— Не так часто. Он в основном общается со мной через курьеров, лично приходит лишь раз в пару десятилетий. Адана слишком ленива, чтобы следить за ним круглый год и уловить эти короткие моменты отсутствия. К тому же, как и большинство людей Старой Расы, Лантлу обладает остаточной пси-чувствительностью, которую я усилил в нужном мне направлении. Недостаточно, чтобы посылать свои мысли или тем более — влиять на материальный мир. Но достаточно, чтобы с уверенностью определить, когда на него устремлён чей-то взгляд…

— А у себя ты эту способность, похоже, развить забыл, — раздался новый незнакомый голос от входа в пещеру. Сильный, насмешливый голос, от которого, казалось, вздрагивала пещера. — Я за тобой наблюдаю уже полчаса, как ты выделываешься перед этими несчастными мальцами — но ты, похоже, как глухарь на лужайке, так увлёкся собственным токованием, что не видишь и не слышишь ничего вокруг. Пришлось нанести тебе визит в более осязаемой форме.

Говоривший стоял в тени, и обычный человек, вероятно, различил бы только размытый высокий силуэт. Но обычных людей здесь не было. Единственный, кто мог претендовать на статус такового — Лантлу — уже ушёл. Что для урдов, что для Прометейцев, что для Нимира тьма не являлась препятствием. Они ясно видели высокого бронзовокожего мужчину атлетического телосложения, облачённого в чёрный комбинезон. И… со всё теми же характерными фамильными чертами, присущими Лику в пещере и Сатане. Та же идеальная фигура, дышащая силой, орлиный нос, высокий лоб и беспощадный твёрдый взгляд, воплощающий, казалось, само понятие власти. Нимир как будто смотрел в зеркало, и лишь небольшие различия давали понять, что это не один и тот же человек. Так, у пришельца глаза были чёрные, а у Сатаны — голубые, но одинаково сияющие внутренним огнём затаённой мощи. Также губы Сатаны были несколько полнее.

Два полных ненависти взгляда столкнулись посреди пещеры, как разогнанные поезда — с такой силой, что посыпались искры. И это была не метафора!

— Баал-сеепа! — выдохнул Нимир. — Ну конечно… я должен был понять, что ты непременно явишься при активации трона.

— Ты многое должен был понять заранее, — усмехнулся гость. — Но похоже, прошедшие годы слишком сильно сказались на твоём разуме.

Он сделал такой же характерный повелительный жест, что уже использовал Нимир — и красный луч, освещавший гагатовый трон, угас. В пещере воцарился полный и абсолютный мрак. Урды испуганно заворчали — их глаза, подобно кошачьим, могли воспринимать самый слабый свет, давая ночное зрение не хуже дневного. Но в полной темноте они были так же беспомощны, как и люди. Прометейцы продолжали видеть, но уже не глазами.

— Нет, так не годится, — невозмутимо сказал Нимир.

По взмаху его руки в воздухе загорелся золотой шар, похожий на неяркое солнце.

— Неужели ты хочешь, Баал-сеепа, чтобы встреча, которой мы оба ждали миллион лет, прошла во тьме? И некому было увидеть её величие, сложить об этом противостоянии песни и легенды?

— Брось, — отмахнулся гость. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что мне в любом случае придётся устранить всех свидетелей — и ящериц, и кровососов. Я, конечно, не меньше тебя люблю славу, но мы же не хотим, чтобы об этом визите узнала одна наша общая хвостатая знакомая?

— Да, — задумчиво согласился Нимир. — Забавно, но это, пожалуй, единственный наш общий интерес. И тем не менее, за урдов ты можешь не бояться. Они преданы мне, и никогда ничего не расскажут даже под пытками. От чтения мыслей же я их защитил. Да Адана и не станет их допрашивать — она их презирает.

— Ты слишком размяк в своей золотой купели, Нимир. Я не хуже тебя знаю, что такое урды, но предпочитаю перестраховаться.

Прометейцы, само собой, не собирались ждать, пока их устранят — как свидетелей, или по любой другой причине. Улучив момент, когда эти двое на них не смотрели, они на максимальной скорости мерцания устремились к выходу из пещеры.

Баал-сеепа развернулся им вслед, и поднял руку, готовясь нанести психический удар. И в тот же момент Нимир атаковал. Золотая молния сорвалась с его пальцев и ударила в затылок незваного гостя, заставив голову последнего разлететься брызгами жидкого золота.

Что произошло дальше, Яшка и Валерка не видели, поскольку благодаря вмешательству Тёмного успешно достигли выхода в соседний зал.

Минут пятнадцать ребята сидели в соседнем зале, размышляя, что им делать дальше. По логике вроде бы можно вернуться — с непрошеным гостем вроде бы покончено. С другой стороны… если у Нимира всё уже в порядке, то почему он до сих пор не послал к ним никого и не позвал их обратно? Конечно, обычные люди взрыв своей головы не переживают. Но то обычные, а здесь существа предельно далёкие от обычных людей. Нимир, вон, заявил, что его вообще нельзя убить, никаким образом, только заточить. И если предположить, что он не врал… А этот… Баал-сеепа на него похож. Может и он такой же?

Джаффа, понимая серьёзность ситуации, посоветовал им возвращаться за барьер. С Нимиром потом можно будет установить контакт повторно, если у него всё будет в порядке. Через того же Лантлу, например. Или через кого-то из урдов. Благо, язык они теперь знают, так что проблем с коммуникацией не будет.

— Поддерживаю, — сообщила Костепилка на параллельном канале. — У меня оборвалась связь с имплантами в теле Сатаны. Скорее всего, он мёртв.

«А с ним накрылись и наши отношения с Фу Манчу. Вряд ли китаец примет во внимание, что сыночек вызвался добровольцем, и что мы были в этом деле по сути только курьерами… И то, что он умер совершенно счастливым, тоже очень сомнительно, что будет аргументом. Он знает толк в мести, и обращение в вампира явно не сделало его более мягкосердечным… тем более, что других сыновей у него уже не будет».

Словом, настроение у Джаффы было — отвратнее некуда.

Прометейцы, тем временем, перекинулись в невидимых крылатых змей и устремились к границе Ю-Атланчи.

Однако возле флаера их уже ждали. Баал-сеепа смотрел на вновь принявших человеческий облик вампиров с лёгкой укоризной — как взрослый на расшалившихся детишек. На его голове не было видно никаких следов полученных повреждений… разве что глаза пожелтели и кожа лица приобрела какой-то… золотистый оттенок. Но в пределах нормы для человека, на статую он ничуть не походил.

— Глупо с вашей стороны было заставлять меня тратить время и силы на поиск. Если бы вы остались в пещере и дождались конца спектакля, я бы убил вас быстро и безболезненно. А теперь мне придётся… поиграть с вами, чтобы компенсировать затраты. Не сегодня, разумеется. Я не хочу портить день победы над Нимиром каким-то мелким злодейством. Вам придётся подождать пару веков, может быть тысячелетие-другое, пока у меня дойдут до вас руки. Но поверьте, вам от этого будет не легче. Я запечатаю вас… в пещере Нимира, пожалуй. Это будет хорошей иронией.

— Да кто ты вообще такой?! — возмущённо выдохнул Данька.

Сдаваться все трое не собирались, в их руках уже мелькало фирменное оружие.

— Ох, невежественные дети невежественного века. Имя Баал-сеепа вам даже ничего не говорит, да?

— Древнесемитское божество Баал не имеет к тебе отношения? — поинтересовался начитанный Валерка.

— Очень отдалённое. Я, конечно, развлекался некогда в Шумере и Аккаде, но вообще-то слово «Баал» означает «Господин», «Владыка». В прасемитский язык оно попало из языка Атлантиды, который в свою очередь произошёл от языка Ю-Атланчи. Мой же титул, ставший именем, означает «Властитель Тёмного Лика».

— Тёмного… Лика? Не того ли самого, что в пещере?

— Именно его, юноша, именно его. Это я создал Лик для заточения Нимира, и трон для общения с ним. Мы с ним были коллегами, как сейчас говорят. Два из семи тронов Властителей Ю-Атланчи принадлежали нам. Тогда меня называли Властителем Разрушения, а его — Властителем Созидания. Он строил дома, машины, города, империи, по слову Властителя Властителей. Я же уничтожал те, что были неугодны. После того, как Нимир восстал, мы — шестеро Властителей — схлестнулись с ним. Каждый внёс свой вклад в победу. Но именно я был тем, кто разрушил его укрепления, ворвался во дворец и схватил его. Я был тем, кто направил всю его психическую мощь на бесконечное преобразование элементов. После этого его назвали Властителем Зла, а меня — Властителем Тёмного Лика. Впрочем, застойная Ю-Атланчи скоро стала мне скучна. Властитель Властителей к тому времени уже покинул этот мир. Я попросил у Аданы дать мне свободу — по-хорошему, заметьте, попросил. Глупая рептилия отказалась выполнить мою просьбу — сама виновата. Я разжёг гражданскую войну с использованием древнего оружия, в которой уничтожил значительную часть наследия Змеиного Народа, а остатки они сами спрятали — во избежание повторения этой бойни. Под шумок я имитировал свою гибель и покинул Ю-Атланчи. Примерно сто тысяч лет назад я настолько развил силу своей мысли, что смог одним желанием пересекать пространство между планетами. Я бывал на Ва-Нахе, на Барсуме, на Горе, на Эуробусе, на Стальных Мирах — уж простите, что эти названия вам ничего не говорят, вы не знаете их в том числе и благодаря мне — и везде я сеял хаос и разрушение. Уже не по приказу Властителя, а просто так — потому что мне это нравилось. Я прирождённый саботажник, почему же я должен отказываться от того, что умею лучше всего, и что доставляет мне удовольствие? Знаете, двенадцать тысяч лет назад я правда пытался отказаться и начать новую жизнь. Вернувшись на Землю, я встретил небольшое племя беженцев из Ю-Атланчи, и решил, что это мой шанс. Я вернул им науку и технологии, я выбрал для них красивый и богатый остров и построил прекрасную империю, которую назвал Атлантидой… Не столь великую, как Ю-Атланчи в период расцвета, конечно — но по-своему роскошную. Но не прошло и тысячи лет, как она мне тоже наскучила, и я сокрушил её — вместе с островом, на котором она стояла. После этого я окончательно убедился, что моё предназначение — ломать, не строить. Кто людям помогает — тот тратит время зря. Хорошими делами прославиться нельзя.