— Тося, не бойся! Это я, Алешка-моряк. Неужели забыла?

Тося застыла от волнения. Как же она может забыть Алешу с Балтики! Алешу Лепова… Только никак не могла взять в толк, откуда он взялся. В тылу и в такое время? А может быть, и его прислал батя с приветом? Ведь они знают друг друга.

Лепов подошел совсем близко. Из-под белого капюшона поблескивают смущенные, улыбающиеся глаза. Алексей пристально глядел на девушку.

— Не узнала, что ли? Ну чего дрожишь? Здравствуй, Тося. — Алексей протянул руку, но девушка в испуге попятилась:

— Зачем ты здесь? Фашисты кругом…

Лепов перестал улыбаться, вытащил из кармана гранату, подбросил на ладони.

— Не беспокойся. С этой игрушкой смогу постоять за себя.

Тося все еще жалась к стенке, не решаясь подойти к Алексею. Она тихо спросила:

— Значит, от своих, от наших. — Не выдержала Тося, и на ее глазах блеснули слезинки.

Она схватила Алексея за руку и потащила в открытую дверь сарайчика.

— Иди же скорее. Не оглядывайся… Заметят фрицы — беды не оберешься.

— Товарищ у озера остался. Надо и его позвать.

— Ничего, подождет… — Тося прижалась к Алексею: — Ты давно из Ленинграда? Его немцы не взяли? А как Москва? Где наше правительство?

— Все, Тося, на своих местах: и Москва, и Ленинград…

— Ой как хорошо! А то в фашистских газетах да листовках такое пишут, страшно становится.

Из полуоткрытой двери сарайчика виднелся дом Чащиных. Алексей посматривал на висевшее там полотнище со свастикой в центре белого круга. Кивнул в сторону дома:

— Что это там?

— Какая-то часть побитая на отдых пришла… Лешенька, у нас гитлеровцы столько понатворили, столько понатворили! Страху мы натерпелись.

Она спешила выложить ему все деревенские новости.

Когда девушка закончила рассказ, спросил:

— А где твой отец?

Девушка смутилась. Взгляд ее стал растерянным. Сказала, что батя ушел из дому после того, как фашисты казнили коммунистов в деревне, а где сейчас, не знает.

— Может быть, у партизан?

— Наверное, с ними. Где же ему быть?

— А много здесь партизан?

— Говорили, много, — осторожно сказала она.

Лепов собрался уходить. Уже более сорока минут прошло с того момента, как он у озера оставил Веселова. И хотя а партизанах ничего определенного не узнал, зато у него возник план налета на немецкий гарнизон. Он был убежден, что Шуханов и Бертенев одобрят его намерение. А Тосе сказал, что придет ночью, предупредил, чтобы о встрече никому не говорила.

Партизаны с нетерпением ждали возвращения разведчиков.

— По глазам вижу — с хорошими вестями, — сказал Шуханов. — Теперь докладывайте обо всем, что увидели и узнали.

Но Лепов будто не слышал командира и начал длинно рассказывать о своей идее. Там, где не хватало фактов, он фантазировал.

— Охраняется селение плохо, — говорил он. — Войск немецких там немного. Тося показала, где находятся фашистские посты. — Лепов хворостинкой рисовал на снегу схему деревни и окрестностей. — Это озеро. Посты. Дома, как видите, расположены подковой и жмутся одной стороной к берегу, другой — к дороге. С севера лес подступает к самым избам… Вот штаб. А здесь живут офицеры…

— А как вы это узнали? — спросил Шуханов.

Лепов замялся. Сведения у него были самые приблизительные, как говорят, глазомерные. И все же он попытался преодолеть неловкость:

— Я думаю, что мы сможем разгромить гитлеровцев, устроить им веселый праздник…

Шуханов терпеливо ждал, когда же лейтенант начнет рассказывать о главном — о партизанах. Где они и сколько их? Как их разыскать? Обо всем этом он спросил у лейтенанта. Но тот говорил без остановки и продолжал подводить теоретическую базу под свой случайно возникший план.

— Смелость, граничащая с дерзостью, — главное в тактике партизанской войны.

— Все это правильно, но все как будто взято из плохой приключенческой повести, — тихо сказал Шуханов. — Пришли, выследили, окружили, напали, забросали гранатами и скрылись.

— А как думает мичман? — серьезно спросил командир и, не дав ответить Веселову, уже сердито продолжал: — Из-за подобной дерзости мы уже потеряли Летунова и еле сами унесли ноги. Ваш план, товарищ лейтенант, построен на песке. Авантюрой он называется.

— Такой налет нам под силу! — с жаром отстаивал свою идею Лепов.

Бертенев взял из рук лейтенанта хворостинку, еще раз посмотрел на схему, сказал:

— Придумано здорово! Но… — Он повысил голос: — Командир прав: шансы на успех весьма ограниченны. А нам уже пора что-либо услышать о партизанах.

— Но у меня, — краснея, сказал Лепов, — о них нет никаких данных. Знаю лишь то, что Тосин отец у партизан. Но где — не известно.

— Подведем итоги, — перебил лейтенанта вконец разозлившийся Шуханов. — Вы, товарищ Лепов, не выполнили основного задания. Предлагаю вам снова отправиться в деревню и сведения брать не с потолка.

Разведчики ушли.

— Слишком горячий парень, — сказал о лейтенанте Бертенев.

— Да, это верно, — согласился Шуханов. — Если не сдерживать, может глупостей наделать. Хотя из добрых побуждений.

Время истекло, а разведчики не возвращались. В отряде начали волноваться.

Мороз крепчал. Чтобы согреться, прыгали, толкали друг друга, посматривая в сторону Масляной горы. До нее — километра три, и сквозь нечастый лес виднелись строения. Дым, поднимавшийся над крышами, напоминал промерзшим людям о тепле, горячей пище, об отдыхе…

Вдруг в деревне взметнулось багровое зарево. Огонь усиливался. У всех мелькнула одна и та же мысль: подожгли Лепов и Веселов…

— Придется наказать обоих! — резко бросил Шуханов.

Послышался хруст снега, и на красном фоне пожарища совсем близко возникли три силуэта.

— Балтика идет! — крикнул Журов и присвистнул от удивления: — Ба! Трофей прихватили. Глядите! Псковская русалка!

Первым шагал на лыжах Лепов, за ним девушка и мичман. Лепов доложил командиру обо всем, что произошло.

— …А это Тося, — объявил он в конце как о самом обыденном, ничего не значащем деле. — Это она устроила переполох. Подожгла свою избу, там у них штаб. Теперь вот к нам в отряд пришла.

«Час от часу не легче!» — возмутился про себя Шуханов, но сказал как можно спокойнее:

— Мне достоверно известно, товарищ лейтенант, на военном корабле женщины не служат… Что она у нас станет делать?

Тося сама ответила:

— Буду делать все: шить, стирать, обед готовить. — И решительно добавила: — И фашистов бить не побоюсь. — Говорила бойко, хотя голос от волнения дрожал.

— Сколько вам лет? — спросил Шуханов.

— Девятнадцать. Я комсомолка. Умею стрелять. Из ста выбиваю девяносто семь.

— Все это превосходно, Тося, — сказал Шуханов. — Но я боюсь за вас. Не девичье это дело, трудное. А если попадете к немцам? Знаете, что они с вами сделают?

— Знаю, уж нагляделась.

Первым в защиту Чащиной выступил Веселов — партийная совесть этого маленького коллектива. Еще там, близ деревни, где разведчики лежали в снегу, Лепов поведал мичману свою тайну. А после, когда Тося подожгла избу и попросилась в отряд, Веселов, поддерживая друга, сказал: «Попросим командира». И вот теперь он был убежден, что место Тоси — в отряде.

— Конечно, — начал он, — если бы вопрос касался боевого корабля, я бы первым ответил «нет», там женщинам нечего делать, они счастья не принесут. Но смотрите — горит ее родная хата! Разве можно ей вернуться? Повесят ее! А нам санитарка нужна. Да и повара настоящего у нас в отряде нет. Ну какой Журов кок? Никакой. Не обижайся, Миша. Прошу вас, товарищ командир, принять девушку.

«Пожалуй, ребята правы, — подумал Шуханов. — Чащина местная, и с ее помощью мы скорее найдем путь к партизанам».

— Все слышали мичмана? — громко спросил Шуханов. — Есть несогласные с ним?

— Нет несогласных, — хитро улыбнулся Лепов.

— Надо принять!

— Ясно! — И, повернувшись к девушке, Шуханов сказал: — Мы вас принимаем, но помните: если возникнет необходимость, оставим у надежных людей. А сейчас — в путь, задерживаться больше нельзя.