Корт довел Юту до дома и не торопясь побрел к себе. Спать совершенно не хотелось, как будто жар песков и свет звезд, вместо того, чтобы отнять, придали ему сил. Город был погружен в сон. Несколько часов перед рассветом – самое тихое время, когда даже ярые полуночники уже легли спать, но самые ранние пташки еще не встали.

Это время, когда на Утегат снисходит покой, все распри стихают, а давние обиды теряют значение. Когда город окутан туманом сновидений, и только мягкий золотистый свет никогда не спящих «милосердных братьев» беспрепятственно гуляет по умолкшим коридором.

Корт наслаждался тишиной и покоем спящего Утегата: золотисто желтые коридоры слегка искрятся под случайно упавшими лучами солнца, мельчайшие пылинки висят в воздухе, покачиваясь, как корабли на волнах, никем не потревоженные. Теплый сухой песок чуть слышно скрипит под сапогами, в то время как коридоры проплывают мимо один за другим, как хорошо знакомый, изученный годы назад лабиринт, где нельзя заблудиться, но каждый поворот открывает взору новую, неожиданную перспективу.

За очередным поворотом Корта встретила высокая молчаливая фигура. Корт остановился. Он не ожидал увидеть здесь этого человека, хоть и не удивился, что тот, так же, как и он, гуляет по городу в такое время.

Мужчина стоял, широко расставив ноги в стоптанных сапогах, сложив на мощной груди руки. Он перегораживал Корту дорогу, глядя на него исподлобья своими темными глазами. Было очевидно, что он ждал Корта.

Его собранные на макушке волосы, скатанные тонкими веревками, были неухожены и неопрятны. Его тяжелый подбородок покрывала рваная щетина, а одежда была грязной, в разводах и темных пятнах чего-то, сильно напоминающего кровь. Его глаза горели застарелой ненавистью. Той, которая с годами не притупляется, а наоборот, становится только острее, как нож, который точат изо дня в день в ожидании момента, когда он наконец встретится с плотью врага. Нагир.

Корт остановился напротив мужчины. Он молчал, ожидая, что тот скажет или предпримет. Корт был спокоен, почти уверенный в том, что Нагир здесь для того, чтобы поговорить. Он не увидел у него на поясе ни ножа, ни кинжала. И хоть они с Нагиром и принадлежали противоборствующим лагерям, Корт был почти уверен, что он не собирается нападать.

- Корт, что-то поздно ты гуляешь, – заговорил Нагир глухим тяжелым голосом, как будто сдерживал его при каждом слове.

- Полагаю, это относится и к тебе.

Корт смотрел Нагиру прямо в глаза, надеясь увидеть в них хоть искру былых чувств. Но в них лишь горел огонь ненависти, сжигавший все человеческое. В этих глазах таилось безумие бешеного зверя. Казалось, Нагир с трудом заставляет себя говорить человеческой речью вместо звериного рыка, с трудом останавливает себя, чтобы вместо того чтобы броситься на Корта, вести с ним цивилизованные речи.

- Верно, но я хотя бы гуляю один.

Корт опешил, гадкий червячок страха заскреб внутренности.

- О чем ты говоришь? – стараясь держать голос холодным, а выражение лица – бесстрастным, переспросил Корт.

Он знал, что они с Ютой не делали ничего предосудительного, более того, они встретились случайно. Но он так и не рассказал Леде о том, что Юта побывала на его плато, и это делало его лжецом, к тому же придавая их с Ютой случайным невинным встречам совсем иной, какой-то грязный оттенок. Если Нагир пожелает воспользоваться этим, рассказав Леде, это может причинить ей боль.

- О твоих тайных встречах с девушкой-изгоем, пришедшей с неба, – подтверждая его худшие опасения, процедил Нагир.

Корт выпустил воздух сквозь зубы.

- Нет никаких тайных встреч, лишь твое разыгравшееся воображение. Мы встретились случайно, и я проводил ее до дома, вот и все.

- Посреди ночи? – Нагир поднял бровь в притворном удивлении. Выражение его лица было неприятным, а то, как он говорил о Юте и их с Кортом прогулке, превращало это во что-то мерзкое и отвратительное по своей сути.

Корт постарался успокоиться. Давно никому не удавалось так запросто вывести его из себя. Но Нагир слишком хорошо его знал, прекрасно представляя, куда надо давить, чтобы причинить Корту боль.

- Ей не спалось, как и мне. Если ты забыл, сегодня проводился ритуал милосердия для гурнаса, с которым и я, и Юта были хорошо знакомы. Может, для тебя это и новость, но смерть кого-то близкого может выбить из колеи.

Не было никакой причины для того, чтобы Корт оправдывался перед этим человеком. Он делал это почти неосознанно, по старой привычке, будто Нагир в самом деле мог понять и разделить его чувства. Иногда Корту не хватало того человека, каким Нагир когда-то был. Не хватало близкого друга, с которым он мог делиться самыми тайными мыслями и переживаниями, зная, что тот поймет его чувства и не осудит.

Корт понимал, что человек, который стоит сейчас перед ним, лишь выглядит, как его друг, которого он когда-то знал, но уже давно им не является. Но какая-то, нерациональная, глупая часть Корта по-прежнему продолжала говорить с ним. Продолжала вести себя так, будто ничего не случилось, и его друг по-прежнему здесь, готовый выслушать и все понять.

- Так или иначе, но ты проводишь с ней слишком много времени.

Корту показалось, что его слова заставили лицо Нагира дрогнуть. Всего на краткий миг, он подумал, что пробился к нему, но на лицо мужчины тут же легла новая презрительная гримаса.

- Я просто чувствую себя ответственным за нее, вот и все, – устало произнес Корт, не ощущая в себе сил на споры. - Ведь я ее спас, и в конце концов я – единственный, кто может понять, каково ей сейчас, ведь я тоже – изгой.

- Вот как? – выплюнул Нагир с неожиданной силой и злостью, словно метнул отравленный дротик прямо Корту в грудь. - За пятнадцать лет ты ни разу не вспоминал, что ты изгой. Ты считал себя одним из атлургов. А тут вдруг вспомнил? И с чего бы? Как только в поселении появилась симпатичная белокожая девчонка. Или то, что Леда вышла за тебя замуж для тебя больше ничего не значит?!

- Это единственное, что имеет для меня значение. Я люблю Леду так же сильно, как и шестнадцать лет назад. И если у нас с тобой не осталось ничего общего, и ты больше не веришь моим словам, поверь хотя бы в это. Я знаю, ты можешь понять эти мои чувства.

Нагир не отвечал, на его лице отразилась смесь эмоций из плохо скрытого удивления, какой-то детской обиды и проступившей резким контрастом боли, как будто Корт полоснул по старой, незаживающей ране. Но Корт видел, что в этот раз достучался до мужчины.

- Я ничего не скажу Леде, – наконец, процедил Нагир. - Но я сделаю это не для тебя, а для нее. Не хочу, чтобы она страдала из-за твоих необдуманных действий. И тебе тоже стоило бы подумать об этом.

Ему с трудом давались эти слова. Нагир говорил так, будто не верил сам себе, что делает что-то подобное. Он считал Корта своим смертельным врагом, и все же сейчас Нагир делал что-то пусть не для него, но и не против, и это удивляло и злило его самого.

На секунду он поколебался, как будто хотел что-то добавить, но потом резко сорвался с места и, не глядя на Корта, умчался по коридору прочь.

Корт остался в одиночестве, слушая звук собственного дыхания, наблюдая, как потревоженные резким движением пылинки кружатся в воздухе, постепенно успокаиваясь и оседая.

Нагир не всегда был таким. Предательство близкого друга и любимой изменили его до неузнаваемости, озлобив, заставив закрыться от мира, спрятать свои чувства под каменным саркофагом. Но все же иногда в нем проглядывали черты того человека, которым он когда-то был – открытого, преданного, со спокойными глазами цвета кофейных зерен. «Его душа так же широка, как и его плечи», - смеясь, говорил про него Корт. Он был громким, большим и резким, ураганом врываясь в любое помещение, как будто собирался брать его штурмом. Он много смеялся, перебивая всех без разбора своим раскатистым голосом.

В то время он еще верил в людей. У него была любимая, и он ничего не желал в жизни больше, чем жениться на ней. Он часто говорил о детях, которые у них будут, о том, как будет их учить, как стать настоящим атлургом. А он был настоящим атлургом. Суровым в бою, преданным в любви и надежным в дружбе, крепким словно кремень. Тогда Корт думал, что ничто не способно сломить такого человека. Он искренне восхищался Нагиром и любил его.