Гвирн сполз на пол, хватаясь за голову. Комкая такие хрупкие и такие ценные пергаменты, как будто они были не более чем мусором. Как это могло произойти? Как он мог такое допустить?

Самый ценный свиток во всем городе, свиток, который, возможно, определит, кто станет великим правителем Утегата, сможет провести народ через смутное время – пропал. И Гвирн понятия не имел, кто забрал его.

Под плотно сомкнутыми веками расплывались ярко красные круги. Она плыла по воде - горячей, тяжелой, обволакивающей тело, словно внутриутробные воды - младенца. Вода тоже была красной. Волны подхватывали и раскачивали ее, как мать раскачивает на руках дитя. Она не боролась – не было ни сил, ни желания. Она полностью отдалась мягким прикосновениям волн, то погружаясь в них глубже, то всплывая на поверхность.

Она хотела пить. Но когда попробовала воду на вкус, она оказалась соленой. Она закашлялась, выплевывая соленые комки из легких.

- Потерпи, почти пришли.

Голос звучал приглушенно, издалека. Но он был ей знаком. Он был чем-то твердым и надежным в мире зыбких красных волн. Она потянулась к этому голосу. Она хотела слышать его снова.

Юта приоткрыла слезящиеся глаза. Мир вокруг был настолько ослепителен, что она едва могла смотреть. Голова раскалывалась, по ней размеренно били два молота: раз, два, раз, два.

Юта захрипела, силясь что-то сказать, но вместо слов из легких снова вырвался мокрый кашель. Она с усилием поднесла к губам руку и увидела кровь.

Мир по-прежнему раскачивался. Но теперь это не были красные волны – она раскачивалась в такт шагам Корта, который нес ее на руках. Уже который день.

Юта повернула голову, чтобы посмотреть, как приближается стена. Она закрывала полнеба – огромная, неприступная. Она казалась Юте вратами Рая, закрытого для них навсегда. Стена висела перед ними, так же как и вчера, и позавчера, но не становилась ближе.

- Корт, – прошептала Юта, поворачивая голову к мужчине.

Она видела его заросший черной щетиной подбородок, темную маску лица с плотно сомкнутыми, полопавшимися до крови губами, и ярко-синие глаза, устремленные вперед.

- Тише, не говори. Скоро придем, – сказал Корт.

Его голос звучал как иссохший от солнца и времени лист бумаги – такой же шершавый и хрупкий.

Юта повиновалась и закрыла глаза, тут же подхваченная теплыми красными волнами. А когда снова открыла их, то обнаружила, что мир больше не плывет и не раскачивается. Мир остановился, и вместе с этим пропала стена, последние несколько дней указывавшая им направление, как спасительный маяк для мелкого суденышка, попавшего в шторм в открытом море.

Юта ничего не понимала. Она забеспокоилась, ерзая на месте. Она полулежала на песке, ее лопатки упирались во что-то твердое и прохладное. Юта подняла голову, и увидела нависшую над ней стену. Она сидела под ней, чувствуя, как гладкий камень ласкает горячую взмокшую кожу. Юта провела по камню рукой и посмотрела по сторонам.

Стена высилась над ней гранитной скалой, настолько высокая, что со своего места Юта не видела верха. Направо и налево тянулась та же серая каменная лента, уводя взгляд вдаль, теряясь в бесконечной пустыне, подернутая легкой рябью от соприкосновения горячего воздуха и холодного камня.

Юта покрутила головой, стараясь понять, куда делся Корт. Вдалеке, приближаясь, маячила черная точка. Через десять минут точка превратилась в мужчину.

- Очнулась? Хорошо, – констатировал Корт, но в голосе не было слышно радости.

Он снял с пояса кожаную флягу и достал из поясной сумки лоскут ткани. Вынув пробку, Корт осторожно смочил ткань водой, запрокидывая флягу кверху дном – это были последние капли оставшейся воды. Корт поднес тряпицу к губам Юты и аккуратно обтер. Девушка улыбнулась. Она была благодарна Корту за все, что он сделал.

В пустыне жизни их обоих полностью зависели от него, и он не подвел. Но здесь, у стен города, Корт был бессилен. На границе пустыни и города заканчивались его возможности. Теперь им оставалось только ждать. Если ворота не откроются, очень скоро они погибнут. Корт и Юта оба это знали.

Юта бы и так не смогла выжить без него. Глупо было думать, что она могла бы совершить этот переход с кем-то другим, что у кого-то другого хватило бы сил, выдержки, умений и знаний, чтобы провести ее. Если бы не Корт, она уже несколько раз была бы мертва. И не только от жажды, солнечного удара, бессилия и страха.

На второй же день, когда они еще перебирались через горы, Юта неосторожно потревожила змеиную нору на склоне. Из узкой норы выполз желто-серый жнец – одна из самых ядовитых змей в пустыне. Жнец застыл в шаге перед замершей девушкой, напряженно шипя, готовый броситься на нее, чтобы впиться смертельно ядовитыми клыками.

Пока Юта замерла на месте, от страха ничего не соображая, Корт среагировал. Он прыгнул, сбив ее с ног, и они покатились по склону вниз, больно ударяясь о камни и потянув за собой небольшой оползень. Когда Юта опомнилась, она была вся засыпана песком, тело болело и саднило от синяков, зато она оказалась так далеко от жнеца, как было возможно.

Когда она неуклюже благодарила Корта за спасение, он только посмеялся, назвав это «боевым крещением». И вскоре Юта осознала, что то маленькое происшествие и правда было лишь крещением младенца, только пришедшего в мир, который еще ничего не видел и не знает.

Пески не раз и не два покушались на их жизни за одиннадцать дней перехода. И если бы не знания Корта, одна из этих попыток точно увенчалась бы успехом.

Пожалуй, ближе всего к этому Юта была, когда на шестой день ее укусил скорпион. Его укус смертелен, и она решила, что ей пришел конец. У нее быстро начался жар, голова кружилась, все расплывалось, как будто вот-вот потеряешь сознание. И тогда Корт сделал что-то странное.

Он вытащил нож и порезал свою руку, рассекая пополам одну из татуировок наури. Мир виделся Юте как в тумане, яд быстро распространялся по организму. Может, поэтому она не сопротивлялась, когда Корт поднес нож к ее руке. Он сделал быстрый длинный надрез, кровь потекла из него тонкими ручейками, капая на песок.

Предплечье Корта тоже было в крови. Он обхватил руку Юты своей, соединяя порезы. Юта наблюдала, как их кровь смешивалась, текла по рукам, обильно проливаясь на песок. Жадный песок тут же пил ее без остатка, а ветер стирал следы. Потом Юта потеряла сознание.

Когда она очнулась в импровизированном ложе под барханом, Корт сидел к ней спиной. На нем не было хилта – он был растянут над головой Юты, как навес, скрывающий от лучей стоящего высоко в небе Тауриса. Юта не знала, чему удивляться больше – тому, что Корт проделывал с крупной песчаной ящерицей, скобля ее кожу ножом, который потом аккуратно вытирал о край плоской миски, или тому, что была жива.

- Что ты делаешь? – спросила Юта, глядя на мужчину, без всякого неудобства сидевшего под прямыми лучами Тауриса, будто под обычной лампой.

- Лекарство, – коротко пояснил Корт. – Ты не умерла от яда, но твое тело еще отравлено. Это поможет.

- Кстати об этом. Почему … я не умерла? – как-то неуверенно спросила Юта и посмотрела на свою руку. Она была замотана тряпкой в том месте, где Корт сделал надрез. Значит, не приснилось.

- Это моя кровь. Она стала для тебя противоядием, – объяснил Корт, облизывая палец, которым только что снял остатки слизи с ножа.

Юта сглотнула.

- Как это?

- Когда-то давно меня укусил скорпион. Еще когда мы блуждали по пустыне с Утагиру. Я несколько дней провалялся в горячке. Не изжарился под солнцем только потому, что Утагиру не отходил от меня ни на шаг. Лежал на мне, закрывая своей шерстью и зализывал укус. Не знаю, почему, но мой организм как-то поборол яд. А значит, в моей крови есть к нему иммунные клетки.

Корт залил слизь, собранную с кожи ящерицы, водой. Тщательно размешал и принес Юте, опустившись перед ней на корточки.

- Пей. Это поможет.