Речь шла о начальнике Ульяновской военной школы комбриге Тихоне Ивановиче Каргополове. По ложному обвинению его исключили из партии. Дыбенко взял под защиту старого коммуниста, добился восстановления его в рядах партии. А создателям «дела» со свойственной ему резкостью заявил:

— Прекратите мышиную возню, не мешайте честному товарищу жить и выполнять возложенные на него обязанности. Я отвечаю за него.

Комбриг Каргополов остался в партии, в армии, во время Великой Отечественной он, уже в звании генерал-лейтенанта, стал начальником связи Волховского фронта, затем возглавлял Управление боевой подготовки войск связи Советской Армии. До последних дней жизни (умер в 1972 году) хранил он добрую память о Павле Ефимовиче Дыбенко.

…Командующий часто бывал в подразделениях, на полигонах, аэродромах. Вместе со стрелковым полком в августе 1934 года совершил марш-бросок на 25 километров. С полной выкладкой! Подобные марши в довоенные годы проводились во всей Красной Армии, они помогали выработать у воинов выдержку и выносливость.

После окончания похода Дыбенко собрал младших командиров, попросил, чтобы они откровенно рассказали, как служится, какие трудности испытывают, что им мешает.

Услышанное удивило и встревожило. Оказывается, с младшими командирами в полках мало считаются, недооценивают их знания и опыт.

По его приказу провели конкурс младших командиров, имена отличившихся стали заносить в Книгу почета, лучших награждали Красными грамотами. В войсках резко поднялся уровень боевой и политической подготовки; младшие командиры Приволжского округа заняли одно из первых мест в соревнованиях с другими военными округами и удерживали его твердо, надежно.

«Создадим книги, достойные армии и флота». Со статьей под таким названием 2 февраля 1934 года в «Литературной газете» обратился Дыбенко к советским писателям. Он обстоятельно, со знанием дела разобрал «Капитальный ремонт» Леонида Соболева, по достоинству отметил высокий художественный уровень произведения и заявил, что вот так же интересно и увлекательно следует писать о нашей славной Красной Армии.

Алексей Максимович Горький, далее писал в статье Дыбенко, поставил перед писателями задачу создавать произведения о тружениках заводов и колхозов, а почему бы такие же достойные произведения не писать и о Красной Армии? Воины армии и флота проявляли невиданный героизм во время гражданской войны, и ныне, в мирных условиях, бойцы и командиры с высоким энтузиазмом, упорством и настойчивостью изучают боевую технику, зорко и бдительно стоят на страже революционных завоеваний, охраняют мирный созидательный труд своего народа, строящего социализм.

«Загляните в казарму, — призывает Павел Ефимович писателей, — взгляните на нашего младшего командира. Разве он похож в какой-то степени на бывшего унтер-офицера? Ни в коей мере. Это исключительно сознательный боец РККА».

В конце статьи командарм еще раз настоятельно призвал литераторов и художников почаще бывать в красноармейских казармах.

…Много, увлеченно работал Дыбенко, успешно совмещал военные обязанности с гражданскими; был он депутатом городского и областного Советов, членом обкома и горкома партии, на все находил время; свет в его рабочем кабинете горел до поздней ночи. Привык к ночным телефонным звонкам. Вот только что говорил Климент Ефремович Ворошилов, справившись о делах, здоровье, просил незамедлительно приехать в наркомат, сказал, что есть важное дело…

В Москве Дыбенко не задержался, быстро возвратился. Встретила жена.

Пристал наконец «Летучий голландец» к берегу. В Куйбышеве он познакомился с Зинаидой Викторовной Карповой. Через некоторое время она стала его женой. Дыбенко теперь отец двух детей. В холостяцкой квартире Павла Ефимовича женские руки создали уют. Жена окружила всех теплом и заботой, стала настоящим начальником домашнего штаба, как называл ее глава семьи. Да и сам изменился, старался чаще бывать в кругу семьи. Дети, услышав шаги отца на лестнице, поднимали радостный гомон. Лева кричал: «Папа, папа идет!» Маленький Володя подпрыгивал, бил в ладоши.

…Снова позвонили из Москвы. На сей раз дежурный по наркомату сообщил, что послезавтра, 25 мая 1937 года, в десять ноль-ноль совещание у наркома товарища Ворошилова.

Во время перерыва Климент Ефремович вдруг спросил:

— В Ленинград, поближе к Балтике, старого моряка не тянет?

— Я человек военный. Служу там, куда посылает начальство, — ответил Дыбенко, — но Ленинград люблю.

— Дисциплинированный ты боец, — засмеялся нарком. — Так вот, Андрей Александрович Жданов просит, чтобы тебя назначили командующим Ленинградским военным округом.

Когда окончилось совещание, Ворошилова и Дыбенко пригласили к Сталину. Беседа продолжалась недолго. Сталин сказал, что ЦК придает важное значение Ленинградскому военному округу, рекомендовал Дыбенко зайти к начальнику Генштаба Шапошникову.

Борис Михайлович дважды командовал Ленинградским округом, знал его досконально. Не торопясь он рассказал об особенностях округа, о возможностях ведения в этом пограничном районе боевых действий, о состоянии финской армии, которая «нависла» тогда над Ленинградом, об оборонительной полосе — линии Маннергейма.

5 июля 1937 года был подписан приказ о назначении его командующим ЛВО. Дыбенко с радостью возвращался в край своей революционной молодости.

Первый воскресный день решил посвятить ребятам, вместе с ними посетить зоопарк. Долго любовались «ушастым-хоботастым» слоном, потом пошли к барсам, тиграм, от них к медведям, верблюдам.

Началась беспокойная служба командующего Ленинградским военным округом.

Уехал в воинские части, дислоцированные в пригородах. Сразу ощутил значимость слов Шапошникова: «Пограничный район». «Граница рядом — 32 километра от моего кабинета в Главном штабе, а от Кронштадта — 30, — размышлял командующий. — И Ленинград, и остров Котлин, где стоит весь Балтийский флот, находятся на расстоянии орудийного выстрела…»

Разговаривал с начальником пограничной охраны Ленинградской области. Тот сообщил, что пограничную зону с противоположной стороны довольно часто посещают иностранные военные; германский генерал с группой офицеров с весны «изучает» нашу территорию.

…Двое суток провел командующий в Сестрорецком пограничном районе. Сидел с бойцами в секрете в кустах на берегу реки, смотрел в стереотрубу. Первым «объект» увидел молодой пограничник, показал: вот там, за рекой, слева от сухого дерева, стоят пятеро. Дыбенко заметил отраженный от оптического прибора солнечный лучик. «Фотографируют наш берег», — определил командующий.

Именно здесь, у пограничников, Дыбенко пришел к твердому убеждению: оборону Северо-Западного района — приморской зоны в особенности — необходимо строить совместно, усилиями сухопутных войск и флота. Такого же мнения придерживался и командующий Балтийским флотом флагман 2 ранга Иван Степанович Исаков, с которым Дыбенко встретился и беседовал в Кронштадте. Впрочем, никаких открытий командующие — морской и сухопутный — не сделали: во все времена все без исключения приморские государства имели армию и флот. Еще Петр I, основывая русский флот, образно сказал, затем и в Морском уставе записал: «Всякий патентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а который и флот имеет, обе руки имеет».

Дыбенко и Исаков вместе осмотрели Кронштадт, побывали на боевых судах, беседовали с экипажами. Большие перемены увидел здесь Дыбенко. Новые подводные и надводные корабли, о которых когда-то мог только мечтать; особенно обрадовали расторопные, культурные, отлично знающие свое дело краснофлотцы. Своими впечатлениями поделился с Исаковым. Оба были единого мнения. Далеко шагнуло Советское государство, его индустриальная мощь позволила обеспечивать новой боевой техникой Вооруженные Силы.

В тридцатые годы на флоте появился класс новых боевых кораблей, лидеры — эскадренные миноносцы. Позже, в. период Великой Отечественной войны, личный состав лидеров «Ленинград», «Москва», «Харьков», «Минск», «Баку», «Ташкент» творил чудеса невиданной отваги и мужества; лидеры ходили в конвоях, поддерживали своим огнем пехоту, высаживали десанты…