Корт сидел между двумя песчаными барханами, сложив ноги крест накрест. Его голову и плечи покрывал белоснежный хилт, рядом валялась фляга с водой. Он только что проснулся, проспав три или четыре часа, несмотря на то, что был только вечер. В пустыне его биоритм значительно отличался от того, что был в Утегате.

В пустыне можно спать, только укрывшись от лучей Тауриса, иначе он зажарит тебя заживо. Поэтому Корт дожидался, когда Старший Брат начинал опускаться к горизонту на северо-востоке. Тогда он откапывал небольшое углубление с подветренной стороны особо высокого бархана – так его не беспокоил ни ветер, ни Таурис, поскольку бархан давал от него временную тень – и засыпал в нем на несколько часов.

Был еще Аттрим, но он не слишком беспокоил Корта. Уснуть под ним не страшно – жарко и можно обгореть, но не смертельно, тем более, что Корта надежно укрывал хилт. К сожалению, эти редкие часы, когда можно найти временное укрытие от вездесущего Старшего Брата, наступают всего два раза в сутки – утром и вечером.

Именно это время Корт выбирал, чтобы отдохнуть и набраться сил. Главная хитрость выживания в пустыне – вовсе не в том, чтобы найти еду или воду, как думает большинство. Гораздо важнее не изжариться заживо: не потерять сознание от солнечного удара и не дать двум небесным палачам свести тебя с ума. Потому что если потеряешь, то, скорее всего, уже не очнешься.

Корт зевнул и чуть поправил круглую выпуклую линзу, лежавшую перед ним. За его спиной карабкался в зенит Аттрим, а над правым плечом, еще не очень высоко над горизонтом, висел разбухший Таурис. Корт ни о чем не думал, и ничего не делал. Он ждал.

Перед ним, устроенная на двух ножах, воткнутых в песок, лежала линза из тергеда – материала, из которого атлурги делают кинжалы-аслуры, наконечники стрел и линзы для солнечных печей.

В Лиатрасе этот редкий материал ценится дороже золота. Его с большим трудом находят и очищают от примесей песка, чтобы затем продавать Федерации. Но атлурги совсем не церемонятся с тергедом. Они плавят его в солнечных печах и мастерят из него буквально все.

Луч Тауриса, пойманный линзой, был направлен на горку песка под ней. Корт не пытался плавить песок – в кучке была зарыта средних размеров горная ящерица, которую Корт поймал вчера.

Когда он впервые оказался в пустыне, выживая, как умел, то ел ящериц, жуков и даже змей – любую живность, какую мог найти и поймать – сырыми. Это было отвратительно, хотя, надо признать, постепенно он привык и даже перестал обращать внимание на специфический вкус сырого мяса.

Но после того как познакомился с устройством солнечных печей в Утегате, в этом больше не было нужды. Корт быстро сообразил, какое еще можно найти применение линзам, которые атлурги используют в устройстве освещения и солнечных печей. Он попросил мастеров, работающих с тергедом, изготовить для него линзу небольшого размера, которую было бы удобно носить с собой.

Ящерицы и змеи, запеченные в песке, получались почти такими же вкусными, как и приготовленные в солнечной печи – главное не передержать и не вытащить слишком рано. Единственное, чего не хватало пище, которую Корт готовил в пустыне, так это специй, в обилии выращиваемых атлургами. Но Корт привык обходиться самым малым.

Из-за спины дохнул резкий порыв ветра, когда, привлеченный запахом мяса, из-за бархана вырвался Утагиру.

Саграл кружил по импровизированной стоянке, поглядывая на Корта одним глазом. Другим он неотрывно следил за аппетитно пахнущей горкой песка, как будто оторвись он на секунду, и ящерица выскочит и убежит.

Хвост Утагиру веником трудолюбивой хозяйки подметал песок, фонтанами поднимая его в воздух. Корт усмехнулся:

- Что, охота оказалась не слишком удачной? Ладно, я тут кое-что припас для тебя. Лови!

Он снял с пояса болтавшуюся на веревке вторую ящерицу и бросил Утагиру. Безвольно раскинув в сторону все четыре лапы, тушка полетела вверх. Утагиру изготовился и, чуть подпрыгнув, на лету поймал добычу. Хрустнули тонкие косточки, и саграл заглотил ящерицу в два приема. После чего высунул длинный язык и преданно уставился на Корта, не забывая следить за горкой песка.

- Нет, брат, эта ящерица не для тебя. Что? Не смотри на меня так! Мне тоже надо что-то есть! Если хочешь добавки, иди лови сам. Давай, дармоед!

Корт бросил в Утагиру горсть песка, которая все равно до него не долетела.

- Вот вредитель! Иди ищи сам! А если хочешь чего покрупнее, возвращайся в горы. Может, добудешь нам чего на двоих.

Утагиру издал веселый рык, мотнув головой. Для него все это было игрой. Сагралы живут долго, иногда их жизнь может быть даже длиннее человеческой. А значит, по человеческим меркам, Утагиру был еще зеленым подростком – наивным и бесшабашным.

Утагиру смешно подпрыгнул, прямо горный козел, и унесся куда-то за бархан. Корт улыбнулся. Саграл не появлялся вчера весь день. Должно быть, носился по пустыне, истосковавшись по таким прогулкам с Кортом. И на радостях забыл о том, что теперь, когда они не в Утегате, Корт ничего не сможет ему предложить, если охота выдастся неудачной.

Молодой саграл умчался, поднимая за собой столбы песка. Неважно, все равно никто не увидит – Корт ушел уже за несколько таров от дома.

Дома, где его ждала Леда. И Уги, и Дар, и Гадрим. И еще несколько сотен человек, которые рассчитывали на него. Ждали, что он будет мудрым и сильным, ответственным и решительным.

Но он не был. Корт и раньше нередко сомневался в том, пригоден ли он на роль Канга. Но в последние недели сомнения посещали его слишком часто – очень уж много он совершал ошибок. Слишком многих людей заставлял разочароваться в нем, слишком многим причинял боль.

Но был ли у него выбор, кроме как стиснуть зубы, собрать волю в кулак и продолжать бороться? Наверное, Корт пришел сюда, чтобы выяснить это.

Он подумал о своем вчерашнем видении, пытаясь найти разгадку. Но ответ, обычно простой и ясный, не приходил.

Корт сбежал из Утегата пять дней назад, не сказав ни слова никому, даже Леде. За это его мучили угрызения совести, но он знал, что Леда простит, как прощала всегда.

Пятый день он бродил по пескам – без цели, без смысла, без направления. Ни о чем не думая, просто выживая, как тогда.

Он сбежал. Корт делал это, когда на него наваливалось столько всего, что он больше не мог выдержать. Он уходил не чтобы подумать, но чтобы очистить голову от мыслей. Эта жизнь – на грани смерти, с ежеминутной борьбой за выживание – очень ясная и простая.

Она очищает его, словно солнце, выжигает все лишнее и несущественное. Корт просто ходит, охотится, спит, сражается с песками. И это как бы обновляет его. Когда он возвращается, то видит все в ином свете. Словно у него открываются глаза. И он знает, что верно, а что – нет. И что ему делать, как будто Руг и правда направляет его.

Но на этот раз, впервые, это не помогало. Корт никак не мог очистить разум, не мог полностью отдаться бездумному очищающему существованию, он не мог перестать думать о ней и о том, что она говорила и делала.

Не все, что народ говорит о ругатах – полная ерунда. Кое-что из их суеверий – правда. В пустыне у Корта бывают видения, посылаемые Ругом. А может, просто галлюцинации, вызванные обезвоживанием и солнечным ударом. Но эти «видения» всегда помогают ему понять, что происходит, решить, что делать.

Точнее – помогали. Всегда, но не сейчас. То, что Корт увидел вчера в жарком мареве расплавленного воздуха, не было похоже на его обычные видения – простые и понятные. Твердо дающие ориентир, как ему поступить в той или иной ситуации.

Последнее видение не давало ответов – оно только задавало еще больше вопросов.

Корт видел Лиатрас. Так отчетливо и ярко, как будто оказался на его улицах. Так пугающе реалистично, что он даже усомнился, а не провел ли в пустыне больше времени, чем рассчитывал. Не получил ли такой сильный солнечный удар, что его разум отключился, и он каким-то образом, сам не зная как, добрел до Вечного Города?