то ли ждал нападения, то ли сам был готов сорваться в него в любой момент.
– Тебе не хватает информации, да?
Просо не изменил выражения лица. Только побелело оно больше да заострилось, став хищным.
- Почему же? Только дойдут ли они до тебя? Будет ли осознано без должной подготовленности знание?
Вот теперь потребовались серьёзные усилия, чтобы не взорваться. Давно я не слышал такого! Усомниться в уровне подготовки тарха – оскорбить само его право на существование в этом Пределе. Пока мы живы, мы работаем. Пока работаем – мы нужны. А нужные не имеют права снижать уровень возможностей… Чертовски захотелось привстать на месте, подать в поясницу силу идущего первым и взглядом стереть в порошок. Захотелось доказать превосходство и указать место. Но хотелка - она на то и хотелка, что от неё до намерения – напряжение начинающегося действия. Я же не позволил себе даже мимолётного усилия. Ведь в чём-то этот яростный упрямый пацан был прав. Сегодня я оплошал. Только вот не потому, что уровень знаний подкачал. А потому что мне не выпадало в судьбе такое счастье – быть стражем. Я всю жизнь свою границы охранял, на форпосте Предела прожил сознательные годы, защищая незримые стены людского мира. Да, пограничники - это низшая каста среди воинов, и до настоящего стражества мне далеко. Да только и ты, Жань, не потому стражем стал, что учителя растили тебя для этой доли, а потому, что такая судьбина выпала. Вот и мне выпала, вот и мне дай время научиться…
Только вслух я не стал объясняться. Не помогло бы это. Да и отвечать на тяжёлое подозрение тоже не стал. Ни словом, ни ударом. Обойдётся. Хочет драться – пусть первый и начинает.
- Объясни – я понятливый, разберусь, – натянуто улыбнулся я.
Женька замешкался. Сморгнул – напряжение во взгляде сменилось удивлением. Тут же упёр взгляд в стол, скрывая чувства. Но уже было ясно, что потерялся от моего ответа, ожидая боя, а не слов.
- Это… - он замялся, но быстро совладал с собой: - Личная реальность Юрки. Один из тех миров, что он сплёл вокруг нашей реальности. Перенесённая в наш Предел в портал, открытый во время максимальных возможностей по лунному циклу и от твоих сил. «Провешенная от донора», как говорят веды.
Оп. Вот тебе и ёлки-моталки.
Я промолчал. А что ещё прикажите делать, если чувствуешь, как под ногами качается твёрдая почва? Или это колени дрожат? Или у стула шаткие ножки?.. Вед, который свободно проводит миры – чужие и свои? Ребёнок, который словно бумажную салфетку рвёт прочность пространства? Маленький человечек, который качает мировосприятие матёрого тарха? Мне пора на покой.
- Этого не может быть… - сглотнул я, наконец, вязкий комок в горле. – Мальчик ещё мал. Даже зрелый вед не может без дополнительной работы так «раскачать» сознание тарха. Тем более – двух тархов одновременно. Одно дело - создать иллюзию, но совсем другое – провести реальность в реальность. Матрёшка – это высший пилотаж. Я знавал лишь двух, кто делал такое. А Юрка… Он же совсем ещё ребёнок! Необученный толком. Талантливый – да, но тут же дело не в таланте. Это же нужно не только чувствовать, но и понимать. Да и влиять так на сознание тарха – нужно попросту знать, как и какие струны дёргать. И я бы почувствовал проникновение… или защита бы сработала…
Пока говорил, на лице Евгения медленно появлялась хищная усмешка. Злая, скошенная, словно я не сомнения в способностях Чуды высказываю, а напрямую оскорбляю самого Женьку.
- Что? – почти прошипел от задавленный злости Евгений, – Не можешь простить мелкому шкету, что он тебя сделал? Собственная значимость распёрла?
Я вздрогнул от нахлынувшей волны чувств, от грязного стылого зловонного дыхания ненависти, ревущим шквалом бегущего от Жаньки, и стал подниматься. Нарочито и медленно, чтобы дать возможность остановиться и одуматься. Быть может не попросить извинений, но хоть убрать руки от центра – показать намерения мира и сотрудничества. Просо оскалился и ещё более побелел. И тоже медленно, но выверено, не отводя взгляда и готовясь к атаке, начал подниматься из-за стола. Всё, пацан, поговорили! Что так хотел – сбудется. Дальше без боя не обойтись…
- Борислав! – Чуда вынырнул из-за занавески настолько неожиданно, что показалось, что и не спал вовсе, сидя на страже. Но - нет, судя гусиной коже на плечах, заспанным глазам и помятой мордочке, малыш только что с тёплой постели. – Посиди со мной… Мне страшно.
Я замер, будто к горлу клинок прижали, а Жаня шумно втянул воздух и сник на месте. Он сел на пол там же, где стоял, опустил глаза и стал рассматривать свои большие ладони, изборожденные мелкими незажившими шрамами сегодняшнего боя. Даже я видел, что ему больно, но большего, чем просто молча уйти с Юркой, я сделать для него не мог…
Чуда потянул меня за руку на свою сторону комнаты. Постель оказалась смята. Опустил руку на простыню – мокрая. Видимо, Юрку лихорадило. Пока я соображал, есть ли в доме сменный комплект белья и найдётся ли во что переодеть непоседу, Чуда забрался под одеяло и сдвинулся к стенке, освобождая мне место для посадки. Я усмехнулся:
- Малыш, можно у тебя приземлиться?
Юрка уныло покачал головой в ответ:
- У тебя и пропеллера-то нет…
- Зато я, как и Карлсон, мужчина в самом расцвете сил! – натянуто-жизнерадостно отмёл я и, подбив одеяло под его ноги, прилёг рядом, обняв мальчонку.
- Сколько тебе лет, Борислав? – Почти шёпотом спросил Чуда и подкатился ко мне под бок, ловко устраиваясь.
Волной тепла отработавшего на пределе возможностей веда обдало грудь. Внезапно подкатила и тут же отпустила тошнота – мальчик настраивался на мою волну. Осознанно или нет – кто его, такого маленького, разберёт? Одно явно – он предельно нуждался в силе.
- Много, – так же тихо отозвался я. – Я старше, чем самый старый баобаб в самой древней пустыне!
И в знак свободной воли прижал мальчишку к себе. Я знаю, что такое предел… «Кто знает, как страшна беда, как страшен холод лютый, тот не оставит никогда…» Я не оставлю. Пей, сколько возьмёшь! Тархи восполняются быстрее, чем веды. Я справлюсь…
Юрка насупился и завозился где-то в подмышке, обиженно сопя.
– Ладно, ладно, - проворчал я. – Сорок шесть.
- Вот! – протянул он, словно я только что доказал чью-то теорему.
И опять и снова после его неопределённого заявления я почувствовал себя дураком, хотя не сказал ничего особенного.
- Что – «вот»? – кротко вздохнул я.
- То, что Жане - двадцать четыре!
Он произнёс это с такой торжественностью, словно назвал своего стража последним воплощением бога грома на земле! Всего-то возраст из поры Волка, возраст, когда самое время для подвигов и битв, для определения своей дороги и, наконец, понимания – зачем, собственно, пришёл в этот мир. Ничего особенного. Все проходим через него. Но Юрка с дрожащей ноткой в голосе возвышенно сообщил мне:
– Знаешь, какой это сложный возраст?! Просто самый сложный и ужас-какой тяжёлый! Тарху в таком возрасте нельзя быть одному. Совсем нельзя! А Жаня один уже столько времени! Сперва у Крестов – один, а теперь со мной – один. Я ему с тобой тропы связал, а они не связываются… Знаешь, почему?
Из подмышки на меня смотрели серьёзные глазёнки.
- Почему? – сдался я.
И тут же получил в ответ торжественное откровение:
- Потому что Жане плохо! А знаешь, почему?
